В общем и целом — сто шестьдесят человек, которые к весне должны сплотиться и, переняв сильные стороны друг друга, стать единой силой. Это если погода позволит. А продолжающаяся вот уже неделю с малыми перерывами вьюга явно не располагает к усиленной военной муштре. Конечно, против зарубежных армий это не более чем пшык, однако для подавления внутригородских мятежей и волнений — вполне себе неплохо. В Новгороде я сбываю весь свой товар, а возможные восстания распугают к чертям всех купцов, которые мой товар и покупают. А мне оно не надо, поэтому придётся в случае чего малость повоевать за благополучие города.
Кстати говоря о городе. Неделю назад я отправил лучшего особиста отряда, Лаврентия, на задание особой важности в Новгород. Он должен собирать информацию о влиятельных силах и, что самое главное, о волнениях в народе. А как только ситуация примет облик необратимой — пулей мчаться в Борки и во всех подробностях доложить о происходящем.
Я сидел на стуле, глядел в окно, за которым бушевала непогода и уже в который раз чистил ружьë, в неизвестно какой раз разбирая механизм до последнего винтика и пружинки и в который раз собирая всё обратно.
— И давно ты так сидишь? — Спросил внезапно вошедший в комнату Генрих. Я подскочил от неожиданности и чуть было не выронил шомпол из руки. Вот это, пожалуй, единственный плюс непогоды. Генрих и, что важно, Анна, уже неделю гостят у меня. Да, при большой нужде они могли бы уехать даже в метель. Однако это, вроде как, риск, возможный удар по здоровью… Да и не хотели они возвращаться в шумный Новгород, где во всю расползались слухи о надвигающимся бедствии и весь народ наверняка был как на иголках, а блаженная матушка Генриха регулярно попрекала его своими анти-русскими замашками. Это здесь, в деревне, где люди привыкли к своей практической непричастности к верхам и где народ банально не понимает возможных последствий, все разговоры о смуте если и ведутся, то вяло и скорее от нечего делать.
— Уже довольно долго, — Вздохнул я. — Чертова метель рушит все планы! — Я сжал приклад ружья, не зная, куда деть негативные эмоции.
— Я думаю, она продлится ещё не долго. — Задумчиво проговорил Генрих, смотря в окно. — О, кажется, кто-то идёт. — Меланхолично заметил он. Я бросил во двор ленивый взгляд. Не узнать тучную фигуру Жака невозможно. Сложнее, наверное, только поверить, что француз изменил своим убеждениям и покинул свой дом в такую непогоду. Это могло значить лишь одно — что-то с чертежами. Либо Жак мчится посоветоваться, либо, что он любил гораздо больше, похвастаться успехом.
В этот момент в комнату вошла и Анна. За последнюю неделю она взвалила на себя обязанности трëх моих слуг, что поддерживали дом в чистоте и готовили еду. Точнее сказать, взяла на себя руководство над ними, зачастую выполняя работу вместе с ними. Не полностью, конечно, однако Анна, забыв о благородном происхождении, считала, что раз уж им пришлось погостить у меня дольше обычно, то она не может просто сидеть на месте. А может, этот порыв связан с нашим сближением, которое, в условиях нахождения в одном доме столь длительное время, было чем-то очевидным и зависящим лишь от времени. Так или иначе, но поместье под её началом заиграло какими-то новыми красками. И всё же немцы — удивительный народ. Конечно, не такой удивительный, как русские, которым я поражаюсь порой до сих пор, хоть сам им являюсь. Но немцы — особенная масть. Они организованны, чистоплотны и дисциплинированны. И в этом с ними едва ли кто-то может соперничать. Анна является ярким представителем этого строгого, но чистоплотного народа. Генрих же был абсолютно не против такого поведения сестры. Видимо, он уже решил, что этот дом вскоре станет и её домом, а мы с моим немецким другом вроде как даже породнимся. Обязательно. Вот только решу для начала все проблемы и сразу в церковь на венчание. Хотя, чем дольше я смотрю на Анну, тем больше хочу плюнуть на всё и жить обычной жизнью русского дворянина вместе с ней. Но пути назад у меня уже нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А мне нравится эта погода, — Вдруг заявила она. — Такая сильная и… Пугающая. — Её глаза блеснули той самой ноткой романтизма, которую я видел уже не раз. Вздохнув, она пришла в себя. — Я слышала, у нас гости. — В миг переключилась Анна с германской принцессы на русскую домохозяйку. — Сейчас, нужно накормить гостя.
— Не стоит, Анна. — Остановил её я. — Жак не выходит из дома на голодный желудок. Да и, похоже, он ко мне по работе.
Заваленный с ног до головы снегом, французский инженер ввалился в прихожую и тут же разразился тирадой на своём родном языке. Да так недружелюбно, что я даже обрадовался тому, что не знаю французского.
— Шьер Александр, как вашей стране не стыдно? — Раздражённо буркнул он, снимая с себя уже третий по счёту слой одежды.
— О чём это ты, Жак?
— Похоже, в этом году ви украсть весь снег у доброй половины Европы! — Добродушно рассмеялся он в свои благородные усы французского высокородного господина.
— То ли ещё будет! — Усмехнулся я. — С чем пожаловал, Жак?
— Я закончить роботу над то, что есть водяная мельница, шьер Александр. — Мы вдвоём уткнулись в громадный чертëж, просто напичканный разного рода механизмами, нарисованный с разных сторон и ракурсов. Это была не то чтобы очень прогрессивная для Европы мельница, работающая от водного течения и способная выполнять самые разные задачи. От помола зерна до ковки большими, неподъёмными для человека, кузнечными молотами.
— А можно мне взглянуть? — Вдруг раздался из-за спины журчащий голосок Анны. Жак взглянул на меня как-то озадаченно. Потом перевëл взгляд на Анну. И снова на меня, уже слегка раздражённо. Я лишь примирительно кивнул ему.
— Конечно, Анна, — Я отодвинулся, открывая ей дорогу к чертежу, разложенному на столе. Наверное, с пол минуты она с интересом изучала работу Жака и, казалось, совсем не замечает его раздражённого лица и обиженно поджатых губ.
— Здесь, — Вдруг ткнула пальцем она в один из передаточных механизмов, которые и переводили энергию воды в полезную для человека силу. — Детали находятся под слишком острым углом. Шестерни будут крутиться плохо. — Я сосредоточился на месте, куда указала аккуратненькая ручонка истинной арийской дворянки. Мне хватило нескольких секунд, чтобы понять, что Анна, по сути права. Жак же ещё некоторое время озадаченно пыхтел, силясь опровергнуть столь оскорбительное для него высказывание, но спустя несколько тщетных попыток всё же сдался.
— Ну и что же вы предлагать, мадам? — Обиженно, но с интересом буркнул он.
— Если выделить под этот механизм чуть больше места, то, вероятно, получится увеличить угол и даже убрать одну из шестерëнок, которая по итогу станет лишней. — Анна замолчала, виновато взглянув на меня со скромной улыбкой.
— Но откуда ты это знаешь? — Наконец задал я волнующий вопрос.
— Да, мадам, вы есть и правда понимать в инженерном искусстве. Но как? — Похоже, Жак и вовсе поник, осознавая, что его уделала девушка. Пусть и западноевропейского происхождения и далеко не простолюдинка, но… Девушка.
— Отец многому учил нас с Генрихом, — Пожала плечами она. — Но он предпочёл военное дело наукам, а я… Мне было интересно слушать отцовские учения. — Анна мило улыбнулась и, незаметно подмигнув мне, решила оставить нас с Жаком наедине с чертежами и глубокой озадаченностью на лицах.
— Жак, — Первым пришёл я в себя. — Мельница-то конечно занятная. И полезная, слов нет. Однако ты же помнишь, что я говорил тебе сейчас работать над проектами военного плана. Всё же они нам нужны больше.
— Да-да, шьер Александр, — Очухался француз. — Я это помнить. Проект «Град» я уже почти закончить. Должен признать, идея есть очень хорошая. И я вроде даже читать и таком в древних восточных свитках. Как только шьер Оскар выделить мне порох, я даже смог собрать первый, что ви называть, образец. — Гордо заявил он.
— Прекрасно! И как он?
— Ну, — Жак замялся. — Погода не есть хороша для испытания.
— А, — Я разочарованно посмотрел в окно, за которым по прежнему бушевала метель. — Да, точно. А что со станком для реализации проекта «Град»?
