— Детка, я иду в дорогой бордель. Хочешь, сфотографируюсь на память под вывеской?
— Почему тебя не было дома так долго?
— …
— Угадай, где я нахожусь? Завидуй, завидуй. В аэропорту на острове Сал.
— Острова Зеленого Мыса?
— Откуда знаешь?
— Недавно читала в глупой книжке.
— Слава Богу. А я уж подумал, что ты географический маньяк, и знаешь наизусть все названия на карте мира.
— Увы. А куда ты собрался лететь? И зачем?
— Отвечаю на первый вопрос. Я лечу в Биссау.
— Столица Гвинеи-Биссау?
— Тоже в книжке вычитала?
— Ага.
— Верно. Нет, блин. Свяжись с умной девочкой. Себе дороже. Идиотом покажешься.
Он засмеялся тихо, но тепло. И добавил интригующим тоном.
— Потом, однажды, как-нибудь… Мы с тобой вдвоем слетаем туда.
— Не самый популярный туристический маршрут.
— А мы в гости к моему старому другу. У него такое простое имя: Антониу Дуартэ де Пина.
Федор сделал короткую паузу, но смеха не последовало. Что ж, он не господин Жванецкий, перебьется.
— Полакомимся фруктами, настоящими. Ой, детка. У фруктов, которые не с лотка на нашей улице, а прямо с ветки, с пальмы, например. У них совсем другой вкус. Верь мне. Так что мы к Антониу обязательно наведаемся вместе. Одной экзотики ради, и то стоит.
— Какие у тебя дела в желтой страшной Африке?
— Это большой секрет! Все, объявляют мой рейс. Пока!
— Пока.
За какие-то десять дней Арина пересмотрела свои взгляды на самые важные вещи. Научилась невозмутимо выслушивать комплименты. Приноровилась готовить, прижимая трубку к уху плечом. Запомнила массу португальских ругательств (надо признаться звучащих достаточно сочно и красиво) и осознала чудовищный факт: она сошла с ума, влюбившись в человека, играющего своей собственной и чужими жизнями. Федор манипулировал пешками, и Арина была лишь непонятной заманчивой фигурой на доске. Она привлекла его внимание, но с каждой новой минутой общения видела, что его интерес сиюминутен, что между ними пропасть, перешагнуть которую невозможно. Интеллект Федора приводил ее в отчаяние. Единственным ее преимуществом (весьма сомнительным, разумеется) была начитанность. Он не забывал ни одного слова из их бесед, делал выводы, внушающие ужас. Выводы совершенно верные, но какой беспощадной может быть правда! Особенно, правда стороннего наблюдателя, расчетливого и холодного.
— Я все понял.
Заявил он вскоре.
— Только не бросай трубку, с тебя станется. Тебя обидели. Думаю несколько лет назад. Так? Ты дуешь на воду, обжегшись о молоко. Видимо, эта тварь обошлась с тобой очень жестоко… Можешь кивнуть, если я прав.
— …
— Эй, ты плачешь?
— …
— Ну, прекратить панику на борту! А то всыплю горячих. Детка, выслушай приказ и выполни. Пункт первый: прошлого не существует. Пункт второй: прими душ, выпей чаю с мятой и медом и ложись спать. Пункт третий: даже если мы рассоримся, перестанем общаться, ну мало ли чего бывает в этой удивительной жизни… Если, не дай Бог, конечно, случится что-нибудь страшное, если тебя загонят в угол, ЗАПОМНИ!!! ты всегда можешь попросить о помощи меня. Даже если мы не будем видеться чертову кучу лет, и ты нарожаешь десять детишек своему любимому мужчине, если будет нечем дышать от горя, всегда можешь кинуться мне на грудь, разрешаю.
— Врешь.
— Тебе сейчас — нет.
— Сейчас?
— Не придирайся. Разумеется, я часто говорю неправду. Но тебе пока не врал…вроде бы. О чем бишь я? Вспомнил! Я постоянное существо. И если уж впустил тебя в сердце, пинком под зад, пардон, не выгоню.
— И многих ты впустил в свое большое сердце?
— Дочь и тебя.
— …
— Можешь задать вопрос, который жжет тебе язык.
— А жена? Ты выгнал ее? Из сердца?
— Ее там никогда не было. Брак по расчету из-за московской прописки. Я обольстил и обрюхатил генеральскую дочь. Через десять лет… мы… А, позже может, расскажу. Но жена моя не страдает, не печалься. Она замужем. Вполне счастлива. Все пучком.
— Федор, ты чудовище.
— Да. Большое. Зубастое. Страшное.
Он засмеялся. Арина закусила губу. Зачем он сказал о себе такое?
— Спорю на десять местных африканских франков, что могу прочесть твои мысли. Хочешь?
— Нет!!!!!!!
— Боишься?
— Да!
— Вот откровенная девочка. Ложись спать.
Арина ожидала очередной телеграммы, а принесли цветы. Целую охапку белых и лимонных роз. Она открыла дверь и услышала:
— Вам просили передать.
— Мне?
— Арина?
— Да.
— Это точно вам.
Посыльный ушел, а она продолжала стоять на пороге, в пижаме, с громадным букетом и приколотой к нему открыткой.
«Самой желанной девушке на свете!»
Десять дней, которые потрясли мир. Вроде бы именно так называлась позабытая всеми книга о революции? Десять дней, которые потрясли мир Арины, оборвались в субботу после обеда.
* * *
ОН НЕ ПОЗВОНИЛ!!!
* * *
Внутри раскручивалась, набирая обороты, колоссальная воронка — изматывающая бесцветная пустота, жаждущая заполнения.
— Как он мог? Просто перестать звонить. После ТАКИХ слов. Как?
Арина изводила себя бесконечными монологами и воспоминаниями. Федор был рядом с ней каждую секунду. Его голос, взгляд, запах…
Федор.
Снова и снова.С края бездны пальцы соскользнули.Нет не удержаться, поздно, поздно.Предали.Продали.Обманули.Сверху равнодушно смотрят звезды.Бросили и подтолкнули к краю,К жесткой очевидности финала.Брошенные куклы умирают.Не ужель я этого не знала?
Банальные стихи одной из местных «поэтесс», над чьей популярностью Арина безмерно потешалась… Строчки ожили и замаршировали по пересохшему, каменному руслу (всего день-другой назад, бывшему глубокой и чистой рекой, несущей воды вдоль цветущей долины мечты). Большая сильная рука подняла ее на огромную высоту. И, перевернувшись, сбросила. Она падала бесконечно. Ночью брела по темным подземельям, спускалась все глубже по грязным ступеням, задыхаясь от спертого воздуха и собственных проглоченных слез. Чья-то злая воля гнала ее вниз, дальше к неотвратимой концовке.
Как-то обреченно и тихо она пережила понедельник, вторник, среду, четверг и пятницу. Думая, что ей станет легче одной, без тяжелого взгляда, воспрявшей Дины Петровны, без снабженца Коли, откровенно «клеящего» свежую жертву, без плоских шуток сослуживцев. Она стянула лицо в замерзшую гримасу улыбки. Не позволяя себе сутулиться и задумываться за столом, переделала груду (целую пирамиду Хеопса!) бессмысленных дел, разобрала и пометила разного вида значками завал, пылившийся в углу и пугающий коллег. Хотелось выйти из кабинета последней. Пружина сжималась все туже и туже. Арина мерзла, казалось, что кости сделаны изо льда, и холод расходится от них, заполняя тело. Пальцы сводило судорогой. И невозможность, чудовищность самой мысли о том, чтобы бросить бабушку, мешала ей лечь в постель и больше не шевелиться. Вообще. Перестать существовать, исчезнуть, уйти, нырнуть внутрь жадной смердящей пасти, распахнутой за спиной.
