— Мы возвращаемся, чтоб следить за Брестом. — Мелодраматическая пауза. — «Луара» или не «Луара».
7
Хорнблауэр обедал в тесной штурманской рубке. Солонина видимо, была из новой бочки — у нее был особый привкус не скажешь, что неприятный. Наверно, ее солили на другом провиантском складе, с другим количеством соли. Хорнблауэр обмакнул кончик ножа в горчицу. Горчицу он одолжил — выпросил — в кают-компании, и чувствовал себя виноватым. К этому времени кают-компанейские запасы наверняка истощились — с другой стороны, сам он вышел в море вообще без горчицы, из-за того, что женился и готовился к плаванью одновременно.
— Войдите! — крикнул Хорнблауэр в ответ на стук. Вошел Каммингс, один из «молодых джентльменов», волонтеров первого класса, «королевских учеников», которых Хорнблауэру в спешке всучили вместо опытных мичманов.
— Меня послал мистер Пул, сэр. Новый корабль присоединился к Прибрежной эскадре.
— Очень хорошо. Иду.
Был солнечный летний день. Несколько кучевых облаков оживляли однообразную голубизну неба. Лежа в дрейфе под обстененным крюйселем, «Отчаянный» почти не кренился — так далеко от берега слабый восточный ветер почти не поднимал волн. Хорнблауэр, выйдя на шканцы, сначала обвел подзорной трубой побережье. Шлюп находился в самом устье Гуля, и внутренний рейд был отсюда отчетливо виден. С одной стороны виднелись Капуцины, с другой — Пти Мину, «Отчаянный» же был между ними. Как и в дни мира, но теперь уже по необходимости, он держался на расстоянии чуть больше пушечного выстрела от батарей, расположенных в этих двух точках. Посреди Гуля торчали рифы — самый крайний из них — Поллукс, за ним Девочки, а на внутреннем рейде стоял французский флот, вынужденный сносить беспрестанный дозор «Отчаянного», зная превосходящую мощь Ла-Маншского флота, лежавшего прямо за горизонтом.
В его-то сторону Хорнблауэр и посмотрел, закончив осматривать побережье. Основная часть Ла-Маншского флота, чтобы скрыть свою силу, оставалась вне пределов видимости — даже Хорнблауэр не знал точно его численность. Но прямо на виду, всего в трех милях мористее, лежала в дрейфе Прибрежная эскадра, мощные двухпалубные корабли, готовые в любой момент прийти на помощь «Отчаянному» и двум фрегатам, «Наяде» и «Дориде», если французы вздумают напасть на этих докучливых соглядатаев. Раньше этих линейных кораблей было три, а сейчас Хорнблауэр видел, как к ним, идя в крутой бейдевинд, приближается четвертый. Хорнблауэр машинально взглянул на Пти Мину. Как он и ожидал, крылья расположенного на мысе семафора двигались: вертикали к горизонтали, потом опять к вертикали. Наблюдатели сигналили французскому флоту, что к Прибрежной эскадре присоединилось четвертое судно — они замечали любое, даже незначительное перемещение кораблей и тут же докладывали о нем, так что в ясную погоду французский адмирал получал известие уже через несколько минут. Это страшно мешало британцам и помогало каботажным судам постоянно проникать в Брест через пролив Ра. Что-то надо предпринять против этой семафорной станции.
Буш выговаривал Форману, которого терпеливо — вернее, нетерпеливо — обучал обязанностям сигнального офицера.
— Вы что, все еще не можете прочесть позывные? — спрашивал Буш.
Форман направил подзорную трубу на линейный корабль — он все еще не научился держать другой глаз открытым, но не смотреть им. В любом случае, не так уж просто читать флажки, особенно когда ветер дует прямо от одного корабля к другому.
— Семьдесят девять, сэр, — сказал, наконец, Форман.
— Хоть раз вы прочли правильно, — удивился Буш. — Посмотрим, что вы будете делать дальше.
Форман щелкнул пальцами, вспоминая, что нужно делать, и заспешил к сигнальной книге на нактоузе. Как только он начал листать страницы, подзорная труба выскользнула у него из-под мышки и со стуком упала на палубу. Кое-как он исхитрился ее поднять и найти нужное место. Он повернулся к Бушу, но тот большим пальцем показал на Хорнблауэра.
— «Тоннан»[4], сэр, — сказал Форман.
— Ну, мистер Форман, вы знаете, как надо докладывать. Доложите по форме и как можно полнее.
— «Тоннан», сэр. Восемьдесят четыре пушки. Капитан Пелью. — Каменное лицо Хорнблауэра и его суровое молчание подстегнуло Формана, и он вспомнил, что еще должен был сказать: — Присоединился к Прибрежной эскадре.
— Спасибо, мистер Форман, — крайне официально произнес Хорнблауэр, но Буш снова заорал на Формана, да так громко, словно тот стоял на баке, а не в трех ярдах от него.
— Мистер Форман! «Тоннан» сигналит! Быстрее! Форман бросился назад и поднес к глазу подзорную трубу.
— Наши позывные! — сказал он.
— Это я видел пять минут назад. Читайте сигнал. Форман пристально посмотрел в подзорную трубу, потом заглянул в книгу, и еще раз проверил себя, прежде чем снова посмотреть на разъяренного Буша.
— Там говорится «пришлите шлюпку», сэр.
— Конечно. Вы должны знать все основные сигналы наизусть, мистер Форман. Вы потратили очень много времени. Сэр, «Тоннан» сигналит, чтоб мы прислали шлюпку.
— Спасибо, мистер Буш. Подтвердите и изготовьте шлюпку.
— Есть, сэр. Подтвердить! — Через секунду Буш снова вскипел. — Не этот фал, бестолковый… бестолковый молодой джентльмен. «Тоннан» не увидит этого сигнала за крюйсе-лем. Поднимите его на ноке грот-марселя.
Буш поглядел на Хорнблауэра и беспомощно развел руками. Отчасти он показывал этим, что отказывается чему-либо научить непонятливых юных подчиненных, отчасти же этот молчаливый жест выражал его чувства, вызванные тем, что ему пришлось, зная вкусы Хорнблауэра, назвать Формана «молодым джентльменом», вместо того, чтоб употребить словечко покрепче. Потом он обернулся и стал смотреть, как Камингс спускает шлюпку. Многое можно было сказать в защиту системы, при которой молодых людей беспрестанно дергали и ругали при исполнении обязанностей. Хорнблауэр не соглашался с расхожим мнением, что молодые люди становятся лучше от дерганья и ругани, но он знал, что так они быстрее изучат свои обязанности, а в один из ближайших дней Форману, быть может, предстоит читать и передавать сигналы в дыму и сражении, среди убитых и раненых, или Камингсу спускать шлюпку перед операцией по захвату вражеского судна.
Хорнблауэр вспомнил свой недоеденный обед.
— Позовите меня, когда вернется шлюпка, пожалуйста, мистер Буш.
Черносмородинное варенье кончалось. Хорнблауэр, горестно созерцая, как пустеет последний горшочек, заметил про себя, что пристрастился-таки к черной смородине. За сорок дней в море кончились и масло, и яйца. Следующие семьдесят один день, пока не кончатся корабельные припасы, ему скорее всего придется жить на матросском довольствии — солонина, горох, сухари. Сыр дважды в неделю и пудинг на нутряном жире по воскресеньям. В любом случае, можно вздремнуть, пока не вернется шлюпка. Хорнблауэр мог спать спокойно (нелишняя предосторожность, на случай если обстоятельства заставят его бодрствовать ночью), полагаясь на мощь британского флота хотя в каких-то пяти милях находятся двадцать тысяч врагов каждый из которых мог бы его убить.
