Данилов выпрямился и посмотрел графу сопроводительного листа, в которой была указана терапия, проведенная бригадой. Почерк у врача был мелкий, убористый, но все равно сведения еле уместились.
— Поликлиника дала копию его последней выписки…
Всю выписку читать было некогда, но Данилова в первую очередь интересовал диагноз.
— Я понимаю, что при ишемическом инсульте симптоматика может быть скудной, что ему, — Данилов посмотрел на бледное лицо больного, — шестьдесят восемь лет и он гипертоник. Но он же еще и диабетик, об этом написано в выписке и, разумеется, в карте. Почему ни поликлиника, ни вы не подумали о таком элементарном диагнозе, как гипогликемическая кома?[11] Потому что невропатолог первый прибежал и поставил «свой» диагноз? Ну уж глюкозы-то ему можно было ввести, как по-вашему? С диагностической целью?
Лицо врача покрылось красными пятнами.
— Я подумал, что раз специалисты в поликлинике… да еще и в ведомственной… с невропатологом разговаривал лично… она так уверенно сказала…
— Специалисты! — хмыкнул Данилов. — Каждый отвечает за свой участок, а вы с момента приезда и до сдачи — за больного целиком, со всеми потрохами. Сработали вы хорошо — пролечили по стандарту, трубку поставили, катетер, в реанимацию привезли, но о диабете не подумали и в карту или выписку не потрудились заглянуть!
— Но от него не пахло…
— При гипогликемической коме пахнуть не должно!
Данилову не доставляло никакого удовольствия отчитывать молодого коллегу. Сам не так давно делал первые шаги и многому учился «методом тыка», правда, диагнозы в выписках читал всегда. Но указать на ошибку было надо, для блага самого доктора и его будущих пациентов. Гипогликемическую кому в самом начале можно купировать введением внутривенно сорокапроцентного раствора глюкозы. Одна инъекция — и больной буквально «на игле» выходит из комы! Но уже через два часа после наступления комы одним уколом не отделаешься, потому что на фоне гипогликемии может развиться грозное осложнение — отек мозга. Как говорится, хороша ложка к обеду.
— И невропатолог держалась так уверенно…
Врач переглянулся с фельдшером, стоявшим в ногах пациента.
— Я вас понимаю, — уже мягче сказал Данилов, — приезжаете в поликлинику, да еще ведомственную, невропатолог начинает давить на вас своим авторитетом, козырять стажем и категорией, мне все это знакомо на личном опыте. Но врач должен жить своим умом, а не чужим. И не позволяйте никому давить на вас регалиями и апломбами. Мне однажды в поликлинике пытались под видом внематочной беременности радикулит сдать…
Это был третий год работы на «Скорой». Данилов уже успел «понюхать пороху», то есть навидаться всякого разного. Повод «женщина двадцать шесть лет, трубная внематочная беременность, угроза разрыва маточной трубы», вызов в поликлинику… Все ясно и просто — диагностировали и сразу же госпитализируют.
— Не повезло девке, — сказал водитель, узнав повод к вызову, — под самый праздник в больницу загремела.
Данилов согласно кивнул — да, вечер седьмого марта не самое подходящее время для госпитализации. Да и бывает ли оно, это подходящее для госпитализации время? В больницу ведь никогда ложиться не хочется.
В непривычно безлюдной поликлинике бригаду ждали трое — сама пациентка, бледная, с заплаканными глазами, пожилая сотрудница регистратуры и охранник, усатый, краснолицый и очень улыбчивый, явно уже начавший праздновать Международный женский день.
— Все уже ушли, а я тут должна до ночи вас ждать, перерабатывать, — вместо «здравствуйте» выдала «регистраторша».
Можно было объяснить, что вызов «простоял» на подстанции сорок минут, пока не достался Данилову, потому что все бригады были заняты, и что Данилов ехал не с подстанции, а из сто шестьдесят восьмой больницы, отвозил туда мужчину с инфарктом. Но вместо этого Данилов демонстративно посмотрел на часы, висевшие в регистратуре, где происходил разговор, и сказал ворчунье:
— Не так уж вы и переработали — всего двенадцать минут!
— Я свое время берегу, мне его не так уж и много осталось! — огрызнулась ворчунья, стягивая халат.
Больная лежала на банкетке, почему-то на боку, а не на спине.
— Здравствуйте, что у вас случилось? — начал Данилов.
— Вы ее волоките в машину и там с ней занимайтесь! — влезла «регистраторша». — Мне регистратуру запирать надо.
— Идите, Анна Даниловна, я запру! — вызвался охранник.
— Нечего в регистратуре делать посторонним! — уперлась вредная Анна Даниловна. — Вдруг они чью-нибудь карту украдут!
Данилов оскорбился, но связываться не стал, считая, что оппонентку ему все равно не переспорить, да и выяснять отношения при пациентке несолидно. Он попросил фельдшера сходить за носилками, но больная запротестовала и, несмотря на уговоры Данилова, решила дойти до машины своим ходом.
Увидев, как пациентка встает с банкетки и делает первые шаги, Данилов спросил, все ли в порядке у нее со спиной.
— Так я же с радикулитом к невропатологу и пришла! — сказала женщина. — У меня это не в первый раз, как наподнимаюсь в торговом зале тяжелых коробок, так и вступает. Зайду, думаю, после работы, больничный возьму, а невропатолог, оказывается, заболела. Ну, я пошла к терапевту, та посмотрела меня и отвела в женскую консультацию, потому что заподозрила внематочную…
Данилов вернул женщину на банкетку и попросил охранника с «регистраторшей» «отойти подальше» (звучит вежливо, а скрытый смысл улавливается сразу), чтобы не смущать пациентку и не мешать осмотру. Те подчинились, охранник — молча, а «регистраторша» чего-то пробурчала.
Осмотр выявил мягкий, совершенно безболезненный живот и все симптомы, характерные для крестцово-поясничного радикулита, прямо по учебнику — ни отнять, ни прибавить. Подробно расспросив пациентку, Данилов выяснил, что она три месяца назад рассталась со своим гражданским мужем и с тех пор половых контактов не имела.
— А об этом вы докторам сообщили?
— Они от меня отмахнулись, сказали, мало ли что может быть. Я, конечно, все понимаю, что завтра Восьмое марта, но… — пациентка слегка замялась, — …что терапевт, что гинеколог… ну никакие они уже были, видно, хорошо попраздновали. Я ведь и ойкнула только из-за того, что доктор, когда живот смотрела, пошатнулась, да всем телом на руку и оперлась, чтобы не упасть. А в ней весу — килограмм девяносто.
Данилов снял диагноз внематочной беременности, сделал женщине обезболивающий укол и довез ее до дома. Развозить по домам «скоропомощные» правила не разрешали, но если все равно по пути, то можно и нарушить, тем более в канун женского праздника. На следующем дежурстве пришлось написать объяснительную, поскольку «острые» хирургические (и гинекологические в том числе) диагнозы выездным врачам снимать запрещалось…
Около семи часов поступил еще один, уже четвертый пациент — пятидесятилетний майор с подозрением на отравление алкоголем. Подозрение пришлось подтверждать — отправлять кровь и мочу в лабораторию, вызывать не только невропатолога, но и нейрохирурга, потому что дежурный невропатолог затруднялась сказать — есть ли у больного признаки острой черепно-мозговой травмы или нет.
В десять вечера Данилов решил поужинать. Поставил чайник, выложил на стол початую пачку овсяного печенья, надкусил одно, и тут в зале выдали тревогу сразу два монитора.
Данилов вылетел в зал, забыв о том, что во рту непроглоченный кусок печенья. Для врача, дежурящего в паре с медсестрой, двойная тревога — это адский ад. Данилову еще никогда не приходилось одновременно реанимировать двоих.
На какие-то доли секунды мелькнула надежда на то, что одна из тревог — ложная. Современным мониторам, представляющим собой совершенное чудо высоких технологий, до полного совершенства еще далеко — если от груди пациента случайно отклеиваются электроды, то монитор трактует это как остановку сердца. Со всеми вытекающими последствиями, то есть — с сигналом тревоги.
Увы — это была настоящая тревога. Остановку сердца выдали двое — пожилой джентльмен, неосторожно увлекшийся антиаритмическими средствами, и девушка, так и не вышедшая из эпилептического статуса. У девушки на экране монитора вместо зубчатой линии тянулись волны фибрилляции желудочков,[12] а у деда линия была ровной, прямой. Асисиолия — отсутствие сокращений.
— Наташа! Два шприца с адреналином! — крикнул Данилов, мгновенно оценив ситуацию.
С девушкой дело обстояло немного проще — за нее, по крайней мере, «дышал» аппарат ИВЛ. Деда Данилов около часа назад от аппарата отключил, порадовавшись про себя тому, как неожиданно скоро дед пошел на поправку.
Пошел! Как бы не так! Это оказался очень коварный больной. Усыпил бдительность врача ложно-примерным поведением и выдал ему сюрприз. Да какой! Хорошо еще, что Данилов трубку из трахеи не вытащил, решив, что сделает это, когда больной окончательно придет в себя.
