— Это очень подло… Мне кажется, они и так уже начали подозревать…
— Не распускай нюни. Им на тебя не выйти. Сделай все, что я говорю. Это последнее задание. После него ты получишь обещанные деньги.
— Но ведь пропуск выписывают в сопровождении. Меня легко вычислят.
— Бумажка потеряется. Я это гарантирую. Ничего не бойся, просто сделай то, что я сказал. И скажи моему человеку, где находится нужный персонаж.
— Хорошо. Но только в последний раз…
***
Он толкался возле останкинского телецентра уже целый день, но на него никто не обращал внимания — даже бдительные милиционеры. Этот человек был профессионалом и умел оставаться незаметным. Еще два дня назад Лазаров отыскал его в одном из уральских городков, хотя с его деньгами он мог легко обосноваться хоть в Лондоне, хоть в Париже. Солидный банковский счет, накопленный за годы работы, уже давно позволял бросить дела, но с этим он не спешил.
Когда нужный человек прошел через охрану и стал жадно пожирать глазами пространство вокруг, он подошел к центральному входу и представился. Отдав пропуск и крохотный клочок бумаги, человек быстро ретировался, оставив его одного. Так и должно было быть. Все шло по плану. Нащупав рукой маленький пистолет, он улыбнулся и смело направился к металлодетектору, через который лежал путь к лифтам. Бояться ему было нечего — оружие не содержало в себе ни грамма железа и «зазвенеть» не могло.
***
Володька сидел в монтажной и ждал. Страха почти не было, мандража тоже. Утренняя истерика, казалось, выпила все силы, превратив молодого и жизнерадостного юношу в дряхлого старика. Он никого не боялся, но и не жил предвкушениями о грядущем триумфе — он просто готовился сделать свою работу и отдохнуть. Сейчас ему было наплевать на то, что было и что будет потом. Володька был сосредоточен и внимателен. Он не улыбался, не шутил, не спорил. Еще никто не видел его таким, настолько глубоко ушедшим в себя. Коллеги пристально смотрели на юношу, обсуждали меж собой странные перемены, но Володьку не трогали. Каждый из них знал, что беспокоить парня за час до эфира ни в коем случае нельзя.
Володька уставился в одну точку и пристально на нее смотрел. Он не знал, какая борьба развернулась на самом верху из–за его программы. Не думал о том, что стал заложником соперничающих политических кланов. О том, что он, Дмитриев, Соловьев, ЛТН, да все телевидение вместе взятое превратилось в маленькие песчинки, судьбы которых решали люди, привыкшие мыслить в масштабе целой страны.
***
Прочитав записку с одной единственной надписью «Монтажная, кабинет 506», он зашел в туалет и сжег этот маленький клочок бумаги. Затем он переложил оружие в карман пальто и направился в комнату № 506. Кабинет был совсем небольшой, и все пространство в нем занимала какая–то сложная аппаратура. Нужный ему персонаж сидел на самом виду, и хотя юношу он видел лишь сзади — сразу понял, что этот и есть заказанный объект. В комнате находилось еще четыре человека, но его это нисколько не смущало. Он привык выполнять работу в людных местах и не боялся, что его вычислят или задержат. Пока они в панике бросятся к жертве, думая, что ей стало плохо, пока расстегнут ворот рубашки, пока заметят кровь. Пока свяжут это с появлением странного незнакомца и позвонят в милицию — пройдет уже много времени. Во всяком случае, вполне достаточно для того, чтобы успеть незаметно скрыться.
Он подошел совсем близко и через отражение в мониторе лишний раз убедился, что это и есть его клиент. Парень был еще очень молод, но никакой жалости или сочувствия киллер не испытывал. Этими глупостями он переболел еще лет пятнадцать назад, когда только встал на избранный путь. Положив руку в карман пальто, он навел дуло на затылок подростка и приготовился уже было спустить курок, как внезапно запищал пейджер. Свободной рукой он извлек его наружу и взглянул на экран. «Отбой» — гласил присланный текст. Жаль. Он не любил бросать задания на полпути, но сделать ничего нельзя — приказ есть приказ. Подумать только, он не успел совсем немного. Видимо, парень родился под счастливой звездой. И тут юноша вдруг обернулся и встретился глазами со своим несостоявшимся убийцей. Киллер улыбнулся ему и вышел из кабинета, направляясь к лифтам. Здесь ему больше нечего было делать.
***
Когда позади него раздался подозрительный писк, Володька обернулся и увидел совсем рядом с собой незнакомого мужчину. Юноша видел его первый раз в жизни, и это было странно. За недолгое время работы на ЛТН он перезнакомился уже со всеми сотрудниками, а никто посторонний обычно в монтажную не заходил. Мужчина прочитал присланное на пейджер сообщение и почему–то улыбнулся, а затем резко зашагал к лифтам. «Ходят же здесь всякие», — подумал Володька. Впрочем, размышлять о каком–то там мужчине времени не было — пора направляться в гримерную. Когда юноша встал с кресла и уже собрался идти, в комнату влетел Соловьев. Он схватил Володьку за плечи и только тогда позволил себе перевести дух.
— Что случилось, Александр Михайлович? — поинтересовался юноша.
— Программы не будет, Володька. Только что звонили из Кремля.
— Как не будет? Получается… все зря, да?
— Мне очень жаль, Володька, но это не наша вина. Последние два часа велось обсуждение и решение принято не в нашу пользу. Мы ничего не могли сделать. Это страшный удар по ЛТН. Боюсь даже представить, что будет с рейтингами. Но хоть замену оперативно нашли — сейчас пустим повтор какого–то сериала.
— Но как же так…
— Ничего, Володька. Прорвемся. В жизни бывают ситуации и похуже этой.
Когда недоумение прошло, и юноша осознал то, что случилось, его обуял страшный гнев. Он носился по аппаратной и сносил все на своем пути: кассеты, папки с бумагами, пеналы с ручками и карандашами. Даже взрослые мужики смогли спеленать и успокоить его далеко не сразу. Но когда это им удалось, Володька еще долго лежал на полу и стучал по нему кулаками, проклиная Соловьева, ЛТН, Красницкого и вообще профессию журналиста. Его душу наполняла ненависть и презрение. Вся накопившаяся боль, все страхи и сомнения, все надежды о славе и триумфе — все это выходило наружу и причиняло страшные муки. Он безумствовал и сходил с ума, даже не догадываясь, что чудом остался жив…
Глава 15
Александр прекрасно понимал, что на него спустят всех собак за сорванный эфир: так уж повелось, что на ЛТН любили искать крайних. Конечно, формально к отмене программы он был не причастен, но попробуй объяснить это начальству.
— Но разве я виноват в том, что программу запретили по указке Кремля? — пытался объясниться Александр. — Конечно, пресса и зрители вовсю трубят о нашей трусости, но что я мог сделать?
— А не хрена анонсировать такие провокационные материалы. И без того проблем хватает! — закричал Красницкий. — Ты даже представить не можешь, как я из–за тебя подставился.
Что здесь можно было возразить? Да пожалуй, что ничего. Спорить с таким упертым человеком, как Красницкий — только время зря терять. Это Александр усвоил уже давно. Поэтому он с самого утра обошел все возможные кабинеты ЛТН и проинструктировал коллег, что именно нужно отвечать журналистам и зрителям, настойчиво дозванивающимся до редакции канала. Конечно, мало кто поверит в версию «эфир был сорван по техническим причинам и в дальнейшем такого не повторится», но ничего более оригинального в голову не приходило. Так уж издавна повелось, что любые сбои работники телевидения традиционно списывали на неведомые «технические причины», под которые можно было подвести любой брак, любую несогласованность, любую ошибку или форс–мажор. А затем Соловьев закрылся в своем кабинете и попросил секретаря ни с кем его не соединять: хотелось немного отдохнуть и посидеть в тишине.
Впрочем, успокоиться не получалось. Александр понимал, что его карьера висит на волоске. Красницкий не потерпит резкого ухудшения рейтингов и испорченных отношений с сильными мира сего, а в данной ситуации и то и другое было неизбежно. Да, Соловьев ненавидел своего босса. Не только из–за Даши, но и потому, что Красницкий постоянно помыкал им, лез в его дела и вообще относился к тому складу людей, с которыми любой человек чувствует себя не слишком уютно. Однако страх перед потерей работы перевешивал все прочие обстоятельства. Привыкнув к обеспеченной жизни, Александр очень боялся оказаться у разбитого корыта. Это означало бы отказ от дорогих ресторанов, модных тусовок, положения в обществе и уважения коллег, которого ему с таким трудом удалось достичь. Да, отец Димитрий говорил ему о вечно повторяющемся цикле, как люди вертятся в нем, словно белка в колесе, не решаясь разрушить привычный круг вещей. И действительно, решиться на такой шаг было непросто. В глубине души Соловьев хотел этого, но где–то еще глубже подленький внутренний голос настойчиво отговаривал его от подобного шага. «Ты можешь отказаться от этой работы, — шептал он, — но что будет с тобой дальше? Кому ты будешь нужен?» И правда, кому? Это наивный романтик в молодые годы может плюнуть на все и начать жизнь с начала, а вот ему выкидывать подобные фортеля явно противопоказано.