в замке, а затем…
— Ай, ты чего? — возмутилась, когда Руслан вдруг щелкнул меня пальцами по носу.
— Давай внесу тебя в квартиру. Пойдешь на ручки?
— Видел? — скрутила фигу. — Романтик, блин.
— Сам в шоке. Терпеть не мог все эти сопли, но Люб, тебе бы не помешало быть капельку романтичнее.
— Мне бы помешало. Открывай!
Первой в квартиру мы запустили не кошку, а любопытную Диану.
— Разуйся хоть, мелкая!
— Ой, я сейчас, — она скинула босоножки, и побежала любопытничать.
Бесстрашная мелюзга.
— Идем, покажу хоромы, — Руслан и сам разулся, потянул меня вглубь квартиры, где с восторженными возгласами носилась Диана.
Хорошая квартира, в общем-то. Техника новая, ремонт… хмм, в такие квартиры я еще не вламывалась в поисках ванны. Не дорого-богато, без цыганского шика, но сдержанно и красиво. Одна комната отделана в серо-розовых тонах, мне сразу понравилась, и кровать! Боже мой! Я — самая настоящая дикарка, но неужели у меня будет своя личная кровать?
Я тут же, не стесняясь Руслана, завалилась на нее солдатиком, чуть ли не плача.
— Нравится?
— О да! Ты себе не представляешь, как Диана крутится во сне, — ни с того ни с сего решила я пожаловаться. — Иногда столько синяков на теле остается. Дианка растет, ей постоянно снится, что она падает, и как давай пинаться. Мелкая, а бьет больно.
— Ты и сама мелкая, — по-доброму улыбнулся Руслан. — Идем дальше. Я так понимаю, комнату для себя ты выбрала?
Я кивнула. Мы вышли в коридор, и вошли в комнату напротив, которую уже облюбовала сестра. Стоит, обои наглаживает, пальцем рисунок обводит. Здесь более ярко — бежево-оранжевые цвета, и зеленые обои.
— Можно я здесь буду жить? — залепетала сестра, глядя при этом на Руслана.
— Можно.
— Я совсем одна буду?
— Вон моя комната, — указала на дверь. — Станет страшно — прибегай ко мне.
— Мне не станет страшно. Я не малышня, темноты не боюсь, — надулась сестренка.
— Что она сказала? — шепнул мне на ухо Руслан. — Я иногда твою сестру плохо понимаю.
— У нее молочные зубки выпадают. Не старайся понять Диану, я-то привыкла, любой её лепет распознаю. А когда она училась разговаривать, вообще атас был. Свой язык, — хихикнула я. — Чай она называла словом «дзик».
— Дзик?
— Ага. Потому что ложка о чашку билась, Диана запомнила, и упорно называла чай именно так. И многие другие слова. Если надо будет — стану переводить, что Диана говорит.
— Может, к логопеду её?
— Не надо, — рассмеялась я. — У нее детский звонкий голос, еще и зубы начали выпадать. Не нужен ей логопед. По крайней мере пока. Знаешь, я так ждала того времени, когда Диана заговорит. А сейчас иногда мечтаю, чтобы она заткнулась.
— Мамочка, — Руслан-таки ущипнул меня за щеку.
Я клацнула зубами, пресекая этот беспредел, и ахнула — Диана обои колупает.
— Вандалка! Дианка, блин! — подошла к ней, нахмурившись. — Ты что творишь, мелкая?
— Я посмотреть, Люб!
— Под обоями стены. Испортишь здесь что-то — клянусь, никакого сладкого. Ты меня знаешь!
— Я не буду, — всхлипнула она. — Прости, пожалуйста. Ну прости, Люб! Честно, не буду больше. Я буду хорошей!
Руслан нахмурился, глядя на нас, но вмешиваться не стал. Думает, наверное, что я изверг. Но я не кричу на Диану, хотя хочется иногда, чего уж греха таить. Прикрикнуть, сорваться. Однажды я так и сделала — был дерьмовый день, отчим в очередной раз нашел мою заначку, которую они с мамой пропили. Диана капризничала, хвостиком за мной ходила. Ей было три года. Совсем мелюзга. Ничего плохого она не делала, а я вдруг сорвалась. Кричать начала, как невменяемая. Дианка в слезы, убежала от меня как от монстра. Как же мерзко мне стало. Будто бездомного котенка пнула — вот как я себя чувствовала. Не пошла за ней, села на пол, и разревелась от омерзения к самой себе — на слабой сорвалась. А Диана вернулась. Личико заплаканное, испуганное, от меня она не ожидала, что обижу. Но подошла, обняла, и начала мне слезы утирать. Тогда я поклялась, что как бы хреново мне ни было — срываться на ней не буду. Кричать, шлепать — это табу. Но и воспитания никто не отменял, потому строгость и ласка — наше всё.
Руслан притащил сумки, и мы начали их разбирать. А он не уходил. Сидел на кровати, наблюдал, и это таким естественным казалось. Что Руслан Соколовский здесь, со мной. И я больше его не ненавижу… почти. Хотя, какой-то частью души все равно ненавижу — столько раз он отталкивал меня, даже комплекс появился — вдруг я недостаточно хороша?
— А где моя одежда? — пролепетала Диана.
— Вот. Целый ворох.
— Но мама же подарила. Мама подарила, — пропищала сестра. — Люба, мамочка же подарки сделала! Где они?
Боже, дай мне сил.
— Те вещи пришлось вернуть. Я тебе куплю, и…
— Я хочу те! Их мама подарила! Верни их! Любочка, ну верни! — зарыдала Диана.
Руслан испугался. Я это вижу. Не привык иметь дел с шестилетками. Дианка вдобавок еще и сама по себе эмоциональная, да и с нервной системой у нее беда из-за маминой «здоровой» беременности. Детство в притоне тоже наложило свой отпечаток. Диана то плачет, то смеется. Капризничает жутко. Сейчас вот ногами топает, и слезами умывается.
— Диан, — обняла её, подавляя сопротивление, — те вещи… они плохие. Мама хотела нам подарок сделать, мама хорошая, но вещи — они плохие. Мы не будем их носить. Мы же хорошие с тобой, да? Я клянусь тебе — куплю я тебе вещи. Какие захочешь, слышишь? Пойдем с тобой в магазин, и будем скупать платья. Десять… нет, двадцать. Тридцать штук!
— Но их же мама подарила!
— Я знаю, милая. Знаю, — поцеловала её в заплаканное личико, и продолжила утешать.
Диане не столько одежда важна, сколько то, что это мамин подарок. Иногда я жутко ревную. Без шуток — все материнские обязанности именно я выполняла, не мама. Ночами вставала, кормила, утешала. Когда зубы резались, я вообще в ужасе была, и не понимала что делать — у Дианы все лицо в слюнях было, но справилась же. И с искривленной ножкой тоже — на массажи её
