Вечером учитель позвал меня в свою библиотеку и встретил с обычной добротой, вручив обратно мой крест и перстень. Когда же я стал со слезами благодарить за наше спасение, он ответил с ласковой улыбкой, что только исполнил свой долг, спасая ученика и члена братства. Затем он рассказал, что факиры привели нас в пагоду для того, чтобы принести в жертву богине, но рассказ наших людей про факелы, отгоняющие пресмыкающихся, смутил их, в виду того, что подобные вещи бывают в распоряжении одних посвященных высших ступеней, которых они боятся, потому что те осуждают и запрещают убийства, совершаемые этими фанатиками. Затем они приступили к расследованию о нас, которые еще не окончились к тому моменту, когда разыгрался последний акт драмы.
—
Теперь, сын мой, я должен сообщить тебе весть, которая, увы, огорчит тебя, — прибавил он. — Я не могу, как обещал раньше, взять тебя в гималайский дом: атмосфера этого тихого приюта не подходит к тем отравленным флюидам, которыми переполнена твоя аура, да и ты сам не смог бы жить там.
Заметив стыд и отчаяние, которые заставляли меня молчать, он дружески пожал мне руку и сказал, улыбаясь:
—
Не унывай, сын мой возможность посетить меня не потеряна, а только отсрочена, так как ты должен очистить себя, а за сим мужественно вынести предстоящую тебе борьбу. Своими любовными отношениями с Вайрами ты открыл доступ в свою ауру низшим и кровожадным духам, которыми окружена баядерка: они присосались к тебе и нужно время, чтобы стряхнуть их. Впрочем, я дам тебе указания, необходимые для их обуздания. Я не осуждаю тебя: ты молод и слаб еще в преодолении инстинктов плоти, а та женщина была красива, да еще, кроме того, прибегала к таким средствам, которые извиняют и делают понятным твое падение. Ты ошибаешься, если думаешь, что путь жаждущего света легок: злые силы преграждают ему дорогу и изыскивают всякие способы препятствовать его восхождению. Подобно большинству людей твоего положения ты вел беспечную жизнь, посвященную удовлетворению всех материальных наслаждений и изысканных пороков, служащих достоянием так называемого света. Но, сын мой, эти утонченные грехи ведут с собой целую армию нечистых духов, а в мутной и зараженной ауре кишат лярвы и разная другая мерзость, подобно тому как на грязном теле заводятся паразиты. Понятно, что этот «почетный караул» не хочет покинуть своего кормильца, и как только тот начинает дезинфекцию, привлекая на себя чистые флюиды, вся стая ополчается на него. На его пути появляются препятствия, соблазны, дурные мысли, словом, в ход пускается все, чтобы снова завладеть жертвой. Никогда не забывай, что без борьбы ведь нет и победы; а борьба — это трение противоположных начал, вызывающих огонь. Если это будет чистый огонь пространства, который изгоняет и сжигает вражескую армию, это знаменует победу, если же явится нечистое пламя бездны, которое отягчает и сковывает стремление души, то это — поражение. Отчасти ты уже вооружен: не будучи еще посвященным, ты уже развил в себе некоторые способности, а я снабжу тебя некоторыми указаниями. Итак, работай, а когда будешь очищен — я призову тебя…
—
Не будет ли нескромностью с моей стороны, если я спрошу: какие это способности? — спросил доктор, когда князь замолчал.
—
Нисколько. Я могу, до известной степени, дисциплинировать мою волю и мои инстинкты. Иногда я могу и слышать невидимое и читать чужие мысли, наконец, могу чувствовать и различать хорошие и дурные веяния. Для вас, ученого-скептика, все это, конечно, басни, но могу уверить, что все сказанное мною — истина.
—
Вы ошибаетесь, князь, я уже перестал быть тем скептиком, каким был неделю назад. Случившееся сегодня и некоторые другие обстоятельства поколебали мое неверие: я уже не отрицаю огульно, я хотел бы только понять. Не будете ли вы добры окончить ваш рассказ? Он стал для меня особенно интересен, благодаря одному странному сну, который я после передам.
—
Мне немного осталось добавить. Простившись с учителем, мы с бароном решили вернуться в Европу и в Коломбо сели на судно, которое должно было выйти на следующий день.
Вечером мне сказали, что какой-то человек привез для меня два ящика и просит разрешения видеть меня. Я удивился и велел ввести его. Это был известный мне индус, который объявил, что его послал старый Казиаппа, один из браминов пагоды, где мы едва не погибли.
—
Я привез тебе, сааб, прощальный привет и подарки от Вайрами. Она слишком любила, чтобы жить без тебя. Желая оградить возлюбленного от гнева богини и мести братьев, она добровольно принесла себя в жертву и удавилась перед древней, принадлежащей ей статуэткой Кали, которую и посылает тебе. Согласно последней воле покойной ее сердце вынули способом, известным жрецам, превратили в камень и повесили на шею статуи, чтобы хотя бы сердце ее, по крайней мере, всегда было около тебя, охраняя и ограждая от всякой опасности. В большом ящике ты найдешь тело Пратисуриа, ее любимого тигра, убитого взглядом и словом йога, а животное, убитое таким образом членом тайного братства, приносит счастье.
Я был весьма потрясен. Добровольная смерть Вайрами, как бы там ни было, возбудила во мне глубокое сожаление. С другой стороны, я не доверял дарам из такого нечистого источника. Я тотчас решил отказаться взять ящики.
—
Как, сааб, ты отвергаешь прощальный дар умершей? Не делай этого! Иначе мстительная тень жрицы будет преследовать судно и навлечет несчастья, — с важностью заметил индус. И не успел я ответить, как он низко поклонился и исчез.
Я хотел вернуть его, но он уже покинул судно. Барон присутствовал при нашем разговоре, а когда я объявил, что хочу бросить в море эти подарки, он вышел из себя, обозвал меня неблагодарным, бессердечным и безумцем, который не только не ценит любовь юного существа, но еще хочет уничтожить, как настоящий варвар, столь драгоценные и редкие предметы. Он сделал мне сцену и умолял, что уж если я не хочу взять ящики, то отдать их ему. По слабости характера я уступил, и он привез сюда эти роковые дары, которые наводят на меня ужас и, вероятно, не принесут счастья Максимилиану Эдуардовичу.
К сожалению, я слишком поздно узнал, насколько зловредна статуя и опасен тигр, но барон так дорожит ими, что глух ко всяким убеждениям, — со вздохом добавил князь.
—
Благодарю за интересный рассказ, Алексей Андрианович. Сон мой, о котором я раньше упоминал, имеет к нему странное отношение, чего я не мог подозревать, совершенно не зная случившегося, а между тем уверен, что видел Вайрами в ночь, следовавшую за прибытием ящиков. Сон ли это был или видение — не знаю.
И он передал странный сон, о котором говорилось выше.
—
Без всякого сомнения, по вашему описанию, вы видели именно Вайрами. Мое мнение, это было видение и притом зловредное. Оно подтверждает только наличие смертельной опасности, которая угрожает вам. От нее-то мне так хотелось бы спасти вас, — заметил взволнованно князь.
—
Искренне благодарен вам за такое великодушное желание, но думаю, что не во власти людей изменять определения судьбы: в этом отношении я фаталист, — ответил доктор с легкой усмешкой и, проведя рукой по бледному лбу, прибавил: — Скажите лучше, что за воплощение дьявола представляет собою этот тигр: по-видимому, мертвое животное, которое, однако, двое живых и здравомыслящих людей видели разгуливавшим, а потом оно загрызло человека, вопреки всяким законам разума. Я не имел времени заняться оккультными предметами, а, между тем, я потрясен, хотел бы понять и… признаюсь, сам увидеть, как этот тигр двигается.
—
О, такое удовольствие, полагаю, вам можно доставить. Теперь уже за полночь и Пратисуриа, вероятно, разгуливает, так как кровь Карла возбудила его аппетит. Но не испугаетесь ли вы?
—
Нет, тем более, что я сомневаюсь, чтобы почтенный Пратисуриа пожелал показаться мне: но для большей безопасности я возьму с собой браунинг.
