— Представь себе: с совершенно невинным видом прогуливаюсь по пляжу, — сказала Дейл, — никто и не подозревает, что сейчас произойдет, — продолжала она, направляясь ко мне и покачивая бедрами, выражение лица самое невинное, — очевидно, как у Далилы, приближавшейся к Самсону: руки на бедрах, высокие каблуки ритмично постукивают по глиняным обожженным плиткам, окружающим бассейн, груди, сжатые тесным лифчиком, при каждом шаге стройных длинных ног легонько колышатся. Меня охватило возбуждение, живо напоминавшее мои юношеские годы.
— А потом, посмотри, — сказала она, — просто завожу руки за спину, — сказала она, — просто так, как будто случайно, Мэттью, понимаешь, просто завожу руки за спину, — сказала она, все еще продолжая медленно и неумолимо приближаться ко мне: высокие каблучки постукивают по плиткам, живот мягко колышется над белой полоской бикини, которая скрывает белокурые волосы, руки, согнутые в локтях, заведены за спину. — И вот, видишь, — только слегка дергаю за бечевку, и тут они просто… о-о-о! — произнесла она с притворным удивлением, опустив глаза и как бы недоумевая, как же это ее груди вырвались вдруг на свободу. — Я все правильно делаю? — спросила она.
Дейл остановилась футах в десяти от меня, пройдя приблизительно половину длины бассейна, и снова положила руки на бедра, слегка выдвинув вперед ногу. Там, где солнце не касалось груди, кожа была молочно-белой, а соски — удивительно твердыми. Довольно долго она стояла неподвижно, а затем опять начала приближаться ко мне все той же медленной, дразнящей походкой, не спуская глаз с моего лица. Руки скользнули по бедрам вниз, большие пальцы зацепились за тесемки трусиков.
— А потом, — сказала она, — если у меня хватит мужества, — сказала она, — и если не испугаюсь полиции, тогда почему бы мне, — знаешь, так медленно, медленно, — не приспустить свое бикини, Мэттью, как раз до того места (и она начала спускать трусики), где растут белокурые волосы, — как раз вот до сих пор, Мэттью, где уже начинаются…
И тут зазвонил телефон.
— Черт бы его побрал, — выругалась Дейл.
Телефон продолжал трезвонить.
Дейл остановилась, продев большие пальцы в завязки бикини, длинные пальцы направлены вниз, к треугольнику, за которым скрывалась шелковистая белокурая дорожка, верхняя часть которой уже видна.
— Не отвечай, — прошептала Дейл.
— Это может быть Джоан, — возразил я.
— Нет, это твой дружок Блум, черт бы его побрал, — сказала она.
Это был, черт бы его побрал, мой дружок Блум.
— Мэттью, — начал он, — случилась ужасная вещь. Надеюсь, ты сидишь на стуле.
— В чем дело? — спросил я.
— Твой парень улизнул.
— Что?
— Харпер. Он удрал из тюрьмы.
— Что?
— Украл машину шерифа, припаркованную у задней двери, дал под зад этому растяпе дежурному… Бог его знает, где этот Харпер сейчас. Мэттью. Я уже разослал по всем участкам информационные сообщения, — извини, ОБРО, никак не привыкну к вашему названию. «Объявлен в розыск», — а это означает, что на его поиски будет задействована вся дорожная полиция штата. Не думаю поэтому, что он станет цепляться за машину шерифа. Мэттью? Ты меня слышишь?
— Слышу, — ответил я.
* * *
Дождь лил как из ведра, когда мы прибыли в Пуэрто-Валларта, в Калузе такие ливни бывают обычно летом. В Калузе утром ярко светило солнце. Мой партнер Фрэнк утверждает, что любит дождь, а еще больше — снег. Говорит, что однообразие калузской погоды способно свести человека с ума. И рассуждает об однообразии здешней погоды, пережив не один сезон ураганов! Сейчас погодка была бы Фрэнку по душе: потоки воды и порывы ветра насквозь пронизывали наш джип, — у которого, как известно, нет боковых окон, — пока Сэм Торн вез нас из аэропорта на свою виллу.
На Сэме был непромокаемый плащ и желтая шляпа, в которых он больше походил на рыбака, чем на окружного судью в отставке. Лучше нас разобравшись в атмосферных условиях, он без труда переносил эту дикую поездку до своей виллы. На всех остальных была та одежда, которую надели в это солнечное теплое утро в Калузе. Никто не готовился к встрече с проклятым тайфуном, обрушившимся на нас со страшной силой, как только сошли с борта самолета. На Дейл синие джинсы и зеленая майка под цвет глаз, длинные волосы цвета опавших листьев растрепал ветер, по лицу струились потоки воды, стекла очков запотели. Джоан, обожавшая и подражавшая Дейл, также облачилась в синие джинсы и зеленую майку, у нее был даже такой же медальон, как у Дейл. Белокурые волосы Джоан стянуты на затылке хвостиком, она непрерывно щурилась от порывов ветра и дождя. На мне тоже джинсы и спортивная рубашка с открытым воротом, рукава которой закатаны. Рубашка промокла насквозь еще до того, как выехала с территории аэропорта, а дождь поливал нас всю дорогу, которая шла вдоль берега, где ветер с Тихого океана дул с гораздо большей силой.
Сэм утешил нас, объяснив, что такой погоды в Пуэрто-Валларта в ноябре не бывает. По его словам, в ноябре ожидалось выпадение осадков на треть дюйма ниже нормы, а средняя температура должна быть 78 градусов по Фаренгейту, или 26 — по шкале Цельсия. Но последние несколько дней, объяснил он потом, погода испортилась: дождь и холод. «Никогда такого не бывало», — сказал он. Сэму — около шестидесяти пяти, но он по-прежнему высокий и стройный; нос по форме напоминает томагавк, у него умные голубые глаза и копна седых волос, благодаря которым он почему-то выглядит моложе своих лет. Как бывший судья, Сэм четко формулирует мысли, заботливо взвешивая каждое слово; создается впечатление, что он, как олицетворение правосудия, произносит напутствие присяжным заседателям.
Вилла, которую он приобрел (или, правильнее сказать, арендовал сроком на 99 лет, ибо в Мексике иностранцам не разрешено владеть недвижимостью), расположена на вершине холма, к югу от города, на самом берегу океана. У нас ушло пятнадцать минут на преодоление шести дождливых, насквозь продуваемых ветром, проклятущих миль, которые отделяли виллу от города, но нам показалось, что ехали не меньше часа. «Вот и приехали», — объявил наконец Сэм, и, выбравшись из джипа, мы прошли сквозь кованую чугунную калитку, справа от которой на стене была табличка: «Каза Эспинья».
— Эспинья по-испански «терн», — объяснил Сэм и заорал во всю мочь: — Карлос! Ven аса![27]
Карлоса и его жену Сэм нанял незадолго до нашего приезда, но тут же сообщил нам шепотом, что собирается их рассчитать, как только найдет более подходящую прислугу. Карлос ни слова не говорил по-английски. Ему пришлось карабкаться к нам по каменной лестнице, которая шла вдоль наружной стены трехэтажной виллы. Поскользнувшись на верхней ступеньке, он чуть не свалился и, чудом сохранив равновесие, избежал смертоносного падения на извивавшееся узкой лентой шоссе или на пляж — по другую сторону от дома. Виллу построили почти на самой вершине холма, к ней вела только грязная извилистая дорога, которую основательно обмыл за последние несколько дней «тропический ливень», как его назвал Сэм. Дом стоял на отшибе, и Сэм наслаждался здесь покоем, которого так жаждал после ухода на пенсию. Карлос забрался в джип и принялся выкидывать оттуда наш багаж, сваливая его прямо на мощенную плитками дорожку. Под проливным дождем мы отправились в опасный путь, вниз по каменным ступенькам, которые вели к парадному входу.
— Этим дверям двести лет — почти мои ровесники, — пошутил Сэм.
Мы прошли вслед за Сэмом в комнату, и тут перед нами открылся такой вид, что от восторга перехватило дыхание. Мы находились в столовой, которую Сэм называл по-испански «el comedor». Это была открытая, просторная терраса, которая служила столовой, слева от нее находилась кухня. Пол покрыт зеленой глазурованной плиткой, по цвету напоминавшей глаза Дейл, поэтому, когда мы переступили порог, нам показалось, что у нас под ногами разверзлась морская бездна, огражденная в целях безопасности чугунными перилами: терраса буквально повисла над обрывом, круто уходившим вниз, к морю. Слева открывалась панорама берега: широкая песчаная полоса, рыбачьи лодки, перевернутые по случаю дождя кверху дном, крытые соломой навесы, а еще дальше, за ними, виден мыс, на котором (как объяснил Сэм) кинокомпания, снимавшая «Ночь игуаны», построила декорации для сцены пожара. «Этот фильм сделал известным Пуэрто-Валларта, — сказал Сэм, — спасибо Элизабет Тейлор и Ричарду Бартону».[28] Дорога огибала остатки декораций и исчезала в зарослях, окаймлявших горы, они тянулись бесконечной цепью до самого горизонта: одна заросшая буйной растительностью вершина как отдаленное эхо повторяла другую. А справа, насколько хватало глаз, раскинулся Тихий океан, — сегодня бурный и взбаламученный, — бесконечная водная пустыня, простиравшаяся до самого Китая. Недалеко от берега над водой возвышались две громадных скалы, которые Сэм назвал «los arcos», очевидно потому, что под действием ветра и воды в их толще образовались сквозные арки. И вдруг над океаном загорелась радуга. «Папа, ты только посмотри, какая красота!» — прошептала Джоан и взяла меня за руку.
