или учреждений.
О предложениях своих оппонентов он решительно заявил:
— Проект товарища Крыленко — буржуазный продукт, и, как мы видим, его защищают не простые рабочие, а представители адвокатуры и юстиции, не могущие отделаться от старых традиций. (Петерс был прав по существу, но к Крыленко он, возможно, был излишне строг.)
«Проект Петерса» (необходимость ликвидации уездных ЧК и недопущение ликвидации ЧК вообще) получил «за» — 214 голосов, «против» — 57. «Предложения Крыленко» поддержки не получили.
ВЦИК среагировал оперативно. Уже на другой день, 24 января, «Правда» опубликовала за подписью Председателя ВЦИК Я. Свердлова постановление: «В целях правильной организации и более рациональной борьбы с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности…» — ликвидировать все уездные ЧК. На выполнение постановления ВЦИК местным властям давалось 20 дней.
Можно сказать, что месяцы горячих споров вокруг ВЧК отразили битву партии за ВЧК, за повышение ее боевитости, усиление революционной законности. И эта битва была выиграна.
…В условиях нелегких дискуссий вокруг работы ВЧК, когда наслаивалось много и несправедливо, ЦК РКП (б) решил сделать еще одно важное дело — более весомо поддержать авторитет штаба ВЧК. 25 марта 1919 года на Пленуме ЦК партии была утверждена коллегия ВЧК: Аванесов, Валобуев, Дзержинский, Эйдук, Жуков, Кедров, Ксенофонтов, Лацис, Медведь, Мороз, Петерс, Уралов, Фомин и Чугурин. А 30 марта Дзержинский был утвержден наркомом внутренних дел, что снимало прошлые разногласия между ВЧК и НКВД и усиливало важнейшие государственные органы на пресечение подпольных действий врагов Советской власти.
БУДНИ. II
Воинский эшелон отходил в Ярославль. Была зима, стыли заиндевевшие деревья, и чем ярче светило низкое солнце, тем становилось холоднее, сильнее вымораживалось небо — пустое, огромное и строго голубое. Красноармейцы припасли немного дров, остатки поломанной мебели, и в теплушке бодро загудела «буржуйка». Поезд поехал. Незаметно летело время: в разговорах, шутках, былях и небылицах. Кто-то запел, другие подхватили: сначала революционные песни, потом те, что поет весь народ. Петерс не пел, слушал внимательно, запоминал особенно понравившиеся.
В Ярославле после пережитого левоэсеровского мятежа еще редко над какими трубами вился дым. К Петерсу приходили люди — кто побеседовать с ним, кто просто посмотреть на человека из Москвы: что нового привез? что скажет? Местные чекисты, милиционеры, которые не имели еще формы, а носили нарукавные повязки, люди из Советов, служащие, горожане старого Ярославля. Одни слушали Петерса молча, с достоинством. Другие, отвечавшие за дела в городе, за то, чтобы дымили трубы, оправдывались, бодро твердили, что рабочие-де заняты построением социализма. Третьи слушали Петерса плохо и все гадали, с какой же целью приехал в их город большой чекист. Некоторые поспешили кое-что упрятать, говорили: не миновать обысков.
Ярославль после путча бедствовал, страшно бедствовал. Тяжко было смотреть на разбитые дома, на ютящихся в холодных подвалах людей. Ремонтировалась же только церковь.
— Разве это дело? — спрашивал Петерс. — И почему не конфискуете дома буржуев? Туда и переселите рабочих!
А в ответ слышал, что ярославцы уверенно идут вперед к мировой революции, к светлому будущему.
В городе буйно веселились от самогона, слышны были пьяные дурацкие песни, с этаким залихватским анархистским содержанием:
Цыпленок жареный, цыпленок вареный,
Цыпленки тоже хочут жить.
Его поймали, арестовали,
Велели паспорт показать.
Я не советский, я не кадетский,
Обыкновенный офицер… и т. д.
Борьба с самогонщиками не была прямым делом ЧК, но приходилось заниматься и этим, помогать милиции и местным властям. Петерс рассказал, с чего начала Нижегородская ЧК, которая во всеуслышание объявила в городе, что «всякий, занимающийся продажей и изготовлением спиртных напитков, будет расстрелян», всякий, задержанный в пьяном виде, будет караться до шести месяцев тюрьмы. За 15 дней в Нижнем Новгороде было задержано за пьянство 60 человек. Чтобы успешнее бороться с этим злом, тамошняя комиссия решила публиковать в печати имена задержанных за пьянство и сообщать партийным комитетам. Большевики, сказал Петерс, как только пришли к власти, объявили о непримиримости к пьянству. Петроградский ВРК в ноябре семнадцатого издал приказ «о принятии мер по борьбе с пьянством», потребовал закрыть частные чайные и трактирные заведения «в случаях обнаружения торговли спиртными напитками».
Слушавшие Петерса оживились: о таких делах питерского ВРК и Нижегородского ЧК ярославцы не слышали. Жаловались: мало приходило газет в Ярославль. Если сто граммов хлеба выдавали здесь каждому работающему, то с газетами куда хуже — появлялись редко, было их мизер. К тому же многие почитают — и пустят на цыгарки, самокрутки.
Нелегкие мысли вселились в Петерса после Ярославля. Слишком велико бремя трудностей. Многое еще предстоит преодолеть. Разруху в первую очередь. Но главное — народ за революцию: рабочие, мастеровые, мужики с заскорузлыми руками, бойцы Красной Армии. Болтунов, бездушно твердящих о социализме, еще не мало, но мир без дураков не обходится.
…Только Петерс вернулся из Ярославля на Лубянку, ему принесли телеграмму о чрезвычайном происшествии. Местный Совет в Лодейном Поле созвал народный митинг в память расстрелянных контрреволюцией в Германии «любимых вождей мирового пролетариата» — Карла Либкнехта и Розы Люксембург. И сход постановил — отобрать несколько лиц из «местной буржуазии» и в отместку расстрелять их.
Петерс дозвонился до Петрочека (ЧК Петрограда), приказал немедленно послать в Лодейное Поле боевого, политически подготовленного чекиста! Прекратить самосуд! Приостановить исполнение постановления Совета! Советская власть никому не мстит, она организованно борется со старым миром.
То, что в ВЧК были люди, которые увлекались Гете, любили Некрасова, спорили с графом Толстым, в портфелях носили Райниса, — не относилось к секретам. «Понимающие люди» при этом пожимали плечами: работа в ЧК по их понятиям вовсе не требовала художественных натур, любивших искусство, литературу, природу. Но они не знали, не догадывались, что эти качества помогали, и основательно, взбираться на вершины чекистского мастерства, овладевать искусством разведки и борьбы.
Близка чекистам была и культура. Они связывали ее прежде всего с избавлением людей от голода, холода, тифа, холеры и прочих болезней, а больше всего со спасением людей от своих и чужих контрреволюционеров. Петерс вынашивал мысли о путях достижения всеобщей грамотности, о борьбе с невежеством. Правда, сейчас народ прежде всего надо накормить, но ему нужны и подлинно человеческие мысли и чувства, с которыми не стыдно жить.
Петерс прочел в «Правде» статью Сосновского; тот писал об издании нужной литературы: пропагандистской, агитационной, но не классиков. Стиль был грубоват, с крикливыми призывами, вроде того, что «солдат без ружья хуже бабы», и все это выдавалось за народную мудрость.
Екаб вступил в полемику: «…трудно найти в деревне газету или
