Он тотчас же задумался, что привело к нему гостей в столь ранний час. Оба числились среди его самых близких знакомых – и занимали высокое положение в столичном свете.
В то время как ее друзья и родные проводили время в поисках развлечений и в бесконечной череде празднеств, растрачивая здоровье и деньги, леди Кэролайн – гадкий утенок в семье, отличавшейся редкой красотой – посвятила свою жизнь иной цели. Она стала филантропкой; сегодня леди Кэролайн выступала на собрании, завтра председательствовала на заседании какого-нибудь комитета – и вообще стремилась, как она сама высокопарно выражалась, “к улучшению жизни и условий существования наших несчастливых братьев”. Это была низенькая светловолосая женщина лет сорока пяти, с отнюдь не безобразным лицом, которое, однако, страшно портили огромные, выпирающие передние зубы.
– Дорогая моя леди Кэролайн, как любезно с вашей стороны, – сказал Карн, пожимая гостье руку, – и с вашей также, лорд Эмберли. Какому счастливому стечению обстоятельств я обязан столь приятным визитом?
– Боюсь, мы явились слишком рано, – ответила ее светлость, – но лорд Эмберли заверил, что вы нас извините, поскольку дело неотложное.
– Умоляю, не извиняйтесь! – воскликнул Карн. – Видеть вас – величайшее удовольствие. А что касается раннего времени, то я со стыдом признаю, что едва закончил завтракать, хотя уже близится полдень. Не хотите ли присесть?
Они сели, и леди Кэролайн приступила к рассказу.
– Как вы, наверное, знаете, мои знакомые утверждают, что я наношу им визиты, только когда надеюсь выпросить денег на благотворительность, – начала она. – Нет, не спешите застегивать карман, мистер Карн, сегодня я ничего не намерена у вас просить. Вместо этого я предлагаю вам принять участие в благотворительном движении, которое мы начали, чтобы собрать денег в помощь несчастным жителям Канарских островов, пострадавшим от недавнего ужасного землетрясения. Мой кузен, маркиз Лейверсток, любезно пообещал быть нашим председателем; хотя фонд основан лишь вчера, мы уже собрали по подписке десять тысяч фунтов. Как вы понимаете, если мы хотим привлечь внимание общества и добиться поддержки, деньги должны собирать представители всех классов. Наше намерение таково: завтра вечером устроить у меня дома собрание, пригласить побольше известных людей и спросить их мнения. Я не сомневаюсь: если бы вы только согласились внести свою лепту и помочь в осуществлении нашего замысла, мы собрали бы не менее ста тысяч фунтов в пользу пострадавших. Мой добрый друг лорд Эмберли окажет нам неоценимую помощь, исполнив обязанности секретаря. Королевская семья дала свое любезное одобрение и, вероятно, возглавит список жертвователей, сделав крупный взнос. Мы обратимся к обществу в целом и призовем к сотрудничеству священнослужителей всех рангов. Если вы согласитесь, чтобы ваше имя значилось в списке членов комитета… если позволите нам объявить, что вы выступите на завтрашнем собрании… тогда, уверена, мы добьемся успеха.
– Я охотно помогу всем, что в моих силах, – ответил Карн. – Если мое имя принесет вам какую-либо пользу – пожалуйста, располагайте им. А пока что, если позволите, я пришлю чек на тысячу фунтов – мой взнос в благотворительный фонд, который вы основали.
Ее светлость засияла от восторга, и даже лорд Эмберли любезно улыбнулся в знак одобрения.
– Вы очень щедры, – сказала леди Кэролайн. – Я могу лишь пожелать, чтобы остальные последовали вашему примеру.
Она умолчала о том, что пожертвовала в фонд лишь десять фунтов, хоть и была весьма богата. В обществе хорошо знали, что хотя леди Кэролайн и занималась благотворительностью в широком масштабе, но крайне редко делала щедрые взносы. Как однажды заметил некий остряк: “Филантропия – ее добродетель, скупость – ее порок”.
– Клянусь богом, – заметил Эмберли, – если вы намерены вот так швырять деньгами, я почувствую желание сделать то же самое.
– Так позвольте мне с огромным удовольствием внести в список жертвователей вас обоих! – воскликнула леди Кэролайн, с похвальной расторопностью раскрывая записную книжку и выхватывая карандаш.
– Так позвольте мне с огромным удовольствием внести в список жертвователей вас обоих! – воскликнула леди Кэролайн.
– Я буду просто счастлив, – сказал Карн с искренней улыбкой.
– И я, – отозвался Эмберли, и в мгновение ока обе суммы были записаны.
Добившись желаемого результата, ее светлость встала, чтобы проститься. Лорд Эмберли последовал примеру леди Кэролайн.
– Вы ведь не забудете, мистер Карн? – сказала она. – Я очень надеюсь увидеть вас у себя завтра в три часа. Мы с нетерпением будем ждать вашей речи. Вряд ли я должна напоминать, что каждое произнесенное вами слово будет выслушано с огромным вниманием.
– Завтра в три, – повторил Карн. – Я приеду. Не бойтесь, я не позабуду. А теперь, раз уж вы полагаете, что вам пора, до свидания и спасибо за приглашение.
Он проводил обоих до экипажа, который ждал снаружи. Проводив его взглядом, Карн вернулся в кабинет, чтобы выписать обещанный чек. Сделав это, он не встал из-за стола, но продолжал сидеть, покусывая кончик пера и глядя на пачку промокательной бумаги. В голову ему вдруг пришла великолепная мысль – такая грандиозная, что с минуту он сидел как зачарованный.
– Если мой план сработает, какой это будет ошеломительный успех, – сказал он самому себе. – Главный вопрос: можно ли его осуществить? Сделать так, чтобы англичане пожертвовали мне свои фунты, шиллинги и пенсы, – прекрасная идея, и как раз в моем вкусе. И потом, не стоит забывать, что я обеднел на тысячу фунтов и нужно как-то поправить дело. Но прямо сейчас я, пожалуй, отложу эту проблему. После завтрашней встречи я буду знать, с чего начать, и если останусь в прежнем расположении духа, то будет странно, если я не изыщу какого-нибудь способа исполнить задуманное. А до тех пор надо сочинить речь, от нее зависит изрядная доля успеха. Странный мир, в котором столь многое зависит от столь малого!
Без пяти три на следующий день сторонний наблюдатель мог полюбоваться – и это не преувеличение, – как Саймон Карн неспешно шагает от Эпсли-хауса к Глостер-плейс. Добравшись до резиденции лорда Уэлтершолла, он обнаружил длинный ряд экипажей, выстроившихся вдоль тротуара. Седоки высаживались у дверей его светлости. Карн последовал в дом за потоком гостей и поднялся по лестнице в огромную гостиную, где должно было проходить собрание. Набралось уже около ста человек, и не приходилось сомневаться, что, если гости продолжат прибывать с прежней скоростью, вскоре в комнате не останется места. Увидев возле двери леди Кэролайн, которая приветствовала друзей, Карн поспешил пожать ей руку.
– Как хорошо, что вы пришли, – сказала она, беря гостя за руку. – Помните, сегодня мы ждем от вас воодушевляющей речи. Нам нужны слова, которые воспламенят всю Англию и затронут сердце каждого мужчины и каждой женщины в нашей стране.
– Вернее, затронут их кошельки, – заметил Карн с тонкой улыбкой.
– Будем уповать, что нам удастся и это, – ответила леди. – А теперь не будете ли вы так любезны пройти на возвышение в том конце комнаты? Если не ошибаюсь, лорд Лейверсток там беседует с моим мужем.
Карн поклонился и зашагал, куда было велено.
Как только стало известно, что все знаменитости прибыли, собрание объявили открытым, и начались речи. Хотя среди них попадались и недурные, никто не сомневался, что “гвоздем” вечера станет обращение Карна. Он был прирожденным оратором, а главное, хоть его и предупредили лишь накануне, он успел досконально ознакомиться с вопросом. Красивое лицо Карна горело волнением, звучный голос оглашал просторную комнату, подобно трубному гласу. Оратор сел под грохот аплодисментов. Лорд Лейверсток подался к нему и пожал руку.
– Завтра утром вашу речь будут читать по всей Англии, – сказал он. – Благодаря ей фонд получит не одну тысячу фунтов. От души поздравляю вас.
Саймон Карн подумал, что если речь действительно принесет то, на что он рассчитывал, тогда в свете будущих событий ему и впрямь можно от души себя поздравить. Впрочем, он скромно принимал изливающиеся на него похвалы, и, пока следующий оратор кое-как пробирался сквозь дебри собственного красноречия, Карн развлекался, рассматривая лица собравшихся и гадая, что они скажут, когда узнают о сюрпризе, который он намеревался им преподнести. Через полчаса, когда избрали комитет и собрание закончилось, он простился со знакомыми и отправился домой. В тот вечер Карн ужинал у себя, намереваясь затем отправиться в клуб, а между десятью часами и полуночью заглянуть на один прием и два бала. После ужина, однако, он передумал; наказав Раму Гафуру никого не пускать и велев отложить экипаж, он отправился в кабинет, заперся и принялся курить и раздумывать.
