Когда Александра Петровна стала прикалывать бантъ, она спросила свою шкатулку. Ей подали большой старинный ларецъ окованный стальными обручами, она открыла его и разобравъ нѣсколько футляровъ, достала бирюзовую съ брилліантами булавку.
— Зачѣмъ? она дитя, сказала Варвара Петровна.
— Булавка не драгоцѣнность. Я приколю ею бантъ. Анюта, гляди, нравится тебѣ эта булавка.
— Очень, тетушка.
Она приколола бантъ и сказала:
— Возьми и береги булавку на память обо мнѣ и о твоемъ первомъ вечерѣ.
Анюта была въ восторгѣ. Вечеромъ она уложила свою новую драгоцѣнность рядомъ съ камешкомъ изъ рѣки Оки и съ перомъ любимой курицы изъ птичной Маши.
— Ахъ! какъ прелестно! Ахъ какъ свѣтло! воскликнула Анюта хлопая въ ладоши и припрыгивая пустилась по всѣмъ гостинымъ въ залу.
— Не разорви платья, не зацѣпись, кричали ей во слѣдъ Лидія и Александра Петровна, которая къ ужасу Варвары Петровны прибавила:
— Я готова три ночи не спать, чтобы видѣть на Анютѣ это сіяющее счастіемъ лицо. Иногда она бываетъ такая грустная, что мнѣ больно смотрѣть на нее.
— Не дѣвочка — огонь, сказала Варвара Петровна, качая головой. — Надо потушить огонь этотъ…
— Зачѣмъ? Надо дать ему добрую пищу, сказала Александра Петровна.
Лидія нарядилась, но увы въ сорокъ лѣтъ она казалась смѣшною въ платьѣ пригодномъ молодой дѣвушкѣ. И на ней было бѣлое платье, съ голубыми лентами, немного потемнѣе цвѣтомъ чѣмъ на Анютѣ. Сестры считавшія Лидію едва ли не ребенкомъ не замѣчали ея страсти молодиться. Лицо Лидіи тоже сіяло, и кто могъ рѣшить, которая изъ двухъ, она или Анюта, были счастливѣе?
Гости стали съѣзжаться. Прежде всѣхъ пріѣхала Щеглова, очень нарядная дама, съ претензіями на молодость, и съ двумя сыновьями расчесанными, завитыми, до приторности манерными, ходившими неслышно будто на лыжахъ и шаркавшими съ шикомъ при всякомъ поклонѣ. Старшій Щегловъ напоминалъ собою танцмейстера во младенчествѣ; онъ говорилъ наклоняя на бокъ свою расчесанную и раздушенную голову и въ тринадцать лѣтъ силился изобразить изъ себя свѣтскаго человѣка. Меньшой братъ его во всемъ старался подражать ему, но остался слабою копіей великаго образца. За Щегловыми пріѣхали Томскіе, отецъ въ звѣздѣ и черномъ фракѣ и толстая претолстая, но добродушная мать съ двумя сыновьями и дочерью. Оба Томскіе тринадцати и четырнадцатилѣтніе мальчики составляли совершенный контрастъ со Щегловыми; они были застѣнчивы, неуклюжи, молчаливы, съ огромною шапкой курчавыхъ волосъ на большой головѣ, отъ чего казались непричесанными. О нихъ говорили, что они хорошо учатся. Сестра ихъ походила на мать: она была добродушная, толстая дѣвочка, очень не ловкая. Наконецъ, появились съ матерью двѣ сестры Луцкія одѣтыя по послѣдней модѣ, съ тонкими чертами лица и тонкими таліями. Онѣ держались прямо, улыбались безжизненно и походили на модныя картинки, хотя многіе считали ихъ красивыми. Пріѣхали и старыя знакомыя Анюты, княжны Бѣлорѣцкія, съ матерью и, наконецъ, вошелъ общій любимецъ всего своего круга Ларя Новинскій со своимъ гувернеромъ Французомъ. Онъ былъ единственный сынъ богатаго отца, баловень семьи, умный, красивый собою, статный мальчикъ четырнадцати лѣтъ. Лицо его было выразительно, цвѣтъ лица смуглый и черные глаза и черные какъ смоль волосы напоминали о югѣ, объ Италіи или Испаніи, хотя онъ былъ дитя сѣвера. Онъ обращалъ на себя всеобщее вниманіе изяществомъ пріемовъ, стройностію стана и ловкостью, а также рѣзкою и самонадѣянною манерой говорить. Совершенный контрастъ съ нимъ представляли мать и дочь Окуневы. Обѣ были застѣнчивы; Окунева была вдова, не богата, дворянскаго рода, но безъ связей, и Варвара Петровна пригласила ее потому что она была подруга ея юности и что она сохранила съ ней дружескія огношенія. Онѣ говорили другъ другу ты и называли одна другую уменьшительными именами Варя и Таша. Лиза Окунева, дочь, была такъ дика, что постоянно дѣлала неловкости, не знала что дѣлать со своими руками, забивалась въ углы, и заставить ее танцовать можно было только по строгому приказанію. Танцы были для нея пыткой. На всѣ вопросы отвѣчала она односложно: да и нѣтъ, и нагоняла на всѣхъ такую скуку, что всѣ дѣти оставляли ее одну въ томъ углѣ, гдѣ она пристраивалась. Наконецъ, три брата Козельскіе съ отцомъ, матерью и сестрой завершали приглашенное въ этотъ вечеръ общество, и дѣти составляли ровно восемь паръ для французской кадрили.
Анюту представляли матерямъ, знакомили съ дѣтьми, и Анюта низко присѣдала родителямъ, кланялась мальчикамъ и цѣловалась съ дѣвочками. Зорко слѣдила за Анютой Варвара Петровна.
Ея самолюбіе было затронуто. Ей хотѣлось чтобъ Анюта всѣмъ понравилась, и еще танцы не начались какъ Варвара Петровна успокоилась. Анюта держала себя отлично; она была немного смущена, но отвѣчала на всѣ вопросы какъ ей было приказано, кротко и вѣжливо, и ея застѣнчивость придавала ей особую грацію. Она была и проста, и простодушна, и привѣтливо мила, и вскорѣ очень весела. Когда Анюта не знала какъ поступить, она взглядывала на миссъ Джемсъ, которая оказалась на высотѣ своего положенія. Она не спускала глазъ съ Анюты и при ея взглядѣ тотчасъ подходила къ ней и тихо говорила что дѣлать. Анюта, почувствовала, что она за своей Англичанкой какъ за каменною стѣной безопасна.
Когда появился старый танцмейстеръ съ тремя музыкантами, всѣ вошли въ залу. Танцмейстеръ принялъ бразды правленія и направилъ мальчиковъ приглашать дѣвицъ для танцевъ, какъ онъ выразился. Щегловъ старшій разлетѣлся расшаркиваясь и склонивъ голову на бокъ пригласилъ Анюту. Она невольно улыбнулась и сіявшіе ея глазки встрѣтили взглядъ Новинскаго, который тоже желалъ пригласить ее, но не успѣлъ и глядѣлъ на Щеглова съ нескрываемою насмѣшкой. Когда же Анюта увидѣла Томскихъ, увальней, какъ она называла ихъ мысленно, и улыбнулась еще замѣтнѣе, миссъ Джемсъ сдѣлала ей знакъ головой, и Анюта сочинила тотчасъ такое серьезное личико, что Новинскій смѣясь подошелъ къ ней и пригласилъ ее на вторую кадриль, говоря:
— Не услѣлъ, но за то на вторую и пожалуста первый вальсъ.
— Охотно, сказала веселая Анюта.
Анюта танцовала и легко и граціозно, но такъ смутилась, что едва не спутала фигуру кадрили. Ларя, ея визави, добродушно ее поправилъ; она ободрилась и это сразу установило между нимъ и ею хорошiя отношенія. Танцмейстеру было столько дѣла съ Томскими, которые какъ неуклюжіе медвѣжата больше топтались на мѣстѣ чѣмъ танцовали, что онъ мало обращалъ вниманія на другихъ. Пока длилась кадриль, Анюта такъ боялась ошибиться, что почти не слыхала что говорилъ ей Щегловъ и односложно, часто не впопадъ отвѣчала ему. Она не веселилась; но вотъ заиграли вальсъ, и Анюта пустилась съ Ларей по большой залѣ и летѣла съ нимъ какъ вольная птичка. Она забыла и вечеръ, и гостей, и кружилась не слыша ногъ подъ собой.
— Мнѣ съ вами ловко, сказалъ ей Новинскій, когда они кончили, — пожалуста слѣдующій кругъ опять со мною.
— И мнѣ ловко, я точно лечу, такъ весело, сказала Анюта.
Она отдохнула и опять помчалась съ Ларей, но миссъ Джемсъ подошла и сказала ей что-то.
— Что ей надо? спросилъ Ларя рѣзко.
— Она говоритъ, что я должна танцовать со всѣми, а не съ однимъ и тѣмъ же кавалеромъ.
Онъ пожалъ плечами, но послушная Анюта уже не неслась, а билась въ рукахъ Томскаго, который никакъ не могъ поймать тактъ и безпрестанно наступалъ ей на ноги. Анюта воротилась на свое мѣсто вся розовая отъ волненія.
Она посмотрѣла на свои прелестные голубые башмачки.
Что если онъ запачкалъ ихъ своими сапожищами, думала она. У него не ноги, а лапы.
— Вы что смотрите? спросилъ Новинскій, — благодаря покровительствующей вамъ судьбѣ, башмаки еще цѣлехоньки.
Анюта удивилась, что онъ угадалъ ея мысль и застыдилась.
— А теперь пойдемте со мною.
Она не успѣла еще отвѣтить какъ предъ ней стоялъ Козельскій. Она не смѣла отказать ему и пошла съ нимъ.
— Ну ужь теперь со мною, сказалъ ей Ларя настойчиво.
— Хорошо, непремѣнно, отвѣчала она.
А предъ ней стоялъ уже расшаркиваясь и наклоняя голову на бокъ завитой Щегловъ.
