Господи, как ей надоело это слушать! Сколько можно убеждать ее, что она полное ничтожество? И зачем?
— Ладно, хватит уже. Я все поняла. Прости меня.
Но ему этого было мало. Борис выдержал эффектную паузу и решил окончательно добить провинившуюся супругу.
— Ты просишь прощения не потому, что действительно чувствуешь себя виноватой! (Какая проницательность! — восхитилась Таня). Когда преступников ловят, они тоже начинают раскаиваться, но лишь затем, чтобы избежать наказания.
Раньше он говорил ей и гораздо худшие вещи. Неизвестно почему на этот раз она не вытерпела.
— Да пошел ты! — сказала Таня.
Высказывание произвело эффект разорвавшейся бомбы. Изумленный Борис даже не сразу нашелся, что ответить. После паузы он ледяным тоном уведомил Таню, что не желает общаться с женщиной, которая ведет себя, как уличная девка, развернулся и вышел.
А потом высокие моральные устои не позволили ему пустить уличную девку в супружескую постель. Тане пришлось коротать ночь на импровизированном ложе, которое она создала из двух кресел и табуретки. Ничего, на дежурствах ей приходилось спать и на столах, и на медицинских каталках.
«А что ж это он меня выгнал из кровати? — думала она, пытаясь устроиться так, чтобы попа не сползала в щель между креслом и табуреткой. — Если ему так невыносимо находиться рядом со мной, спал бы на кресле сам. — Она покосилась на диван, где с комфортом почивал ее муж, — вечерний скандал не перебил ему сна. — В принципе не такой уж он плохой человек, — пришла в голову миролюбивая мысль, когда Таня, отчаявшись заснуть, поднялась выпить чаю. — Борис ругает меня и мучает только потому, что я позволяю ему это делать. Сама виновата. Потом, я же ни одного дня не была влюблена в него! У нас не было ухаживаний, свиданий… Конечно, после свадьбы все это немедленно бы прекратилось. Наша анестезистка уверена, что ухаживал за ней один человек, а женился — другой, настолько изменилось поведение любимого после свадьбы. Но у нее хотя бы был период романтики! И сохранились воспоминания, которые могут стать надежным спасательным кругом во время ссоры.
А что могу вспомнить я? Как Борис отказался целоваться со мной на нашей скромной свадьбе? Когда закричали «горько», он замахал руками и демонстративно отвернулся. Пусть это пошлый обычай, не спорю, но после этого всю свадьбу мне было по-настоящему горько».
Чайник уютно зашумел. Воровато оглядевшись, Таня положила в чашку свежий пакетик, хотя два его собрата кисли в заварочном чайнике, дожидаясь повторного использования.
«Мы экономим чай, но вторичный продукт использую только я! Стоп, Таня, это уже паранойя. Наверняка Борис тоже берет использованные пакетики, просто я никогда раньше не задумывалась над этим. И вообще напрасно я приписываю ему все существующие пороки, он обычный среднестатистический мужик. Просто у нас с ним нет ни одного общего драгоценного воспоминания — вот в чем дело. Наверное, если бы я любила его, все было бы иначе. Но я лишь изображаю любовь и нежность точно так же, как в постели имитирую оргазм… И он это чувствует.
Так что я сама виновата. Я обманула его. Я ведь с самого начала не питала иллюзий на его счет и вышла за него замуж только ради того, чтобы выйти замуж.
Возможно даже, что я, изображая внешне послушную и преданную жену, на самом деле злобная истеричка, анализирующая его поступки с гораздо большим пристрастием, чем он мои. Просто мне хочется презирать мужа, чтобы иметь возможность считать его справедливые замечания глупыми придирками. Разве мне приятно слышать, например, что из меня никогда не получился бы хороший врач? Но ведь, если разобраться, посмотреть непредвзято, высказывания Бориса логичны и не голословны…
Многие женщины выходят замуж за первого попавшегося — из неуверенности в себе, страха перед одиночеством. А потом всю жизнь мстят мужу, что он не такой, как им бы хотелось…
Послезавтра приедет Миллер! — неожиданно вспомнила она. — Господи, как я соскучилась… И что его понесло во Владивосток? Бедный, он, наверное, переживает из-за того, что нагрубил мне, когда я к нему явилась с этим злосчастным вареньем. Не из-за того, конечно, что влюблен… Просто он стыдится своей выходки. Гадает, как я его встречу…»
Дмитрий Дмитриевич вылетел из Владивостока в пятницу, чтобы за выходные привыкнуть к разнице во времени. Прощаясь, они с сестрой даже всплакнули, но, сев в самолет, он сразу принялся думать о Тане.
— Как хорошо, что ты есть, — шептал он, отвернувшись к иллюминатору и скользя взглядом по причудливым нагромождениям облаков. Самолет пробирался между ними, словно искал выход из лабиринта. — Ты открыла мне целый мир, полный нежности. И пусть душа болит, это ничего. Так болит нога, когда с нее снимают жгут и восстанавливают кровоток. Моя душа была ранена, и я затянул на ней жгут, чтобы не истечь кровью и не погибнуть… Долгие годы она существовала отдельно от меня. Я был уверен, что она отмерла, пока не пришла ты и не сняла этот жгут одним движением руки. Теперь она болит, оживает… Чего бы я ни отдал, чтобы провести жизнь вместе с тобой! Но даже просто знать, что ты существуешь, — уже счастье.
Глава 6
Женщина с маленьким ребенком на руках сидела на топчане перед смотровой. Жена, что ли? Миллер скользнул взглядом по неубранным длинным волосам, растянутому свитеру и отчаянно заискивающему лицу.
— Доктор, он же на своих ногах пришел в больницу! — сказала она, крепко схватив его за рукав халата. — С ним все будет хорошо, правда? Он же сам пришел!
— Простите, я должен идти к вашему мужу. Осмотрю его и все вам скажу.
— Но это же не опасно? Правда же, не опасно?
Бедная, как она измучилась ожиданием! Как ей хотелось услышать обнадеживающие слова!
— Потерпите десять минут. И зачем вы притащили в больницу ребенка? Позвоните кому-нибудь, пусть приедут, заберут.
Она растерянно покачала головой:
— У нас в этом городе никого нет…
Случай вполне обычный. По дороге домой на парня напали наркоманы. Слегка ударили по голове, отобрали бумажник. Парень решил, что отделался легким испугом, и пошел домой. Утром почувствовал себя неважно, обратился в травмпункт. Пока ждал в очереди, потерял сознание, начались судороги. Хорошо, что там сообразили не связываться со «скорой», а привезли на своем транспорте, все-таки немного времени сэкономили. Диагноз внутричерепной гематомы был ясен Миллеру еще до того, как он осмотрел больного. Нужна бы, конечно, компьютерная томография, но это значит — опять терять время, которое и так упущено…
Кома, констатировал он и быстро проверил рефлексы — уточнить локализацию гематомы. Сообщая жене о предстоящей операции, он старался не встречаться с ней взглядом. Шансов было очень мало.
