— Ну, скажем, с экватора старт, а в Нью-Йорке приземление. — Джон еще шире улыбнулся. — Как видите, вашей стране ничего не грозит. Зато в жизнь воплотится мечта всей вашей жизни. Насколько мне известно, вы с середины семидесятых годов просчитывали подобные траектории для стратегических ракет из разных уголков Советского Союза. Кроме того, вам за этот интеллектуальный труд заплатят миллион евро. Неплохое приданое для Леночки, не правда ли?
— Значит, так, — произнес профессор, не повышая голоса, — до ружья вы мне, конечно, не дадите добраться, но топориком помахать я точно успею.
Угроза не произвела на незваных гостей никакого впечатления. Джон Кипер по-прежнему улыбался:
— Любезный Николай Петрович, даже если бы вам удалось осуществить вашу угрозу, то как, вы думаете, поступят с вашей внучкой, которая находится у нас в гостях. Ее наверняка так же разделают и будут вам присылать по частям по большим праздникам.
— О боже. — Титов выронил топор и попятился назад, пока не уперся спиной в угол серванта. Видимо, после того как профессор представил, как поступят с его внучкой, воинственный пыл ученого улетучился, как воздух из шарика. С поникшими плечами, будто провинившийся школьник, Николай Петрович неуверенно пробормотал: — Я уже давно вышел на пенсию и совершенно не помню, как рассчитывать траекторию полета ракетоносителей.
— Ну что вы, дорогой профессор, нехорошо обманывать. Мы ведь внимательно наблюдаем за вашей научной работой в периодических изданиях. Вы — гениальный ученый, ваши методики просто находка для НАСА и еврокосмоса. Можете мне поверить, там не одно открытие сделали пронырливые ребята на ваших подсказках. — Улыбка медленно сползла с лица Кипера, уступив место решительности и жесткости. Теперь он походил на завоевателя, диктующего условия капитуляции. — Так что позвольте, профессор, вам не поверить в последний раз. Теперь о деле. Мы дадим вам все исходные данные о точке старта и технические характеристики ракеты. Кроме того, получите необходимую компьютерную программу, чтобы проверить правильность решения задачи. Это наши единственные переговоры. Итак, я хочу слышать ваш ответ.
Николай Петрович несколько минут смотрел на англичан исподлобья, как будто размышляя про себя, принимать предложение или нет. Было очевидно, что решение дается ему с трудом. Наконец он произнес:
— Хорошо. Только программу с траекторией отдам вам после того, как Лена будет со мной.
— Отлично, — громко засмеялся Триш, довольный тем, что так легко удалось сломать этого нужного для дела старика. — Это ваше требование принимается безоговорочно. Но оно последнее, — по-английски произнес Майкл…
Владивосток (наши дни)
Двое бойцов, одетых в белое и черное кимоно, стояли друг напротив друга. Оба соперника были облачены в защитные доспехи. В руках белого бойца был короткий изогнутый самурайский меч «катана»; вооружением его противника стали два «сая» — длинные стилеты с большими изогнутыми вовнутрь гардами.
— Хаджиме, — прозвучала команда, и оба бойца одновременно бросились друг на друга. Клинки замелькали в воздухе, как сполохи молний; раздался пронзительный звон стали.
Боец в белом то и дело бросался в атаку, пытаясь достать противника, который не менее мастерски сдерживал натиск изогнутого клинка «катаны», пытаясь при этом поймать в западню трезубца своего «сай». Поединок проходил настолько стремительно, что казалось, прокручивают ускоренную кинопленку.
Боец в черном кимоно неожиданно не стал блокировать удар меча, а поднырнул под него и, уйдя на нижний уровень, попытался достать своего визави в ноги. Подлый удар в европейской школе фехтования, тем не менее в восточной считался самым обычным, ибо ставил перед собой не красоту исполнения, а эффективное поражение противника.
Белый мгновенно отпрянул в сторону, разрывая дистанцию, и попытался атаковать с фланга. Его оппонент, видимо, ожидая подобного маневра, тут же произвел стремительную подсечку. Прием удался на славу — белый рухнул на татами, но сразу же перекувыркнулся через левое плечо, держа перед собой клинок «катаны», которая в этот момент напоминала лезвие боевой персидской колесницы. Разорвав дистанцию, боец в белом одним рывком поставил свое сильное мускулистое тело на ноги. И едва его ступни уперлись в татами, снова бросился в атаку. Его противник также выпрямился, и снова зазвенела сталь. Сейчас клинок меча напоминал белую ленту, которой размахивает гимнастка, и каждое движение этой ленты было особенное, неповторимое, но противника все равно никак не получалось достать. Сталь меча натыкалась на сталь стилетов.
Совершенно неожиданно боец перехватил длинную рукоятку меча обратным хватом и выполнил почти балетный разворот, теперь уже держа лезвие параллельно татами, и тут же раздался звон — меч ударился о решетку защитного шлема.
— Брэк, — не совсем по-японски закричал Журило, которому сегодня выпало судить этот поединок.
— Чистая победа, — констатировал старший лейтенант, указывая на меч у головы оппонента.
— Не согласен, — горячо возразил второй рефери Николай Иволгин, стоящий с противоположной стороны. «Сай» в правой руке черного фехтовальщика был задран острием вверх, но остановить ка-тану он не смог, не хватило нескольких сантиметров. Зато острие левого точно вошло в доспех чуть выше солнечного сплетения, что для противника обозначало верную смерть.
Журило внимательно посмотрел на зафиксированный выпад и кивком головы признал и этот удар. После чего беспристрастно заявил:
— Боевая ничья.
— Смертельная ничья, — уточнил Иволгин. А находящийся в спортивном зале в качестве единственного зрителя Маугли по-своему прокомментировал поединок:
— Игра была равна… — и тут же замолчал, решив не испытывать судьбу окончанием фразы: «Играли два говна».
— Ну что, хватит на сегодня? — опустив меч и снимая с головы тяжелый шлем, спросил Олег Шувалов.
— Думаю, да, — ответил из-за решетки забрала Денис Давыдов.
За пять минут такого поединка одежда обоих офицеров пропиталась потом, как будто их кто-то окатил водой. А от чрезмерного напряжения дрожали конечности, как у хронических алкоголиков.
— Крепкий ты все-таки орех, Денис, — сняв защитный жилет, со вздохом констатировал капитан Шувалов. Он прослужил уже больше десяти лет на Дальнем Востоке, изучил множество боевых стилей — от китайского ушу, классического карате, вьетвандо до боевого тэквандо, которому его обучали опытные товарищи из Северной Кореи. Последние два года капитан штурмовал искусство средневековых шпионов Японии «нинзюцу», которому пытался обучать бойцов роты.
Несколько лет он неизменно держал первенство Тихоокеанского флота по рукопашному бою. Но вот с появлением нового ротного все изменилось.
Ни разу Олег не смог выиграть у Дениса вчистую, что без труда делал с другими. Более того, последнее время Давыдов приноровился к тактике Шувалова и сам начал одерживать верх.
К тому же приемы с холодным оружием Востока, с которым до этого майор не был знаком, теперь легко освоил. А гибкое копье и вовсе стало его неповторимым коньком.
Одно время капитан ревновал своего командира к успехам, но потом сообразил: «Это талант, божья искра, и против него не попрешь». После чего отношения между двумя офицерами наладились, а в роте образовалось нечто вроде закрытого бойцовского клуба.
Рабочая неделя подходила к концу и впереди намечались два дня выходных.
— Ну что, идем в душ и можно считать, что день не зря прошел, — стягивая с плеч промокшую от пота куртку, с облегчением произнес Олег Шувалов.
— Ага, кому прошел, а кому еще сегодня в наряд заступать, — не разделил оптимизма Антон Малугин, которого перед отъездом в школу младших лейтенантов «запрягали по полной программе».
— Между прочим, отцы-командиры, на вас замполит настучал комдиву, — с усмешкой сообщил Журило Давыдову и Шувалову.
— Н-да, — покачал головой Денис, — недавно слышал в программе «В мире животных», что взрослый дятел может задолбать средних размеров слона. По-моему, у нас тот же вариант.
Конфликт между разведчиками и заместителем командира дивизии по воспитательной части произошел полгода назад, когда тот прибыл в дивизию на эту должность, вылетев из штаба округа за свое занудство. Но, сменив зеленую форму артиллериста на черную морпеха, полковник тем не менее не сменил свой характер. И, едва войдя в курс дела, тут же стал «грузить» офицеров, считая, что именно они должны быть той движущей силой, направляющей солдатские массы. Если штабных офицеров удалось «построить» почти сразу, то строевые подпольно сопротивлялись засилью воспитательной работы, а с разведчиками вышел полный облом. Элита морской пехоты ни под каким предлогом не хотела проводить политзанятия и заставлять бойцов конспектировать эту лабуду, утверждая, что солдаты и так загружены выше крыши. И им нужно совершенствовать боевое мастерство, а не осваивать чистописание.
