Он богат, у него знатный род. Живет неподалеку от Лондона в великолепном родовом поместье. Кажется, на гербе у них красный цветок. Да, помнится, он рассказывал целую легенду, связанную с этим фамильным гербом. Вспомнила, алый первоцвет… Луиза, почему же ты мне раньше ничего не говорила? Нет, нет, погодите. Мы должны еще раз переспросить дух кардинала Ришелье. Ваше высокопреосвященство, не сочтите за труд, повторите вопрос.
На сей раз, после того, как кардинал де Роан снова спросил у духа кардинала Ришелье о будущем Луизы де Андуйе, Калиостро вздрогнул и произнес другое слово:
— Театр…
— Какой театр? — заволновалась Ташеретта де Андуйе. — Почему он назвал театр? Разве может быть у молодой дамы столь знатного происхождения, как моя внучка, будущее на каких-то жалких деревянных подмостках? Или я опять ошибаюсь. Луиза, ну что же ты молчишь?
Пунцовая краска по-прежнему не сходила с лица девушки. Но теперь, после того, как устами медиума дух поведал ей о будущем, она понемногу стала приходить в себя.
— Бабушка, я, действительно, мечтаю о театре, — пролепетала Луиза, — ведь это так интересно. Сегодня ты — царица Савская, завтра — Джульетта, а через неделю — Клеопатра. Разве это не прекрасно — каждый день быть какой-то новой, не такой, какой тебя привыкли видеть?
Ташеретта де Андуйе от ужаса и негодования едва не забыла о том, что нельзя снимать руки с блюдечка. Если бы не обстоятельства, она наверняка всплеснула бы руками.
— Боже мой, Луиза, что ты говоришь? И это я слышу от тебя, наследницы графского титула. Ну ничего, скоро мы отправимся домой и там поговорим более обстоятельно.
Стараясь держать себя в руках, старая графиня повернулась к кардиналу де Роану.
— Простите меня, ваше высокопреосвященство, вы можете продолжать.
Констанция, которая с неослабевающим вниманием следила за происходящим, заметила, как господин Бомарше снисходительно улыбнулся. На его лице словно было написано — пусть глупцы повеселятся.
Переведя взгляд с соседа слева на соседа справа, Констанция увидела его лицо в яркой вспышке пламени из камина. На нем была какая-то забота, отрешенность. Кардинал де Роан был мысленно где-то далеко. О чем думала сама Констанция? Об этом не мог бы догадаться даже самый проницательный медиум. Всеми своими мыслями она перенеслась туда, где среди холмов бушевал и искрился водопад, где в холодном ручье плавала, сверкая серебристыми боками, форель, где она, Констанция Реньяр, любила сидеть на широком, нагретом ласковыми солнечными лучами камне и смотреть на воду.
Сколько же времени прошло с тех пор? Сколько же ей пришлось пережить? Она узнала уже, наверное, все, что только может узнать в своей жизни женщина — любовь и измену, страсть, ненависть, предательство, самоотречение, жестокую болезнь и радость от жизни…
Похоже, что кардинал де Роан относился к спиритическому сеансу весьма серьезно. Он обвел взглядом присутствующих и, обращаясь к графу Калиостро, произнес:
— Госпожа де Сен-Жам.
Из горла Калиостро донеслись несколько протяжных стонов, а затем, после тяжелого вздоха, итальянец чужим голосом сказал:
— Гимен.
На сей раз пришлось густо покраснеть госпоже де Сен-Жам. Имя принца Гимена, знаменитого богача и светского гуляки, столь прочно ассоциировалось в Париже с пороком, что госпожа де Сен-Жам тут же принялась оправдываться:
— Я не знаю, что он имеет в виду. Вы же знаете, мы всего несколько раз виделись с принцем Гименом. Сейчас он уехал… Между нами не может быть никакой связи. Это какое-то недоразумение. Прошу вас, ваше высокопреосвященство, повторите вопрос еще раз.
Однако Калиостро ответил тем же самым словом. Судя по всему, события, которые должны были произойти с госпожой де Сен-Жам, каким-то образом были связаны с принцем Гименом. Но пока все это оставалось глубокой тайной, скрытой под мраком времен. Для господина де Лавеля и знаменитого писателя Бомарше никаких сообщений у духа кардинала Ришелье не было. И если Бомарше, узнав об этом, лишь презрительно фыркнул, то толстяк де Лаваль вздохнул с явным облегчением. Скорее всего, де Лавалю его будущее было известно прекрасно и без предсказаний разнообразных духов. Кстати, об этом нетрудно было догадаться любому, кто хоть мало-мальски был знаком с тем, что творилось в министерстве финансов. Слово «Бастилия» было самым простым определением этого будущего.
— Граф де ла Мотт, — сказал кардинал де Роан. После некоторых размышлений дух кардинала Ришелье назвал слово, которое привело в недоумение всех присутствовавших на сеансе.
— Цепь…
Граф де ла Мотт нервно засмеялся.
— Что это значит?
Ответить ему не мог никто. Кардинал де Роан снова повторил вопрос, и ответом было то же самое:
— Цепь.
Господин Бомарше высказал предположение:
— Может быть, он считает, что вас в будущем посадят на цепь?
— Ну что вы такое говорите, господин Бомарше? — укоризненно бросила графиня де ла Мотт. — С какой это стати кто-то должен сажать моего мужа на цепь? Он не сделал ничего предосудительного.
Бомарше улыбнулся:
— Пока. Да, в этом я согласен с вами, ваш муж пока еще не сделал. Но ведь мы спрашиваем дух кардинала Ришелье о будущем.
Граф де ла Мотт стал ерзать на стуле.
— Я, конечно, понимаю, что мы присутствуем на спиритическом сеансе и все такое прочее, но по-моему, это полный вздор. Пока еще я не услышал ни одного сколько-нибудь правдоподобного объяснения слов, которые произносит граф Калиостро. Ведь правда, дорогая?
Бомарше успокоил не в меру разгорячившегося де ла Мотта:
— Да погодите вы. Догадку о том, что означает слово «цепь», высказал я. К сожалению, она у меня получилась не слишком удачной. Я это охотно признаю. Но вам, граф, не стоит так нервничать.
— Да, да, конечно, — поддержала его госпожа де Сен-Жам. — Пока никто не знает, что означает это слово. Может быть, вас в будущем ожидает золотая герцогская цепь, может быть, вы получите важную должность при дворе.
Граф де ла Мотт, не отличавшийся особым интеллектуальным размахом, постарался поскорее забыть о словах Бомарше и глупо улыбался.
— Господа, давайте продолжим сеанс, — предложила хозяйка салона. — Мы еще не обо всем узнали.
Хотя большая часть участников сеанса уже получили свои предсказания будущего, напряжение в комнате не спадало.
— Графиня де ла Мотт, — произнес кардинал де Роан. Калиостро едва заметно вздрогнул и, почти не шевельнув губами, произнес:
— Лилия…
Графиня недоуменно пожала плечами.
— Но я не люблю эти цветы. Причем тут лилии? Разве они могут иметь какое-то отношение к моему будущему? Она уже было собиралась произнести слово «вздор», но вовремя осеклась и больше никак не комментировала предсказание духа.
После следующих слов кардинала де Роана у Констанции перехватило дыхание.
— Графиня де Бодуэн.
Калиостро долго молчал,
