— Да пропади он пропадом! — воскликнул архимандрит. — Найдете эту вонючку чекистскую по Рублевскому шоссе, кооператив «Роща», дача номер семнадцать.
— Лады, — торжественно произнес Вован.
Он прицелился Феогену в сердце и выстрелил. Шкуркин откинулся растрепанной гривой волос к стене. Востряковский подошел ближе и всадил ему в грудь вторую пулю.
Вован посмотрел на свои наручные часы и начал споро устраивать трупы, вкладывая пистолеты в их руки. Трудясь, он весело скалился, поглядывая на стену, под которой его ждали «вечнозеленые» бумажки и «брюлики».
ЧАСТЬ III. МИТРОПОЛИТ
Глава 1
Капитан Сергей Кострецов и лейтенант Геннадий Топков в своем оперском кабинете озадаченно анализировали очередные убийства в их расследовании по церковной мафии.
Гена, протестовавший, когда Кость дал зеленый свет обострению ситуации по универсаму «Покров», не преминул об этом напомнить:
— Ну что? Побаловали мы, как ты говорил, бандитов «разборкой по-русски»? «Хитровански» — то собирался их достать.
Капитан добродушно улыбнулся и сплюнул будто бы от попавшей в рот табачинки из дымящейся сигареты.
— Да, крутовато они взялись. Сколько же у нас теперь трупов-свежаков? Трое у «Покрова»: двое востряковских бойцов и один белокрыловский. Потом — еще один около Банковского переулка, белокрыловский спецбригадовец, участвовавший в нападении на магазин, его Автандил и Харчо опознали. Наконец — архимандрит Феоген и Сверчок. Итого — шесть, причем по трое с обеих сторон. Ноздря в ноздрю банды идут.
Нервно поправил очки Топков.
— К этому добавь исчезновение Мариши и Белокрылова. Возможно, и они уже трупы.
— Все в такой раскрутке бывает, — оживленно произнес Кострецов, потирая руки. — Если и эти на том свете, все равно мертвяков у востряковских и белокрыловских одинаково.
— Ты вроде бы даже восхищен?
— А чего? Слезы оперу лить? Падалью все они были, а после смерти — форменно ею стали. Хорош, Ген, тебе с лирикой, не на студенческой тусовке. В то, что белокрыловский спецбригадовец, обнаруженный около Банковского, сам застрелился, верить не будем? — продолжил Кость насчет Оникса, самоубийство которого пытался инсценировать Ракита.
— Естественно. Иначе придется поверить, что тихоструйный стервец Феоген Шкуркин вступил в мастерский бой с бандюком Сверчком и ухлопал того двумя точными выстрелами в голову.
— Бывший спецура никогда не будет кончать с собой на улице. Головорезы вообще редко когда с собой расправляются, больше привыкли других кончать. Причем на улице не свихнется не только профессионал. Все самоубийцы уважают замкнутые помещения. Исключение — прыжок с балкона или залет под поезд. Но на балкон суицидник вышагивает опять же из комнаты, а поезд припечатывает его той же замкнутостью.
— Тебе бы в морге работать, — усмехнулся Топков.
— Любое могем. А пока мы — оперы Чистых прудов, как совершенно правильно ты указывал при нашем обсуждении «покровского» дела. Вот наши прудики очередной раз и вычистились, как я и предполагал. Мочиловка-то переместилась пока на Арбат. Попомни мой прогноз: и далее биться будут наши подшефные не в здешних местах. Нашему ОВД полегче, что я и имел в виду, как бы ты, Гена, не возникал.
Топков саркастически поглядел на него.
— Теперь всего-навсего осталось нам «хитровански» бандитов достать. Замысловатый вопрос: как? О фигуранте Раките ни слуху ни духу. И вряд ли он снова здесь появится, раз Черча отпустил. Белокрылов исчез в неизвестном направлении, а значит, снова не засечем мы Ракиту и по генеральскому профилю. Даже Мариши, с которой ты нашел общий язык, не просматривается.
Взглянул на него отечески Кость.
— Знаешь, чем пессимист от оптимиста отличается? Пессимист по поводу стакана, налитого до середины, всегда говорит, что он наполовину пуст. А оптимист — что стаканчик-то наполовину полон. Ну что о покойничках и исчезнувших думать? Прикинем, как выражаются матерые, хер к носу: откуда бы снова ниточку клубка потянуть.
— Да-да, прикинем, товарищ капитан, это самое к самому носу, — ехидно подхватил Топков.
— И упремся, товарищ лейтенант, в Вована, — невозмутимо заключил Кострецов. — Зря, что ли, ты его логово выследил?
— А это мысль! — блеснул стеклами очков Гена.
— Навалом как действий, так и мыслей, сынок, — самодовольно прищурился Сергей и закурил новую сигарету. — На «хвост» Вовану теперь сяду я. Он за авторитета у востряковских? На шикарной «БМВ» ездит? Так должно же что-то вокруг него происходить.
— Причем с Маришей он встречался.
— И это — на моем прикинутом носяре, Гена. А ты займешься Белокрыловым.
— Ну, ты хватил, — снова недоверчиво произнес лейтенант. — Займешься! Ищи теперь такую рыбину в московском омуте. Или что-то ты на заметку взял, когда квартиру генерала отслеживал? Или чего-то в ней раскопал, когда после исчезновения хозяина осматривал?
— Нет, господин студент, идеи плещут из твоих же исследований. Я свои наколки всегда сразу стараюсь до дна вычерпать. Помню, что, вникая в убийство Ячменева, ты мне много бумаг приносил. И было в них что-то по официальному сотрудничеству генерала с Феогеном. Вот и пошарь в этих сведениях. Глядишь, и выплывет направление, по которому Белокрылова снова можно шукать.
— Попробую.
— Требуется не спускать с крючка две воюющие стороны. Я теперь налягу на востряковских, ты — на бывших Феогеновых. Прицелимся свежими глазами на новые для каждого площадки. Сейчас самый накал нашего розыска. У банд потери, с учетом первых трупов Пинюхина и Ячменева, — по четверо. И та, и другая рать с цепи спустились. Скоро подойдет время оставшихся у них в живых подсекать. А пока промерим создавшиеся глубины.
— Потери-то у свор численно равные, но неравноценные, Сергей. Убийство Феогена — крупнейший урон церковному клану, на который тот работал вместе с Ячменевым, Белокрыловым. В этом ключе связка епископ Артемий Екиманов — востряковские команду Феогена, возможно, напрочь вырубила. Раз архимандрита нет, может отойти от дел и Белокрылов.
— Это почему же?
— Хозяин Феоген приказал долго жить.
Кость сплюнул.
— Эх, Гена, если бы мафиозные структуры только такими середнячками, как архимандрит да Вован, заканчивались. Бах! бах! — пулей конкурентов, щелк! щелк! — милицейскими наручниками: и конец структуре. Увы, всегда над промежуточными звеньями верхние царят. Те всегда в тени, их зацепить — наше оперское счастье. Можешь не сомневаться: пал гнилой смертью архимандрит Шкуркин, новый церковный пахан его работу продолжит. И опять понадобится спецбригада генерала, иначе его клану востряковские житья не дадут. Вот почему я приказываю тебе кротом рыть по Белокрылову.
— Вовремя мы востряковских с епископом Артемием вычислили, — задумчиво проговорил Топков. — Хоть в этом направлении более или менее ясно.
— Скажи спасибо Марише, — сказал капитан, все же скрывая от лейтенанта-гуманиста, что он ее на «наркоту поставил». — В той стороне действительно четко проглядывается. Думаю, что Артемий — высшая шишка в церковном клане, дальше шупать не придется. Так что сейчас же еду заниматься Вованом, только зайду в морг, проведаю Сверчка.
— Любишь ты это заведение.
— Эхма, и не нужна нам денег тьма! — Кость подмигнул. — Для истинного опера, сынок, это и зоопарк, и лаборатория. Учись, пока меня не застрелили. Я наказал обязательно все три пули из Сверчка извлечь и экспертам их показать.
— Уважаешь баллистику?
— Очень. А в данном случае — потому, что хочу успехи ворошиловского стрелка, попа Феогена, изучить. Все завидую ему: как хладнокровно такого бандюгу припечатал. Я ж со Сверчком сталкивался, но сам в него не сумел попасть.
* * *
Результаты баллистической экспертизы Кострецова горячо порадовали: пули в голове Сверчка оказались из одного ствола, свинец в груди — из другого. А главное, пули, извлеченные из черепа, определили уже фигурировавшее в этом розыске оружие. Это был пистолет «Беретта», из которого убили Пинюхина. Капитан торжествовал: Ракита пристрелил и Сверчка!
Странным было только то, что такой опытный диверсант, как Ракита, продолжал палить из пушки, с которой охотился на Пинюхина. Но зато это давало все основания для его ареста. Свидетелем по пинюхинскому убийству был Черч, а пули, выпущенные около Мясницкой и на Арбате в Сверчка, закольцовывали два убийства, прямо указывая на их исполнителя.
Еще раз в этот день потер свои железные клешни Кость, сел на «жигуль» и отправился к жилищу Вована. Опер уже знал, что во двор выходят два окна большой бригадирской квартиры. Опер припарковал машину, достал из «бардачка» бинокль и двинулся в дом напротив Вованова поискать точку для наблюдения.
Войдя туда, капитан пристроился у окна на лестничной площадке и нацелил бинокль в стекла Вовановой квартиры. Темнело, и там зажегся свет.
