Тем не менее, потому ли, что эпос воспевает микенские времена, или потому, что уже наступал канун классического рабовладения, но представление о значении рабства у Гомера достаточно яркое. Переодетый Одиссей говорит (Одиссея, XVII.422–423, XIX.78–79):
Множество было рабов у меня и всего остального,
С чем хорошо нам живется, за что нас зовут богачами.
Рабов, как правило, захватывали на войне; и, может быть, ради этого велись и войны. Что этот захват был правилом, видно из слов Андромахи в "Илиаде" (XXIV.729–734). Обширное рабовладение вообще трактуется в эпосе как признак богатства. Отсюда получается характерное для всего гомеровского общества противоречие, которое с другой точки зрения можно назвать и органическим единством, рабовладение — само по себе еще слабое, но аппетиты рабовладельцев уже значительные. И если к этому прибавить еще микенские рудименты наравне с зачатками уже позднейшего классического рабовладения, то ясно, что ведущий принцип у Гомера — это пограничное положение между первыми двумя общественно-экономическими формациями, когда патриархальная примитивность уже осознана, а классовая цивилизация еще не водворилась, периоды же прошлого развития расцениваются с этой пограничной точки зрения. Впрочем, относительно Микен тоже нужно сказать, что категорическое мнение о рабовладельческом характере микенского государства значительно ослабевает после исследований С. Я. Лурье, доказавшего наличие в Микенах большого количества разнообразных категорий рабов и постепенность перехода от рабского труда к свободному.
Подобная сложность социальных проблем у Гомера заставляет и наших историков расходиться во многих самых ответственных вопросах. Так, по Я. А. Ленцману,
"От гомеровского рабовладения, каким оно отражено в эпосе, не ведет прямая, восходящая линия развития к рабовладению архаического и классического времени" (ВДИ, 1952, № 2, страница 53). Каллистов ("Древняя Греция", издание Академии наук СССР, М., 1956, страница 80) пишет: "В целом гомеровский век должен быть признан только начальным этапом в том сложном процессе, который в конечном счете приводит античную Грецию к развитой системе эксплуатации несвободного труда". С другой стороны, Я. А. Ленцман (указанное сочинение, страница 55) считает ошибкой у буржуазных историков преуменьшать значение рабства у Гомера и сочувственно цитирует слова другого историка, С. И. Ковалева: "…рабство, в сущности, уже начинает проникать весь строй гомеровского общества": Каллистов (указанное сочинение, страница 81) пишет: "…рабство в гомеровской Греции еще не достигло большого развития". Да и цитируемый Я. А. Ленцманом С. И. Ковалев отнюдь не всегда думал так, как это представляет себе Я. А. Ленцман. По крайней мере, в "Истории древнего мира", 1955, страница 65 С. И. Ковалев пишет: "Изучая "Илиаду" и "Одиссею", мы видим, что общественный строй X–IX веков до н. э. оставался первобытнообщинным. Рабство существовало, но оно еще не получило широкого распространения". Точно так же Я. А. Ленцман при исчислении количества рабов у Алкиноя и Одиссея исходит из указываемой у Гомера цифры 50. Но эта цифра — явно мифологическая: у Приама — 50 сыновей, у Ахилла — 50 кораблей, с 50 человеками на каждом корабле, у Филоктета — на каждом корабле тоже 50 человек, у Евмея — в каждом закуте по 50 свиноматок.
Нам кажется, что подобного рода разногласия между историками (эти разногласия попадаются у них на каждом шагу, несмотря на частую у многих тенденцию преувеличивать точность исторической науки) возникают вследствие огромной сложности вопроса, а также вследствие недостаточного учета подвижности гомеровского эпоса, связанности его со многими столетиями социального развития и вытекающего отсюда огромного количества в нем пестрейших рудиментов разных времен.
3. Организация власти
а) Цари. Перевод греческого слова "басилевс" как "царь" является переводом чрезвычайно условным, если не прямо ошибочным. Наименование у Гомера — "цари" не имеет ничего общего с тем употреблением этого термина, с которым мы встречаемся в истории византийских или московских царей. Только в качестве редчайшего рудимента былого фараоновского представления о царе мы находим в "Илиаде" (II.203–206) ссылку Одиссея на абсолютное единовластие, которое понадобилось ему, конечно, только ввиду стихийного бегства всего войска к кораблям. Власть царей у Гомера заметно демократизируется. Власть царя наследственна, но при условии выдающихся качеств претендента. Случаи выборности редки, как это вытекает из речи Телемаха (Одиссея, I.394–396). Может быть, лучше говорить о гомеровской тенденции к наследственности царской власти, а не просто о наследовании. А может быть, это и рудимент старых абсолютистских представлений. У Гомера нет никакого единодержавия: в Аргосе — 3 басилевса, в Элиде — их 4, а на Схерии при Алкиное — 12 басилевсов (VIII.390 слог). Уж это одно говорит о чрезвычайно большой ограниченности царской власти у Гомера. Царь является, строго говоря, только родовым старейшиной и жрецом, а также весьма несамостоятельным судьей. Власть его осуществляется главным образом на войне. К этому нужно присоединить еще и сильнейшую критику царей у Гомера. Таков эпизод с приказом Агамемнона отправляться войскам на родину. Этот верховный вождь, вообще говоря, обладает довольно слабой властью. Одиссею приходится во время бегства войска действовать главным образом силою собственного красноречия и только в крайнем случае применять дубинку и притом без всяких посредников, а вполне самолично. Такова знаменитая история с Ферситом (Илиада, II.182–278). К этому необходимо присоединить также и взаимную критику царей, например, между Ахиллом и Агамемноном (Илиада, I.101–305). Таким образом, "первобытная демократия находилась еще в полном расцвете, и из этого мы должны исходить при суждении о власти и положении как совета, так и басилевса" (Энгельс. Происхождение семьи…, страница 108).
Это не мешает царям жить в роскоши, владеть богатыми земельными наделами с развитым скотоводством и коневодством. В этом смысле говорит Диомед о своем отце Тидее (Илиада, XIV.121–124), а также Сарпедон Главку об их владениях (XII.310–321). Цари получают лучшие дары от народа (Илиада, I.164–168): этолийцы обещают Мелеагру участок в 50 мер в награду за его помощь, с одной половиной участка под виноградом и с другой половиной, пригодной под пашню (Илиада, IX.576–580). Ликийцы тоже отводят Беллерофонту лучший участок земли с садом и пашней (VI.193–195). Даров у царей имеется так много, что Ферсит, например, упрекает Агамемнона в накоплении больших запасов меди, которыми будто бы набиты его палатки (II.226). Гектор предлагает Ахиллу в виде выкупа множество золота и меди (XXII.340). Как известно, дом Одиссея был прямо набит золотом и медью, из-за чего и шла борьба женихов с Пенелопой и Телемахом.
В гомеровское время, по-видимому, было и нечто вроде податей. Об этом говорит Алкиной (Одиссея, XIII.4 слог), когда он, щедро одаривши Одиссея подарками, намеревается взыскать все эти затраты с народа. Правда, у Гомера это единственное место, намекающее на существование податей.
Получали награды также победители на состязаниях, как, например, на состязаниях в честь Патрокла Ахилл раздавал награды в виде тазов, треножников, мулов, коней, быков, рабынь и железа.
Труд для царей у Гомера еще не позор, как не позор он и для самих богов. Подробнее об этом ниже.
Характеризуя сущность царской власти у Гомера, Энгельс пишет: "У греков, которые под Троей представляли собой только войско, на собрании (agora) царят довольно демократические порядки: Ахиллес, говоря о подарках, т. е. о дележе добычи, эту задачу всегда возлагает не на Агамемнона или какого-нибудь другого басилевса, но на "сынов ахеян", т. е. на народ. Эпитеты "Зевсом рожденный", "Зевсом вскормленный" ничего не доказывают, так как каждый род ведет свое происхождение от одного из богов, а род главы племени уже от "более знатного" бога, в данном случае — от Зевса. Даже лично не свободные, как, например, свинопас Евмей и другие, являются "божественными" (dioi и theioi). "Короче, слово basileia, которое греческие писатели употребляют для обозначения гомеровской так называемой царской власти, при наличии наряду с ней совета вождей и народного собрания, означает только военный признак этой власти — военное предводительство (Маркс)". - (Энгельс, там же, страница 109.)
б) Совет старейшин (boyle). Этой организации принадлежат административно-судебные функции и тесная связь с басилевсами, часто подкрепляемая трапезой, — Одиссей (VIII.95–99) у феаков, а в "Илиаде" (IX.67–76) Нестор советует Агамемнону устроить пир для старейшин. Это, конечно, снижает официальную значимость "буле" и придает ей наивно-примитивный оттенок. Кроме того, необходимо отметить его спорадичность в мирное время и частый характер на войне. Например, в X песни (Долония, 32 слог) Агамемнон и Менелай собирают старейшин, а в X.414 то же делает Гектор. Царскому "буле" присуща весьма непостоянная деятельность, начиная от полного его отсутствия (например, Ахилл собирает агору без "буле", Илиада, I.54) и кончая враждебным его настроением и резким разделением на партии (Одиссея, III.137–150). Необходимо говорить и о зарождении царской оппозиции совету старейшин. Таково, например, поведение Телемаха в "Одиссее", II.11–14.
