— Эти буквы, Толбат, они хорошо получились. Даже очень.
Но Моис не слушал. Не сводя с Адама глаз, он негромко сказал:
— Почему ты меня об этом спросил? Не называл ли он меня черным сукиным сыном? — он подождал, потом сказал ещё тише: — Чего это тебе понадобилось знать-то?
Сначала Адам не отвечал, уставившись на Моиса. Потом сказал:
— Просто так, из интереса.
— Так вот, слушай, — сказал Моис. — Слушай хорошенько. Я — я теперь буду тебе каждый вечер отчитываться. Чтобы ты больше никогда не спрашивал просто так. Из интереса.
И он сдержал слово. Каждый вечер, выбирая всегда разное время, Моис отчитывался. И Адам ждал, — считая минуты, с ужасом ждал момента, когда Моис это скажет и засмеется.
Однажды Адам думал, что Моис забыл или ему надоела эта игра. Они уже легли. Погасили лампу. Адам почти уснул. И тогда услышал голос с соседней койки.
— А старик-то, — сказал голос, — сегодня не назвал меня черным сукиным сыном.
И следом — смешок в темноте, приглушенный, мягкий, как мех.
Погода переломилась. Темнеть стало позже, а сумерки тянулись дольше. В сумерках легкий ветерок с пустоши за лагерем приносил наводящий грусть сладковатый запах не потревоженной плугом земли, смешанный с запахом дыма из печных труб. Пришло сообщение, что Грант[32], который победил при Виксберге[33], назначен верховным главнокомандующим в чине генерал-лейтенанта. И, скорее всего, возглавит штаб потомакской армии.
Эти новости и послужили поводом для веселья — с песнями и танцами. Веселились следующим образом. Симс Пердью с безумным гиканьем носился вокруг костра. Солдаты из роты "С" положили полдюжины выцветших банкнот на дно корыта, присыпали купюры мукой дюймов на двенадцать[34] и подговорили пятерых негров попытаться со связанными за спиной руками добыть богатство, рискуя задохнуться. Адам сидел на ящике из-под крекеров у стенки маркитантской палатки и смотрел. Моис пристроился рядом на корточках. Они наблюдали за Симсом Пердью, который с воплями отплясывал кругами вокруг корыта, где негры рылись в муке, и лупил их по головам.
— Я б тоже от доллара не отказался, — сказал Моис. Он не отрывал глаз от этой сцены. — Но на такое я б не пошел, — и, помолчав, добавил: — Нет, ни за какие деньги.
То и дело Симс Пердью прерывал свою безумную пляску вокруг корыта, чтобы выхватить у приятеля кувшин и сделать жадный глоток или наклониться и, возложив огромную, как окорок, пятерню на голову одного из негров, вдавить его лицом в муку. Когда он отнимал руку, жертва принималась кашлять и отплевываться, мука летела во все стороны, а Симс Пердью подпрыгивал, испускал истошный вопль и продолжал танец. Он закатывал глаза и хохотал, в полнейшем восторге запрокидывая крупную голову, усеянную слипшимися от пота огненно-рыжими, детскими кудряшками.
Адам глядел на него во все глаза.
— Он делает им больно, — сказал он.
— Больно он сделает мятежникам, — сказал Моис. — Не говоря уж о том, скольким из них он уже сделал больно. Отправив на тот свет.
Они помолчали, наблюдая.
Потом Адам сказал:
— Кто-то должен остановить его.
— И кто же его остановит? — спросил Моис. — Он любого отправит на тот свет. Как тех мятежников. На том кукурузном поле у Антиетама, мне рассказывали. Он даже не стрелял. Не-а, просто встал и перешлепал их прикладом — чпок!
Сидя на корточках, Моис изобразил, как Симс управлялся со своей винтовкой: "Чпок! Чпок!" — выкрикивал он хриплым шепотом. "Чпок! Чпок! Чпок!"
Глаза его блестели.
Немного погодя, он сказал:
— Ему дали медаль. За то, что перечпокал мятежников.
Симс Пердью с воплями кружил в танце. Они смотрели.
— Я бы не отказался от медали, — сказал Моис.
Симс Пердью перестал вопить и кружиться. Он нагнулся, ухватил одного из связанных негров за щиколотки и поднял в воздух. Гигант стоял с невинной, широкой улыбкой на сверкающим от пота лице и держал негра над землей, но не слишком высоко, чтобы лицо его осталось погруженным в муку. Черная голова судорожно дергалась. Над корытом вздымались вулканы и гейзеры муки: видимо, утопленный в ней рот пытался закричать. Голове временами удавалось приподняться над поверхностью и сделать вдох, прежде чем снова погрузиться в муку.
Адам не отрывал глаз от этой сцены. Его охватил тошнотворный ужас. Он не знал, чего боится. Ужас поднимался изнутри.
Потом вдруг Симс Пердью загоготал. Он мотал негра за пятки и гоготал от неудержимой радости. Он запрокидывал красивую мальчишескую голову с огненно-рыжими кудряшками и от души хохотал заразительным смехом.
Адам понял, что вскочил. Что бежит к корыту, к Симсу Пердью. Но он не добежал. Не успел он сделать и четырех шагов — чья-то рука схватила его, и сиплый, дрожащий голос зашептал:
— Боже Всемогущий, тебя же убьют, полезешь, и он убьет тебя — он тебя убьет, Кривуля!
Адам вырывался из сжимающих его объятий.
— Пусти меня! — крикнул он, или пытался крикнуть, ибо в груди почти не осталось воздуха.
— Кривуля... Кривуля... — голос теперь умолял. — Тебя убьют, Кривуля...
Адам вертелся, пытаясь освободиться из объятий.
— Пусти! — крикнул он.
— Нет... нет, Кривуля... дурак ты чертов!
Адаму удалось высвободить руку. Это была левая рука. Он сжал кулак и ударил Моиса Толбата в лицо. Позиция оказалась крайне неудобной, и левая рука была намного слабее правой, но он ударил изо всех сил. Он попал Моису по щеке, и Моис посмотрел на него сверху вниз удивленным, горестным, проникновенным взглядом.
Кулак Адама вновь ударил по лицу. Лицо немного отпрянуло. Голова досадливо дернулась, как бывает, когда человек отгоняет муху или не может вспомнить что-то важное и от этого сердится. Моис Толбат, казалось, пытался вспомнить что-то важное или сообразить, что говорят в таких случаях. Лицо у него застыло от напряжения.
— Пусти! — крикнул Адам и снова ударил.
Руки разжались.
— Ладно, — сказал Моис Толбат. — Гляди! — и мотнул головой в сторону корыта.
Симсу Пердью наскучило развлечение. С грустным безразличием он просто выпустил пятки чернокожего, и парень упал, как полупустой мешок картошки, а Симс возобновил свой маниакальный танец, с кружением и воплями. Негр выбрался из корыта и откашливался, тихонько постанывая. Какой-то солдат нагнулся и перерезал веревку на его запястьях. Парень сел и стал тереть лицо, неуклюже размазывая муку. Он мучительно дышал ртом, губы его, как заметил Адам, были приоткрыты. Но зубы стиснуты. Он что-то держал в зубах.
Правой рукой парень вынул изо рта то, что держал. Это действительно нельзя было просто выплюнуть и забыть. Парень поднял это над головой, все ещё хрипя и отплевываясь. Лицо под разводами муки улыбалось. Улыбка получилась бледная, хилая, кривенькая, в мучных разводах, но это была улыбка.
Предмет, зажатый в руке, оказался развернутой долларовой купюрой.
Адам вернулся к своему ящику из-под крекера в тени палатки и сел. Моис подошел и снова сел рядышком на корточки. Солдаты вокруг корыта кричали "ура". Они кричали "ура" победителю, державшему купюру. Крики становились все более дикими. Негр продолжал улыбаться. Несмотря на хрипы и свист в груди, он улыбался.
Остальные негры, стоящие на коленях вокруг корыта, до сих пор связанные и не обогатившиеся, повернули к нему измазанные в муке лица. Они тоже улыбались.
Внезапно крики "ура" прекратились. Один солдат резко обернулся к стоящим возле корыта.
— Черт вас дери, — обратился он к ним, — а вы-то чего лыбитесь? Вы-то ничего не нарыли. Ни хрена вы не разбогатеете, если будете тут торчать и ухмыляться. Ройтесь, ну!
И негры принялись рыться.
Адам и Моис, сидя в тени палатки, наблюдали последнюю фазу веселья. Они видели, как Симс Пердью кружится и вопит. Видели, как негры роются в корыте и как один из них поднялся со скомканной бумажкой в зубах. Но никто теперь не кричал ему "ура". Видели, как солдаты сидят у костра и передают кувшин по кругу. Видели, что негр, которого поднимали за пятки, лежит на боку, отвернувшись, и кашляет, кашляет. Видели, как Симс Пердью то и дело останавливается, чтобы ткнуть в корыто очередную черную голову.
Спустя некоторое время, Адам, глядя на корыто, из которого поднялась только что отпущенная Симсом Пердью голова, сказал:
— Я сожалею о своем поступке.
— Ты чертов дурак, — сказал Моис. — Он бы тебя убил.
— Я хочу сказать, мне жаль, что я тебя ударил.
— А я и не почувствовал, — сказал Моис. — Было бы о чем говорить.
— Ей-богу, Моис, — сказал Адам, — я даже не понимал, что бью тебя. Я просто... просто не мог этого вынести. Того, что там творилось, — он кивнул в направлении корыта.
— Вынести, — сказал Моис. Он сидел на корточках и улыбался. — Вынести, — повторил он. — На свете много такого, что тебе лучше бы научиться выносить, — он поглядел на Адама и широко улыбнулся.
