На другой день по окончании дивана ввели обоих рассказчиков в комнату, где обыкновенно паша слушал истории.
— Теперь я рассужу, кто из вас лучше рассказывает, — сказал паша. — Подите вон туда и уговоритесь между собой, кому начинать.
— Ваше Благополучие не худо бы сделали, если бы приказали выпроводить отсюда Али, — сказал Гуссан.
— Да сохранит Аллах Ваше Благополучие, — заговорил в свою очередь Али, — от рассказов Гуссана. Они хуже жгучего самума пустыни.
— Да разве затем позвал я вас сюда, чтобы вы ругались в моем присутствии? Рассказывайте повести, собаки! Али, начинай!
— Я могу ручаться, — кричал Гуссан, — что Ваше Благополучие и трех минут не прослушаете его!
— Я же ручаюсь, — сказал паша, — что отколочу тебя по пяткам, если еще раз осмелишься произнести хоть одно слово без моего позволения. Али, начинай же свою повесть!
— Охотно. Около тридцати лет тому назад, как вам известно, был я еще мальчишкой, и, как вам известно…
Гуссан поднял руки и стал смеяться.
— И, как вам известно…
— Мне ничего не известно и не может быть известно до тех пор, пока ты не расскажешь своей истории, — сказал паша.
— Ну, итак, Вашему Благополучию должно быть известно, что с самого рождения моего живу я на той улице, где вы изволили встроить меня вчера; на этой улице, как вам известно, живу я уже тридцать лет, а тридцать лет, как вам известно, составляет довольно много времени в жизни человеческой, как вам известно. Отец мой был огородником, а огородники, как вам известно, должны всегда вставать рано, чтобы поспеть на рынок, куда они, как вам известно, привозят овощи для продажи.
— Все это очень справедливо, — заметил паша, — но ты лучше бы сделал, если бы выбросил это проклятое «как вам известно» из твоего рассказа. Я согласен теперь с Гуссаном, что слушать это ужасно скучно.
— Сколько раз сказывал я ему об этом. «Али, — говорю я, — если ты оставишь это „как вам известно“, так твою историю, — говорю я, — еще можно слушать, — говорю я, — но, — говорю я… »
— Замолчишь ли ты со своим «говорю я»! — воскликнул паша. — Ты, верно, забыл мое обещание отколотить тебя по пяткам? Вы, кажется, стоите один другого. Али, продолжай. Но помни о моем повелении, а не то я велю почесать и твои пятки.
— Итак, Ваше Благополучие, в одно утро отец мой встал раньше обыкновенного, чтобы прежде всех поспеть с луком на базар, а луком, как вам известно, торгуют почти все. Навалив препорядочное количество лука на осла, отправился он скорыми шагами на базар.
Только что успел он прийти туда и увидел, как вамизвестно…
— Разве я не приказывал тебе не говорить «как вам известно»? Что же, будешь ты слушаться или нет, собака? Продолжай, и если хоть один раз проговоришься, я велю отколотить тебя по пяткам.
— Слушаю, Ваше Благополучие! Лишь только солнце взошло, как… нет, я хотел сказать, отец мой увидал старуху, которая сидела у корзины с плодами и была закутана вся в синее покрывало; когда отец мой, как… то есть я хотел сказать, старуха эта вытянула свою руку и сказала:
— Али Баба, — это было имя моего отца, — послушай доброго совета: оставь здесь своего осла и следуй за мной! Отец мой, как вам известно, он воскликнул, как вам известно…
— Аллах! — воскликнул паша, обращаясь к своему визирю. — Мустафа, какого наказания достойна эта собака?
— Он достоин наказания такого, какое должны получать все ослушники воли Вашего Благополучия.
— Так накажи его таким образом! Вели его вывести, дать ему сотню-другую ударов по пяткам, посадить его на осла лицом к хвосту и возить по городу, между тем как вожатый осла будет кричать во все горло:
— Так милостивый паша наш велел наказать мошенника, который осмелился утверждать, что Его Благополучию, нашему щедрому паше, все известно, между тем как Его Благополучие ничего не знает!
Повеление паши тотчас же поспешили исполнить. Когда несчастного Али потащили из комнаты, Гуссан вскричал:
— Ведь я говорил Вашему Благополучию, что его нельзя слушать и трех минут. Вольно же было вам не верить!
— Еще ты не рассказал своей истории, — сказал Али. — Я утешаюсь мыслью, что Его Благополучие согласится, что я рассказываю гораздо лучше тебя.
Несколько минут продолжалось глубокое молчание; паша отдохнул немного от гнеза и сказал:
— Гуссан! Теперь начинай ты рассказывать и не забудь, что я теперь сердит.
— Да, нечего сказать, Али рассердил Ваше Благополучие. Сколько раз ведь я говаривал ему: «Али, — говорю я… »
— Рассказывай повесть, собака! — воскликнул гневно паша.
Около двух лет тому назад сидел я у ворот своего огорода, на том самом месте, где Ваше Благополучие вчера увидели меня, вдруг подошла ко мне молодая женщина, сопровождаемая носильщиком, Судя по ее наряду и походке, она была не из простого звания.
— Мне бы хотелось купить у тебя несколько плодов, — сказала она.
— Так войдите в огород, у меня есть чудеснейшие плоды, — сказал я и подал ей пять или шесть самых лучших арбузов. Прелестнейшая из женщин, — говорю я, — вы нигде не найдете подобных, — говорю я, — да еще и за такую дешевую цену, какую беря я, — говорю я.
— Твои «говорю я» вдвое хуже Алиевых «как вам известно». Выбрось их из своего рассказа!
— Слушаю, Ваше Благополучие!
Я запросил с нее самую умеренную цену. Она приподняла покрывало и, показав прелестнейшее лицо во всем свете, сказала:
— Думаю, что можно найти и дешевле.
Я был так обворожен ее красотой, что совершенно онемел.
— Не правда ли? — сказала она улыбаясь.
— Я вам, сударыня, — говорю я, — готов уступить их совершенно даром; велите вашему носильщику положить в корзинку сколько вам угодно.
Она поблагодарила меня и наполнила целую корзинку моими арбузами.
— Мне бы нужно было еще несколько фиников, — сказала она, — но самых лучших, какие только найдутся в твоем саду.
Я подал ей таких, от которых не отказались бы и прелестнейшие одалиски великолепнейшего гарема Вашего Благополучия.
— Вот финики, — сказал я, — лучше которых вы не найдете во всем огороде.
Она попробовала и спросила о цене. Я сказал цену.
— Это ужасно дорого, — сказала она, — возьми подешевле!
И опять подняла покрывало.
— Прелестнейшая из женщин! — сказал я. — Я уже и так очень дешево прошу с вас за эти финики; поверьте, что нельзя взять ни монеты меньше; вы посмотрите, — сказал я, — как они хороши, как тяжелы и какой вкус! — сказал я. — Скушайте еще один, и вы согласитесь, что лучше их не найдете нигде, — сказал я, — и что ужасно дешево прошу с вас, — сказал я.
— Святой прорек! — вскричал гневно паша. — Если ты, собака, не выкинешь из своего рассказа этих проклятых «сказал я», я велю отколотить тебя еще больше, чем Али.
