первые же пару шагов замечает, что я хромаю. Опять останавливается. Разворачивается ко мне.
— Тай, что происходит? Скула, нога, губа разбита.
— Мы опоздаем на сеанс, — напоминаю ей. — Давай потом обсудим мою побитую рожу. А хромаю я потому, что мышцу свело. Еще не отпустило. Немного болит. Перегрузили нас с твоим Тимочкой сегодня.
— Он не мой! — злится Юлька.
Зато работает. Она хватает меня под локоть и тащит вперед. А на лестнице я ловлю неприятный вертолет. Вообще не понимаю, откуда он взялся. Шел себе, с девочкой своей разговаривал и что-то пошло не так.
— Все! — психует Юля. — Кино отменяется! Сейчас такси вызову и поедем домой.
— К тебе? — хрипло усмехаюсь.
— К тебе, Тайсон. Отдыхать!
— Ко мне нельзя. Отец таким увидит, я из дома до конца жизни не выйду без его контроля. Сжалься, а, — умоляюще смотрю на нее. — Да и лучше мне уже. Пойдем, — поднимаюсь со ступенек, она давит на плечо, усаживая меня обратно.
— Вызвала. Машина скоро будет. Сиди, пожалуйста. Может хоть Терехову позвонить?
— Нет. Никому не надо звонить, моя заботливая девочка. Сейчас все будет норм.
Она садится рядом со мной на ступеньку, нервно теребит светлую косу в ожидании машины. Я мог бы Кирилла набрать, он бы нас забрал, но мне так приятно, что Юля переживает. Почему не позволить женщине проявить немного заботы, если она хочет? Это же ее чувства ко мне, ее настоящие эмоции. Я все это очень хочу. Мне так хорошо сейчас, хоть и немного хреново.
Такси привозит нас к ее общаге. Стараюсь запомнить, что надо вернуть ей деньги за машину. Не дело это, чтобы девочка за меня платила.
Юля пропускает в квартиру. Разуваюсь, прохожу на кухню, в спальню меня никто не приглашал. Наглеть не буду. Она садится напротив, очень старается быть строгой, но я же вижу, что испугалась и переживает.
— Все хорошо, — успокаиваю ее, прислонившись затылком к стене.
— Рассказывай.
— Что тебе рассказать? — устало улыбаюсь.
— Что происходит? Ты куда-то влез или это отец так с тобой?
Глава 22
Тай
Молчу. Ей не нужно знать всей этой грязи, в которую я влез. Свои проблемы я решаю исключительно сам. Голова, как ни странно, почти не болит. Кружится слегка. Скорее всего легкий сотряс я все же поймал. Надо отлежаться, но уходить с этой кухни я хочу меньше всего.
— Ты голодный? — тихо спрашивает Самсонова.
Я еще не привык к тому, что между нами может возникать неловкость, вместо пожара. Я не борзею, она не фыркает и остается что-то другое. Что у нее — не знаю, у меня легкое непонимание, как себя правильно вести, чтобы сохранить хрупкое равновесие и все вокруг нас снова не взорвалось. Мне сейчас хорошо именно вот так. Просто сидеть на ее маленькой кухне и чувствовать, что за меня переживают.
— Нет. Прости, что с кино обломалось, — открываю глаза и рассматриваю грустную девочку.
— Не расскажешь?
Отрицательно качаю головой. Табуретка подо мной начинает неприятно плавать. Впиваюсь пальцами в столешницу, чтобы не потерять равновесие.
— Знаешь что! — недовольно фыркает Юлька. — Вставай, — оказывается рядом, тянет меня за локоть. — Поднимайся, Тай.
Морщась от боли в районе ребер, аккуратно встаю. Дыхание сбивается, голова кружится сильнее. Меня кидает вперед, прямо на Юльку. Она обнимает за торс как раз там, где больно.
— Шшш… — цежу сквозь сжатые зубы.
— Тааак…
Отстраняется и бегло расстегивает пуговицы на рубашке, взятой на время у друга. Во мне вдруг просыпается ревность. Представляю, как Самсонова это делала уже кому-то другому и ненавижу чужой эфемерный образ, портящий мне сейчас все удовольствие от Юлькиной заботы.
— Ох-ре-неть! — ее прохладные пальцы касаются обнаженной кожи.
Все мышцы в моем теле моментально сокращаются и остатки крови из ударенной головы бьют в пах.
— Ммм, как приятно, — довольно улыбаюсь. — Потрогай меня еще.
— Заткнись, Салахов! У тебя тут такой синяк. А если там трещина? Поехали в больницу!
— Юль, тормози, — ловлю ее, пока не убежала. — Мы никуда не поедем. Само пройдет.
— Да тебя завтра не допустят до боя!
— Допустят, договорюсь.
— Ты понимаешь, что тебя могут доломать? Тай, это же ни хрена не шутки!
— Так приятно, что ты переживаешь, — хочу ее поцеловать, но зараза уворачивается.
— Невозможный! И совершенно безответственный! — ругается Самсонова.
— Я ответственный, а ты преувеличиваешь степень трагедии. У тебя же есть ноут? Давай фильм посмотрим. Это приятнее, чем ругаться, хотя первая ссора в отношениях — это даже мило.
— У нас нет отношений, Салахов.
А сама берет меня за руку и ведет в единственную комнату в этой крохотной квартирке. Оставляет меня у шкафа, ловко расстилает диван, кидает подушку, покрывало.
— Снимай рубашку и ложись, — приказным тоном.
Я только рад ей подчиниться. Стягиваю узкие рукава, вешаю рубашку на дверцу шкафа и скрипя зубами, ложусь на спину. От подушки пахнет Юлькой. Меня окутывает этим запахов и когда прохладные пальцы вновь касаются кожи, получается кайфовый 3D — эффект.
Юля размазывает в районе ребер что-то склизкое и холодное, напоминающее гель от растяжений. Сглотнув густую слюну, ловлю каждое ее прикосновение. Ловкие пальчики касаются ссадины на скуле. Начинает сильно щипать, в нос бьёт резковатый запах уже совсем другой мази. Глаза начинают слезиться. Самсонова осторожно смахивает скатившуюся слезу с моей щеки.
— Не улыбайся!
— Почему? — смеюсь и тут же охаю от боли.
— Потому что губа опять кровить начинает. Сейчас мазать буду, потерпи и не облизывай. Она быстро впитывается. Это хорошая мазь. Отец Тимуру из-за границы привез, а он мне отдал.
— И здесь смазливый, — вздыхаю.
— Помолчи! — шлепает меня по голой груди и аккуратно наносит мазь на ранку на губе. — Все. Лежи смирно, а то диван мне испачкаешь.
— А поцеловать? — стараюсь состроить жалобную морду.
— Обойдешься!
Вот так всегда. Я тут болю весь, а ей поцелуя жалко.
Удобно подложив руки под голову, лежу смирно, как велела моя красота. Глаза открываться не хотят категорически. Меня упрямо клонит в сон. Вся усталость последних суток наваливается так внезапно, что я не успеваю сгруппироваться и выдержать ее вес. От головокружения диван подо мной слегка качается
