– Дорога беженцев! – прохрипел Освальд. – На Вроцлав! Впе‑е‑еред!
Недавний сумасшедший гон через лес теперь показался Бурцеву черепашьими бегами. Настоящая скачка началась здесь – на беженской колее. Он безнадежно отставал от отряда, пока в сердцах не вырвал меч из ножен и не принялся обнаженным клинком – плашмя – нахлестывать Уроду. Звонкие удары по лошадиному крупу сделали свое дело: кобылка нагнала‑таки всадников добжиньца.
Грязь взметалась фонтанами из‑под чужих копыт, норовя залепить лицо, в уши бил ветер. И разбойничий посвист лесных партизан. И дикая скорость… Главным сейчас была скорость – о безопасности и скрытности передвижения не думал никто.
Впереди несся Освальд. То ли с рыцарским скакуном не могли сравниться остальные коньки и лошадки, то ли просто здесь не положено опережать вожака. А, плевать! Бурцев еще наподдал Уроде. Кобылка порезвела и показала наконец всю свою прыть. Дружинники покойного Клеменса и лесные стрелки дядьки Адама начали отставать. Вот уже мелькает совсем рядом широкая спина Збыслава, да и до развевающегося волнистым пурпуром плаща Освальда – недалече.
… Лес кончился неожиданно. С узкой беженской колеи отряд вылетел на широкую – две, а то и три повозки разминутся запросто – дорогу.
– Тракт! – проревел на скаку Освальд. – Княжеский большак! До Вроцлова теперь рукой подать!
Немощеная, но вполне приличная дорога тянулась между подлеском и целинными полями, подобно реке, вбирающей в себя ручьи и протоки – узкие тропки и стежки. Она то жалась ближе к лесу, то льнула к открытому простору. И три десятка всадников в бешеном галопе повторяли все ее изгибы, пока…
Добжинец резко осадил коня – Урода едва не врезалась в рыцарского скакуна. А когда Бурцев пригнул поводьями шею разгоряченной лошадки и заставил ее, храпящую, роняющую пену в истоптанную грязь, остановиться, он был уже на три‑четыре корпуса впереди добжиньского рыцаря. Позади неодобрительно зароптали.
– Молчать! – приказал Освальд. Добжинец смотрел вниз – под копыта коня. Туда, где возле обочины тракта лежала стрела. Длинная. Гораздо длиннее арбалетных болтов, длиннее даже стрел волчьешкурых лучников дядьки Адама.
– Татарская, – определил Освальд. – Язычники Измайловы обронили. Значит, уже прошли здесь. Значит, подступили к Вроцлаву… Дальше нам пути нет.
– Мы еще сможем догнать Яцека с княжной, – вспылил Бурцев. – Ну же, Освальд! Ну!
– Нет, Вацлав, уже не сможем. Двигаться теперь нужно осторожно, если не хочешь попасть под такие вот стрелы. А осторожно – значит, медленно. Очень ме… Тихо!
Добжинец вскинул руку. Только сейчас Бурце осознал, что слышит не только шелест ветра и слабый шорох леса. Вдали шумело еще что‑то. Невнятное, тревожное.
Звук доносился сзади – с той стороны, откуда они только что примчались. Хотя… хотя, не совсем с той. Не в лесу это было, а где‑то на тракте‑большаке, что тянулся вдоль лесного массива.
Далекий гул заставил людей Освальда нервно переглянуться. Гроза, что ли, приближается? Вроде непохоже. На небе – ни облачка. Тогда что? Что это?!
Глухие звуки между тем постепенно теряли призрачную слитность, разрывались на части, как густой и липкий кисель. Разрывались, но не срывались с единого стержня – примитивного, первобытного какого‑то ритма. Нет, такие звуки не могла воспроизводит не терпящая порядка стихия. Наполнить мир таким звуками мог только человек.
– Барабаны, – негромко произнес Освальд. – Боевые барабаны язычников.
А ведь в самом деле… Бр‑р‑рум‑бам‑п, бр‑р‑рум бам‑п – отбивали монотонный ритм невидимые покг барабанщики.
Рыцарь коротко приказал:
– Всем сойти с дороги. В лес. Живо!
Всадники покинули тракт. Уже за прикрытием сосняка, Освальд отдал новый приказ:
– Дядька Адам – в дозор. Пересчитаешь всех. Когда татары уйдут, дашь знак.
Бородач молча спешился, отдал поводья кому‑то из своих лучников.
– Освальд, – встрепенулся Бурцев, – позволь и мне остаться. Вдруг там ведут княжну. Хочу убедиться, что…
– Ладно, – рыцарь не дослушал. – Дядька Адам, присмотри за Вацлавом.
Бородатый стрелок кивнул. Без особого, впрочем, энтузиазма.
Бурцев спрыгнул с седла, сунув повод в протянутую руку Збыслава.
– Оружие тоже давай, – посоветовал оруженосец Освальда. – Оно сейчас только помехой будет. Если дело дойдет до драки с татарами, это добро все равно тебе не поможет.
Бурцев послушно отдал щит, шлем, меч и арбалет со стрелами. На то, чтобы снять кожаный, с нашлепками, панцирь, времени уже не оставалось.
Когда всадники Освальда скрылись из виду, дядька Адам указал на высокую ель:
– Наверх, быстро!
В детстве Вася Бурцев был непревзойденным чемпионом по древолазанию. Сейчас детский опыт пришелся весьма кстати. Однако нельзя сказать, чтобы дядька Адам остался доволен ловкостью своего содозорника. Бородач беспрестанно погонял Василия, досадливо сплевывал и ругался шепотком. Затем пожилой лучник взобрался наверх сам. Точнее, взлетел с проворством обезьяны – Бурцев только ахнул.
А торопил его дядька Адам, как оказалось, не зря.
Едва дозорные угнездились в душистой хвое, в поле зрения попали первые татаро‑монгольские воины. Дюжина всадников на низкорослых мохнатых лошадках рассыпалась по дороге и полю. Двое‑трое периодически ныряли в лес, осматривались и возвращались обратно.
Бурцев разглядел мохнатые остроконечные шапки, странные доспехи – то ли из черной кожи, то ли из плетеных ремней, то ли из металла, обмазанного смоляным варом. Вооружены всадники были луками и небольшими копьями с крюками. Возле каждого кочевника бежал налегке еще один конек. Так вот они какие, татаро‑монголы! Прямо со страниц учебника истории сошли. Съехали, точнее.
– Сторожевые, – шепнул бородач, – дорогу разведывают. Знать, важная персона едет, если столько сторожей вперед выслали.
Да, это было похоже на боевое охранение. Конни кинастороженно осматривались по сторонам, но не забывали глядеть и под ноги лошадей. И углядели блин… Остановились на том самом месте, где недавне топтались партизаны Освальда. Загалдели, совещаясь.
– Неужто разобрали наши следы? – встревожился лесной лучник. – Ох, худо дело, Вацлав.
Гортанный выкрик предводителя – и двое разведчиков съехали с дороги. Оставив запасных лошадей на тракте, оба вскачь понеслись к лесу.
Дядька Адам бесшумно потащил стрелу из заплечного колчана, наложил на тетиву. Бурцев пожалел, что слишком поспешно избавился от арбалета. Впрочем, как его заряжать, сидючи на ветке‑то?!
Татары проехали прямо под ними. Туда и обратно, Стрелок в волчьей шкуре со вздохом облегчения ослабил натянутую тетиву. Вытер пот со лба:
– Пронесло вроде…
Сильно углубляться в заросли разведчики не стали. Порыскав среди деревьев и убедившись, что засады у дороги нет, они вернулись к тракту. Сторожевой отряд отправился дальше, а на большаке появились основные силы кочевников. Гул барабанов стал громче.
Глава 30
Первыми ехали, перегородив весь тракт от обочины до обочины, легковооруженные лучники и копейщики в войлочных шапках, с круглыми плетенными из прутьев и обтянутыми кожей щитами. На некоторых копьях вместо крючьев для стаскивания с седел вражеских всадников трепыхались конские хвосты бунчуков.
За легкой кавалерией следовали воины в пластинчатой броне и стальных шлемах. Эти, помимо луков и пик, были вооружены кривыми саблями, да и щиты их поблескивали металлом. Даже лошадей тяжелой монгольской конницы надежно прикрывали обшитые железной чешуей доспешные попоны и стальные налобники на всю морду.
– Татарские паны, – процедил дядька Адам. – Языческие витязи. Вроде наших дружинников и рыцарей.
Бурцев прильнул к просвету между еловыми лапами. Рыцари, значит? Собственно, по своему вооружению татаро‑монгольские «паны» практически не уступали гордой польской шляхте, а кое в чем и превосходили ее. Сравнить хотя бы надежный панцирь знатного кочевника и кольчужную рубаху Освальда… Сравнение, пожалуй, не в пользу последней.
А это что за чудо? В ряды панцирной кавалерии затесалась неказистая фигурка маленького высохшего седовласого старичка. Бездоспешный, безоружный, в длинном халате, с желтым гепатитным лицом, он казался заплутавшим среди грозных воинов путником. Однако сами воины относились к дедку с почтением и подобострастием. Неужто главный?
Э, нет. Главный – другой.
– Вон там, видишь, – подсказал дядька Адам. – Ну, вон же, в самом центре этой адовой дружины. Тот, который с лисьим хвостом на шлеме, сидит – не шелохнется.
Всадник в богатых одеждах и доспехах, с саблей на боку, надменно взирал из‑под шлема, отороченного мехом и украшенного хвостом чернобурой лисицы. На груди верхового поблескивала серебряная пластина в ладонь величиной.
– Голову на отсечение – татарский князь это или воевода, – дядька Адам нервно теребил тетиву лука. – Сшибить бы его прямо сейчас, так нельзя ведь. Татары за одну мою стрелу весь лес перевернут. И себя погубим, и пана Освальда тоже. Племя Измайлово нас в два счета переловит. Или не переловит? Как думаешь, Вацлав?
