Что я ещё успела отметить, так это его самоуверенность, причём во всём, даже в мелочах. И это меня раздражает. То, что у него всё получается и что он оказывается прав. Это странно, ведь по идее, если я ненавижу слабых мужчин, то сильные должны мне нравиться. А этот меня бесит и чуточку будоражит. Особенно после его дурацкого вопроса.
Пока мы добирались до ресторана, пару раз я пыталась заикнуться, что он слегка нарушил правила дорожного движения, но он посмотрел на меня таааакиим взглядом, при этом издевательски приподняв бровь, что я заткнулась до того момента, пока нам не принесли меню. Неприятно, когда на тебя смотрят как ну дуру, которую не спрашивали.
— Значит, тебя легко задеть? — неторопливо рассматривая названия блюд, произносит Джордж. — Слишком ранимая, впечатлительна, обидчивая?
— Ранимая, но в меру, — бубню в ответ, по его же примеру уставившись в меню.
— То есть, это на меня такая острая реакция?
— Наша ситуация тому способствует, — вскидываю на него свой испытывающий взгляд. — Я готова сделать заказ. Может, расскажешь мне о себе, или мне не разрешено задавать вопросы? — произношу я обиженно и едко. Как он вообще посмел заикнуться про постель?
— Бросай дуться, Эвелин. Конечно же мы поговорим. Зачем же мы ещё встретились? Не бойся, клинья я к тебе подбивать не стану, не в моих правилах делать предложение дважды.
— Ах вот как? — нет, этот парень не перестаёт меня поражать. — Так предложение перепихнуться было эксклюзивным и одноразовым? Это чтобы у меня в голове крутилось об утраченном шансе?
— Даже представить боюсь, Эвелин, что у тебя там крутится в твоей голове. Просто если мне отказывают — я больше не напрашиваюсь. Да-да, нет-нет. У меня не так много времени, чтобы растягивать свои отношения с женщинами от ухаживаний до постели. У меня вообще с романтикой туго. Иногда ведь желание накатывает спонтанно, меня чем-то цепляет, я чувствую возбуждение и говорю об этом прямо. Ты собралась обсуждать мою сексуальную жизнь?
Нарочно меня в краску вгоняет, будто знает как и какой при этом у него должен быть тон. Надо же, такого сексуального партнёра потеряла. Хочется хлопнуть себя по щеке, чтобы перестать об этом думать.
— Нет, мы будем говорить о твоей дочери, раз уж это твоя главная цель. Эмма знает, что ты болен?
— Конечно. Но не знает насколько всё серьёзно.
— Почему? Девочка должна знать правду, чтобы потом это не было для неё шоком.
— Потому что, Эвелин, очень сложно сказать в глаза своему ребёнку, что ты скоро его оставишь. Я решил, чтобы Эмма оставалась в неведении. Это моё право и моя воля. Сейчас она счастлива, она дурачится, веселится. Зачем ей прежде времени впадать в тоску.
— А … чего именно … где находится опухоль? — я еле выдавили этот вопрос, и меня поражает, что он говорит об этом достаточно спокойно. Иногда играет желваками, но эмоции его не рвут. Видимо, он уже прошел эту стадию принятия.
— Мозг, — серые глаза рассматривают меня очень внимательно. — Не операбельно. Ты выглядишь испуганной, Ава.
— Прости. Это … это ужасно. Я очень сожалею, Джордж, — нужно менять тему, я не готова обсуждать подобное. — Мне ведь можно взять с собой мою собаку? — ну вот, я снова спрашиваю у него разрешения.
— Можешь, — мягко улыбается Джордж, продолжая меня гипнотизировать.
— Ладно. Что ты скажешь дочери насчёт меня? Нужно же будет как-то объяснить моё присутствие, кто я, зачем.
— Эмме я скажу, что ты моя невеста, и возможно, в скором временем станешь её матерью.
— Мачехой. Обычно все дети ненавидят свою мачеху. На этом многие сказки заточены, мачехи — это злые тётки. Как мне с ней подружиться? Что посоветуешь?
— Тут тебе уже самой решать. Не хочу, чтобы мои советы облегчали тебе жизнь. Важно именно найти ниточку к Эмме, нащупав её своим сердцем. Учти хитрость, подкуп и угрозы с моей дочерью не прокатят. Просто тебе нужно будет больше с ней общаться.
— Она скучает по своей родной маме? Не злится на тебя, что вы расстались?
— Эмма её и не помнит. Спрашивала пару раз, и моего объяснения ей хватило, чтобы не поднимать эту тему. Но она всегда очень ревновала меня к моим любовницам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Сейчас ты ещё скажешь, что у тебя было много женщин.
— Да, — смеётся Джордж. — А почему нет? О многих моя дочь даже не знает, только тех, с кем завязывались более продолжительные отношения. И вот мы снова вернулись к этой теме, — его смеющиеся глаза нагло блестят, он потешается надо мной. — Я не урод, и я не всегда был болен. Да и сейчас болезнь всё ещё позволяет мне изредка заниматься сексом.
— Когда у тебя появится невеста, то есть я, сложно будет приводить подружек в дом. Эмма может подумать о папочке плохо.
— Как-нибудь выкручусь, не переживай, твоей помощи здесь не понадобится, — усмехнувшись, Джордж покачал головой, и наконец перестал прожигать меня своим взглядом. И тут меня осенила ещё одна мысль.
— Если я буду считаться твоей невестой то, … это должно как-то проявляться в наших отношениях. Мы будем прикидываться влюблёнными и обманывать ребёнка?
— Вряд ли Эмма будет так скептически анализировать наше поведение. А что тот парень, которому ты так самоотверженно спасаешь жизнь? Он любит тебя? — и снова я под прицелом серых глаз.
— Я не знаю.
— Ты ведь в курсе, что пока ты будешь считаться моей невестой, а потом женой, и какое-то время вдовой, ты не должна быть уличённой в связи с другими мужчинами? Никаких любовных интрижек. Придётся на время забыть о сексуальной стороне твоей жизни. Потому что я не позволю тебе испортить репутацию нашей семьи. И это поражает меня до глубины души, Ава. Твоя жертва ради него. И не буду лукавить, я даже чуточку завидую ему. Мне бы тоже хотелось такого вот настоящего.
— Я буду скучать по Англии, — опустив голову, я вдруг почувствовала, как защипало в носу. Глаза застлали слёзы. Чёрт! Почему именно в этот момент? Да ещё при Джордже!
Он коснулся кончиками пальцев моей руки. Осторожно. Почти нежно.
— Если ты не против, мы можем немного прогуляться пешком. Надышаться туманом напоследок. Хочешь?
Быстро кивнув, я поднялась с места, чувствуя себя эмоциональной идиоткой. Сначала касание темы любви, затем преждевременная ностальгия, по родине я, видите ли, буду скучать, и попытка меня утешить человека, который … сознательно принял тот факт, что он скоро распрощается с жизнью. А я тут со своими мелочами. Мне почему-то его так жаль. Искренне и по-человечески. Что я даже готова прощать ему эту его заносчивость. Я уважаю его за то, что несмотря ни на что его глаза умеют смеяться, он продолжает шутить и цепляться за последние наслаждения в жизни. Не стоило думать об этом именно сейчас, но вырвавшиеся мысли всколыхнули накопившееся, и выйдя из ресторана … я опозорилась перед ним в который раз. Я расплакалась. Тихонько. Зажимая ладонью рот.
— Эй. Ава, ты чего? Что случилось? Я что-то не так сказал?
Но вместо ответа я уткнулась ему в грудь, продолжая всхлипывать в дорогое пальто. А он … он меня просто обнял. И это так странно. Парень, который мне нравится, ради которого я вляпалась в эту историю, сейчас ночует в своём трейлере, пытаясь унять свою душевную сумятицу, а я, стоя посреди улицы, рыдаю на груди у незнакомого будущего мужа.
Через время, успокоившись и вытащив из кармана бумажные салфетки я нелицеприятно высморкалась, вторая серия после разных носков.
— Ненавижу слёзы, — произносит Джордж.
— Не поверишь, но я тоже.
— Ну, хоть в чём-то мы с тобой сходимся, — усмехается он, и я беру его под руку, потому что наша прогулка всё ещё в силе. — И по чему ты тут собралась скучать? По этому дурацкому левостороннему движению? Странным автобусам, сыростью и туману? Или по этой вашей повёрнутости на традициях, по тому как вы англичане носитесь со своим королевским двором?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Тебе не понять, америкашка, — вздыхаю я. — Разве … нет никакой надежды?
