— Как бы мне снять с тебя это платье? — спросил он, садясь рядом, — Через голову явно не получится, — оглядывая корсет, плотно обтягивающий мою талию.
— Там шнуровка и застёжка, — подсказала, смело поворачиваясь к мужу спиной.
Пока Исаев распускал ленту на корсете, я вытаскивала из причёски многочисленные шпильки, являющиеся теперь единственными источниками дискомфорта.
Не разворачивая меня снова к себе, муж, расправившись с завязками и застёжкой, осторожно спустил лямки платья с плеч. Мягко целуя в шею, заставил лечь на него, обнажая грудь и тут же накрывая её своими руками. Тело покрылось мурашками, я снова дрогнула от страха. Уже не такого, когда хотелось бежать куда подальше, а просто от неизвестности.
— Тихо милая, не бойся, — шептал Исаев, прижимаясь губами к шее.
— Не боюсь я, — спорила с ним, зажимая в руках шпильки и борясь с новой волной дрожи в теле.
— Смелая какая, — хмыкнул он, прикусив мочку уха, отчего по телу прокатилось горячее волнение, и я в мгновение покрылась не простыми мурашками, а гусиной кожей.
Тело становилось и тяжёлым и в то же время лёгким, словно парящим под потолком. А в некоторые моменты ощущения разливающегося жара под кожей, мне вовсе казалось, что это не со мной происходит. Придерживая за спину, Исаев уложил меня на многочисленные подушки и стянул платье.
— А можно свет погасить? — краснея, попросила мужа, когда он слез с кровати, чтобы раздеться.
— Можно.
Исаев улыбнулся лукаво и на ходу раздеваясь вернулся ко входу, где были все выключатели. Я воспользовалась этой заминкой и забралась под одеяло, так было совсем-совсем не стыдно и не страшно.
Совсем ничуточки.
Наш номер погрузился в темноту, только напрягая зрение, можно было разглядеть призрачные тени проходов и стен. Анатолия я практически не видела, только слышала, как он вернулся и смеялся, нащупав поверх меня одеяло.
— Жарко не будет? — спросил он, забираясь ко мне.
— Не знаю, нет у меня такого опы... — хотела съязвить, но рот мой был закрыт поцелуем.
Исаев долго целовал, с напором глядя тело пока у него было терпение, когда кончилось, он стянул с меня трусы и мои щёки вновь загорелись от стыда.
— Раздвинь ноги, — попросил он, отстраняясь и поднимаясь надо мной, скидывая одеяло.
А глаза, привыкшие к темноте, стали видеть гораздо больше, но даже так было лучше, чем было бы при свете.
— Зачем? — я неосознанно попыталась сесть, но Исаев за ногу подтянул меня к себе ближе и сам развёл мои ноги в стороны.
— Надо, — логично ответил муж, но что он собирался делать я не понимала, а поза моя бесстыжая ввергала меня в ступор.
Я во все глаза глядела в серую темноту, пытаясь разглядеть, что происходит. Видела, как Исаев за чем-то потянулся в сторону, что-то в темноте щёлкнуло.
— Это смазка, с ней поприятней будет, — предупредил он и между ног меня коснулись его пальцы.
Слово не мой стон разнёсся по номеру, когда Исаев начал растирать по чувствительному месту прохладную скользкую жидкость. Делал он это особенно тщательно и долго, задерживаясь в одной точке, от прикосновений к которой меня словно окатывало удовольствием. Я не могла найти себе места, металась по кровати, хваталась то за подушки, то пыталась зацепиться пальцами за туго натянутые простыни, и несколько раз пыталась свести ноги, чтобы прекратить это, но муж не позволял.
Я не понимала, что происходит и что задумал Исаев, но в итоге я не выдержала напряжения, меня охватила эйфория. Она прокатилась по телу от той точки, где были пальцы мужа и заставила дёргаться от необъяснимо сильной, но приятной дрожи. Исаев просунул руку мне под поясницу и притянул к себе резко и близко. Стало больно и горячо, я и не сразу поняла, что случилось. Что всё случилось, и муж, тяжело дыша, отстранившись лёг рядом, положив тяжёлую руку на ноющий живот.
— Больно? — спросил меня Исаев, бесконечно и нежно целуя в висок.
Больно было, но не настолько, чтобы говорить об этом, меня больше беспокоило другое. Было дико стыдно про это говорить, но молчать не понимая, что происходит было страшней.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Эм, да не особо, но с меня что-то течёт, — призналась, пытаясь по ощущениям понять, как сильно, может надо и вовсе в скорую звонить.
Исаев расхохотался и кратко объяснив мне, что это его сперма, отправился в ванную. Пока я лежала на кровати осознавая, что стала женщиной и думала о том, что возможно, совсем скоро стану мамой, муж набрал ванну и вернулся за мной. Сам то он был уже в халате, а я мало того что голая, так ещё и грязнющая. Только Исаев моих смущений не понял, откинул одеяло в сторону и сгрёб меня обессиленную с кровати, на руках донёс до ванны и опустил в горячую пенную воду.
— Я тебя перепачкала! — ужаснулась, видя розоватые следы, кажущиеся жутко яркими на белой ткани.
— Ты меня осчастливила, — с довольной улыбкой признался Исаев, — Смотри не усни, я скоро вернусь, — велел мне и вышел, поцеловав в макушку.
Я подтянула колени к груди и положила на них голову, с мыслью, что не всё так ужасно и я смогу полюбить своего мужа.
Глава 12
Пока я грелась в ванне с пеной и приходила в себя, Исаев разобрался с кроватью. Когда закутавшись в махровый халат, я вышла из ванной комнаты, на кровати была чистая простынь. И судя по тому, как она была заправлена, Исаев сам её перестилал.
— Спать ложись, милая. Нам вставать через пять часов, — предупредил муж, сидящий в кресле, что стояло возле кровати.
У него в руках были наши паспорта и какие-то бумажки. Спать мне не хотелось совершенно, неизвестно откуда столько сил взялось. А ещё неудовлетворённое любопытство не позволило такую роскошь как сон. Рухнула поперёк кровати на живот, подтягиваясь ближе к Исаеву.
— А море, это где? Какое? И на чём мы поедем? — засыпала его вопросами оставив главный напоследок, — И в чём я поеду?
Исаев устало рассмеялся, не очень громко и недолго.
— На самолёте полетим, в семь утра вылет, в обед уже в Сочи будем. Чёрное море, две недели. Довольная? — посмотрел на меня прищурившись, с лёгкой полуулыбкой.
— Да! Я ни на каком мере не была. А поеду в чём? У меня одежды же нет, да и обуви, а туфли я не смогу надеть, потому что вот, — подняла ноги, согнув их, мои жуткие мозоли было видно издалека.
Исаев подался вперёд, посмотрел на мои измученные туфлями ступни и недовольно нахмурился.
— Жуть! — одним словом, оценил состояние моих ног, — Чемодан с вещами в багажнике, а в шкафу костюм и босоножки, — объяснил предусмотрительный Исаев, собираясь куда-то.
— А ты куда? — я села на кровать, стянув с тумбочки документы, чтобы посмотреть на первые в моей жизни билеты на самолёт.
— Ложись спать, я скоро вернусь, — ничего толком не объяснив, Исаев натянул брюки и накинув пиджак на голое тело вышел из номера, закрыв меня на ключ.
Я посмотрела на билет, на штамп в паспорте. А потом заглянула в паспорт Исаева. Даже не сразу узнала его. С фотографии на меня смотрел совсем худенький и молоденький, гладковыбритый парень с медной копной волос на голове. Красивый даже. Если сравнивать фотографию и оригинал, то можно было сказать, что на фото сын Исаева, а не он сам. Лишний вес, его борода и короткая стрижка добавили ему лет, но сейчас он выглядел солидней, что ли. Даже задумалась, каким он мне больше по душе, и в итоге пришла к выводу, что ему надо сменить фотку в паспорте. Не он это. Не шло ему ни по характеру, никак.
Отложив всё на тумбочку, решила посмотреть, что за костюм и босоножки Исаев взял. Костюм у меня был, и он как раз оставался у Исаева дома, а вот босоножки я носила до самой свадьбы, и они были дома у родителей. Открыв шкаф, не нашла в нём ничего своего. На вешалке в чехле действительно весел спортивный костюм серого цвета. К нему и были босоножки, тоже серые, но не обычные, а спортивные.
