— Правда…
— И я бы хотела, чтобы ты пошел туда вместе со мной.
— Я?
— Ну чего ты за мной повторяешь, Сашка, — засмеялась она и ласково щелкнула его по носу. — Да, ты. Я хочу, чтоб мы все время были вместе.
Нет, он не имеет право чернить ее детские иллюзии. Может быть, со временем их очернит жизнь или какой–нибудь молокосос с повадками Дон Жуана, но только не он. Это было выше его сил и означало взять на себя слишком большую ответственность, к которой Соловьев был совершенно не готов. Минуты и даже часы удовольствия не стоят месяцев душевных терзаний. Пусть это сделает кто–нибудь другой. А он предпочтет этому мнимому раю одиночество, но зато останется чист перед собой, да и перед Оксаной тоже.
— Малыш…
— Что, Сашенька…
— Я долго думал. В общем…это наша последняя встреча.
— Но почему? — в отчаянии произнесла девушка, вскакивая со скамейки. — Что за глупости ты говоришь!
— Это не глупости, Оксана. Я не хочу портить никому жизнь. Я намного старше тебя, и у нас все равно ничего не получится. Прости. Так будет лучше.
— Кому? — спросила она, смахивая слезы. — Кому лучше? Почему ты решаешь все за меня?
— Потому что я знаю жизнь, а ты нет. Я не принц на белом коне. Не ангел. Я слишком грязен внутри. Я боюсь вывалять тебя в этой грязи. Ты достойна большего.
— Ты нравишься мне, Саша. А иногда я думаю, что даже люблю тебя. Зачем ты все портишь?
— Я как раз и не хочу ничего портить. Давай останемся друзьями, ну я не знаю, будем как–то общаться. Но только не так, как сейчас, девочка моя. Я наверняка гожусь в ровесники твоему отцу. Это ужасно. Я просто не могу так больше…
— Но ведь есть пары, у которых разница в возрасте даже больше, чем у нас. Я не понимаю. Я не нравлюсь тебе или надоела? Может, я что–то не так делаю?
Лицо Оксаны в этот момент стало вдруг таким грустным и печальным… С ее глаз стекали слезы, но она больше не смахивала их рукой. Она просто стояла и смотрела на Александра, ожидая от него каких–то слов или действий. Она была неотразима, ее не могло испортить даже отчаяние… Этот непорочный ангел глядел с такой мольбой, что хотелось выть. Казалось, скажи Соловьев хоть слово, и она в тот же миг отправится за ним на край света. И черт возьми, он хотел сбежать вместе с ней подальше отсюда. В глухую тайгу, где нет ни людей, ни домов, ни телевидения, а лишь лес вокруг, да голубое озерцо. Но Александр знал, что не сбежит… И от этой мысли ему становилось особенно больно. И он тоже не смог сдержать слез и тоже заплакал, закрывая лицо руками и тяжело выдыхая воздух.
А Оксана, этот лучик света, обняла Александра и стала гладить по волосам. Теперь они плакали оба, и в их слезах отражалась такая сильная боль, что даже птицы вокруг замолчали, а трава перестала колыхаться под порывами ветра. Это был плач прощания. Они знали, что возможно никогда больше не увидятся. Они знали, что сегодняшний день может стать последним в их недолгом счастье…
Александр представил, как Оксана придет домой, сделает уроки и ляжет спать, а с утра пойдет в школу. Потом познакомится с каким–нибудь мальчиком. Сначала они просто станут держаться за руки, потом он предложит проводить ее до дома и решится поцеловать в щечку. Через пару недель он осмелеет и прикоснется к губам. А затем… А затем она забудет его, Соловьева. Забудет, как пришла к нему на встречу в пластмассовых бусиках и самодельных фенечках. Забудет, как украла у мамы чулки, чтобы ему понравиться, забудет про сегодняшний день и горькие слезы расставания… А забудет ли он, Соловьев? Или будет помнить всегда, как самый яркий момент своего никчемного существования в золотой клетке…
— Прости меня, малыш, за эти слезы, — сказал Александр. — Не знаю, что на меня нашло. Прости, девочка моя.
— Мне не за что тебя прощать, Сашенька. Ты очень хороший. Ты самый лучший человек из всех, кого я знаю… Я очень не хочу с тобой расставаться.
— Так будет лучше.
— Кому?
— Нам всем…
А затем он встал и ушел, а Оксана так и осталась сидеть на скамейке. Он не смог обнять ее и прижать к себе на прощание, поскольку знал, что в этом случае уже не сможет уйти. А уйти он был должен. Потому что не мог иначе. Потому что навязанные обществом стереотипы настойчиво шептали ему, что их связь порочна. Потому что ее родители никогда бы не приняли Александра, а он сам никогда не рискнул бы появиться с Оксаной в свете. Потому что знакомые косо смотрели бы в его сторону и шептались, что он извращенец. Потому что он знал, что лет через двадцать она будет еще в самом расцвете, а он превратится в дряхлого импотента. Потому что жизнь лишит ее пластмассовых бусиков и самодельных фенечек, и из милой девочки она превратится в обычную женщину. И, в конце концов, потому, что Соловьев просто не мог стать ее первым мужчиной. Он боялся, что тогда уже никогда не отпустит от себя этого ангела…
Глава 16
Александр думал, что после расставания с Оксаной ему станет легче. Но нет. Избавившись от мук совести, он окончательно избавился и от света в своей золотой клетке, и теперь здесь всегда было мерзко и неуютно. И надежды на просвет не было никакой. Не спасали ни книги, ни телевизор, ни рестораны. Александр более не испытывал ни положительных, ни отрицательных эмоций — все потеряло смысл. Ему стало наплевать на то, что будет завтра или через неделю. Потому что и завтра, и через неделю ничего не изменится. Он пошлет репортеров на съемки, получит порцию трепки от Красницкого и Ладыгина, «замочит» заказанную персону и возведет на престол того, кто за это заплатит. А одурманенные ложью люди будут все так же сидеть перед экранами телевизоров в надежде услышать хоть толику правды и в неведении принимая за нее чьи–то проплаченные сюжеты или заученные назубок комментарии… Все как обычно…
Иногда к нему в кабинет забегали люди. Кто–то требовал положенный по закону отпуск, кто–то строчил кляузы на коллег, а всякий молодняк заходил просто подмазаться и выторговать себе съемку поинтереснее. Все это тоже было обычным явлением, и Соловьев, действуя на автомате, отдавал какие–то приказы, чтобы поскорее избавиться от очередного визитера.
Когда к нему в кабинет зашел посетитель и принялся что–то громко кричать, Александр поначалу даже не обратил на это внимания. Пусть кричит. Какое ему до этого дело? Но гость не унимался, и тогда, подняв голову, Соловьев увидел перед собой Володьку, который размахивал руками и, судя по всему, был явно чем–то взволнован.
— А, это ты, — сказал Александр равнодушным голосом. — Я и сам тебя искал. Надо бы поговорить.
— Поговорить? Неужели? Я вас уже три дня разыскиваю, а вас все на месте не застать! Я пришел сообщить, что подаю заявление об уходе.
— А зачем?
— Что значит зачем? Вы подставили меня! В самый последний момент запретили программу. А потом в моем столе кто–то копался, украл все кассеты и папку с документами.
— Бумаги и записи изъяли по просьбе из Кремля. И программу запретили тоже оттуда. Какие ко мне претензии?
— Так вы знали, что кто–то рылся в моем столе?
— Да. Более того, я это и санкционировал. Собственно, об этом я и хотел поговорить. Конечно, мы должны были это с тобой согласовать, но совсем не было времени. Нужно было срочно закрывать вопрос, поэтому случилось то, что случилось. Согласен, история не слишком красивая, но…
— Не слишком красивая! — закричал Володька. — Да это ни в какие ворота не лезет! Я ухожу! Больше не могу находиться в этом гадюшнике.
— Иди, — равнодушно ответил Соловьев. — Думаешь, тебя будут насильно держать? На твое место найдется сотня желающих. Ты всего лишь один из многих.
— Ах так! Один из многих! Ну ладно! Прощайте! Мне очень жаль, что я вообще сюда влез! Но учтите, губернатора я в покое не оставлю! Есть у меня на него кое–что в загашнике! Посмотрим, как вы через неделю запоете!
С этими словами Володька развернулся и ушел, громко хлопнув дверью. А Соловьев открыл свежую газету и стал читать. Ему было абсолютно наплевать и на Володьку, и на губернатора, и даже на себя самого…
***
Предвыборная кампания Полищука обещала получиться как никогда грандиозной. Увидев, что стало с опальным Бархатовым, крупные бизнесмены области не жалели средств в надежде, что подобная участь обойдет их стороной. Виктору Сергеевичу и его помощникам даже не пришлось кого–то просить — деньги сами текли рекой и под чутким руководством Лазарова вкладывались в самые различные проекты: от газет и телевидения до рекламных растяжек и постеров. Ни один конкурент действующего губернатора не мог похвастаться столь солидным бюджетом и административными возможностями, поэтому Полищук нисколько не сомневался, что одержит очередную победу и сохранит свой пост. После того, как компромат был уничтожен, а на дерзкий ЛТН нашлась управа на самом верху, все шло довольно гладко, и губернатор мог чувствовать себя спокойно.