мгновение скрывшуюся за поворотом.
Солнце. Тепло. Весна.
– Все будет хорошо, – прошептал Антон.
– 5 –
– Всё будет хорошо, Игорь Анатольевич, – скромно улыбаясь, произнесла Катя и тут же, засмущавшись, опустила глаза.
– Что? – удивленно спросил Громов.
В спешке выйдя из своего кабинета, он остановился посреди приёмной и замер. Луч солнца, запрыгнув через окно, коснулся его щеки. Он обернулся к окну и встретился лицом к лицу с озорным лучом, заставившим его зажмуриться. Солнце. Тепло. Весна. Солнце сияло. Тепло растекалось по приёмной. Весна руководила оккупацией. Громов ощутил это солнце, это тепло, эту весну. Но принять их не мог. Его тяготила неразрешённая проблема, не пропускавшая это тепло. Он нахмурил лоб и опустил голову. Тяжесть? Беспокойство? Что же?
– Всё будет хорошо, Игорь Анатольевич.
– Что?
Солнце. Тепло. Весна. Но! Тяжесть? Беспокойство? Что же?
– Простите, Игорь Анатольевич, мне показалось, вы чем-то расстроены.
Громов будто очнулся.
– Расстроен? Ничего, Катенька, всё будет хорошо.
– Вот я и говорю, всё будет хорошо, – уже смеясь, повторила Катя.
– И ты хорошая, и как всегда бесподобна.
– Спасибо, Игорь Анатольевич. Я просто никогда вас не видела таким.
– Каким? – поинтересовался Громов.
– Таким печальным. Я думала вы такой… Такой железный, такой всегда невозмутимый и веселый. А сейчас вы немножко грустный.
Громов рассмеялся. Катя последовала его примеру
– Ничего, Катя, ничего. Ты права, все будет хорошо. Я уже не вернусь сегодня.
– Хорошо, Игорь Анатольевич.
– Как там? У немцев? – спрашивал Николай Ефимович.
– Замечательно. Особенно в начале мая. Знаешь, Ефимыч, День победы с детства был моим любимым праздником. Думаю, у нынешней молодежи это может вызвать, мягко говоря, недопонимание. День победы! Такая гордость за страну и народ… И странное ощущение овладевает тобой, когда встречаешь этот праздник в Берлине.
Гартман скрипя, рассмеялся.
– Какую ответственность несет двадцатилетний немец за Холокост? Это, действительно, смешно.
– Да я не об этом, Игорь. Ты так забавно это сказал.
– Я бродил возле Рейхстага, когда в Москве начинался салют, и думал, каково быть молодым немцем, знающим о том, что его предки сотворили лет так восемьдесят назад. Срок большой, но в масштабах той войны ощутимый даже для двадцатилетнего парня, особенно, когда он видит русских байкеров, размахивающих красными флагами и лозунгами «На Берлин!»
Гартман снова рассмеялся.
– Ладно, увлекся я, – твердо проговорил Громов. – Я так понимаю, порадовать тебе меня нечем?
– Подожди, Игорь. Закончи с немцами.
– Они не помогут. Времени нет. Я не строил иллюзий относительно встречи с Генрихом. Он, конечно, готов принять участие при определенных условиях на перспективу по импорту его железок сюда, но, выстроить канал, не засветившись, за месяц не получится, сам понимаешь. А Крым я возвращать не намерен.
– Он не единственный твой партнер, – заметил Николай Ефимович.
– Партнеры есть не только у меня. К тому же партнерство хорошо при взаимовыгодных условиях, которые я обеспечить не могу.
– Ты хотел сказать: «Не хочу».
– Разумеется. Итак, Ефимыч?
– Есть пара идей, но срок их реализации тебя не устроит. Создается такое впечатление, что твой оппонент четко спланировал свой налет, учтя временной лимит. Он тебя просчитал.
– Постой. Ты мне даже не намекнёшь на успех?
– Мне нечего тебе предложить. Я продолжаю двигаться в тех направлениях, что отрабатывал, приняв во внимание всю представленную тобой информацию, но, повторяюсь, перспективы не вижу в силу временного ограничения. Силантьев мог тебя просчитать? Вернее, не думаешь ли ты, что он заранее всё продумал.
– Смысл?
– Согласен. Нет его. Но и иных версий у меня нет. Случайно так четко попасть очень сложно. Разве что, он залез в твою голову.
– Вряд ли это в отместку за тот случай, хотя определенную роль он сыграть мог.
– А когда ты планировал?..
– Я никого не посвящал в свои планы целиком. Из порционных данных нельзя было собрать пазл. Эта банальная тактика. Не вчера родился, Ефимыч.
– Да, конечно, Игорь. Но, тем не менее, выглядит так, будто он выбрал тебя в качестве мишени, как дополнительный бонус к его сделке. Та сторона беспристрастна, говоришь?
– Я уверен. Дело лишь в цифрах.
– Я повторюсь, выводя тему в аукцион или…
– Нет, Ефимыч, я тебе уже говорил.
– Извини, Игорь, возраст позволяет мне выдерживать нравоучительную позицию.
– Юридически он неприкасаем, так?
– Абсолютно. Мои ребята еще копают, конечно, но… Пока тщетно.
– Хорошо. – Громов закрыл глаза.
Громов с Гартманом расположились за столиком ресторана теплохода, медленно скользящего по весенней глади реки. За бортом остался Парк Горького. Солнце припекало, не давая речному холодку разбавить воздух. Весна…
– Ты в порядке? – поинтересовался Николай Ефимович.
– Посмотрим на воду? – предложил Громов.
– Бог ты мой, Игорь, что с тобой?
Громов встал и направился к борту теплохода. Николай Ефимович нехотя последовал за ним, сокрушённо покачивая головой.
– В одно реку не войти дважды, – проговорил Громов. – А есть ли в этом нужда? Можно перекрыть течение, лишить реку истока и входи – не хочу.
– Только это будет уже не река, а лужа, – заметил Гартман.
– До тех пор, пока она необходима. Лужа так лужа! Исходил эту лужу вдоль и поперек, высушил, в конце концов, но вошел в бывшую реку и дважды и трижды. И забыл, выбросил вон.
– Я не могу тебя понять, Игорь. Неужели это надуманная неприятность, эта блажь так точит тебя, что ты не можешь просто… Просто…
– Отступить?
– Понимаю, что тебе не знакомо такое понятие. Но ты не можешь просто наслаждаться жизнью, смакуя былые победы, коих у тебя было предостаточно?
– Не вижу смысла в этом разговоре. Ты сам понимаешь.
– Извини, Игорь, боюсь тебя обидеть, но ты выглядишь растерянным.
– Если тряхануть валютный рынок так, что любая сделка на внутреннем рынке окажется лишённой смысла для кого бы то ни было, да еще договориться со всеми экспортерами о наращивании добычи нефти до степени её обесценивания, открыть новое месторождение, новое бездонное месторождение, объявить об открытии альтернативного вида энергии на порядок дешевле всех существующих, то тогда… Тогда… С чего начать, Ефимыч?
– Выпей, Игорёк.
– С чёрту твои умиротворяющие советы заядлого пенсионера! Давай по существу. Что ты можешь предложить?
– Я повторяю, надеяться ты можешь лишь на чудо. Я о своём поле. Если я что-то накопаю, то только случайно. Планировать не имеет смысла. Иные методы не укладываются во временные рамки. Уходя от правового поля, ты рискуешь потерять всё. Ты меня понимаешь. Знаю, что это не в твоих правилах, но, я также знаю, что способен ты на всё. На всё ради достижения поставленной цели.
– Спасибо, что все ещё веришь в меня.
– Я просто тебя знаю.
– Итак, я тебя слушаю.
