- Вы не можете позволить себе заплатить за пребывание в городе, поэтому ждете здесь людей графа Арманьяка.
Граф был самым крупным лордом на юге Франции, и никто не посмел бы помешать его людям.
- С этим проблем не будет, - мрачно произнес Карил, - обещаю.
Томас, Женевьева, Хью и брат Майкл поскакали вперед. Их сопровождали всего два латника и Галдрик, и в тот же вечер они достигли Монпелье.
Два городских холма, башни его церквей и покрытые черепицей бастионы отбрасывали длинные тени. Город был окружен высокой бледной стеной, с которой свисали знамена со Святой Девой и ее сыном.
На других был нарисован круг на белом поле, красный, как заходящее солнце. За стенами простиралась поросшая сорняками пустошь, а под сорняками виднелся пепел, хотя в некоторых местах торчали каменные очаги, показывающие, что когда-то здесь стояли дома.
Сгорбленная старая женщина с черным шарфом на голове копошилась рядом с одним из очагов.
- Ты жила здесь? - спросил Томас.
Она ответила по-аквитански, на языке, который Томас едва знал, но Галдрик перевел.
- Она жила здесь, пока не пришли англичане.
- Здесь были англичане? - удивился Томас.
Оказалось, что в прошлом году принц Уэльский подошел близко к Монпелье, очень близко, но в последний момент его армия-разрушитель поменяла направление, но до этого было сожжено каждое здание за пределами городских стен, чтобы не предоставить англичанам ни одного места, где могли бы спрятаться лучники или осадные машины.
- Спроси, чего она ищет, - приказал Томас.
- Что-нибудь, - последовал ответ, - потому что она потеряла все.
Женевьева бросила женщине монету. В городе зазвонил колокол, и Томас побоялся, что это сигнал к закрытию ворот, так что поторопил своих людей.
Колонна повозок, нагруженных древесиной, полотном и бочками, ожидала у ворот, но Томас проследовал мимо. Он был в кольчуге, с мечом, и это отмечало его как привилегированную особу.
Галдрик, скачущий чуть позади, развернул знамя с изображением сокола, держащего сноп ржи. Это была старая эмблема Кастийона д'Арбизон, и полезная вещь, когда Томас не хотел демонстрировать свою верность графу Нортгемптону или что он командовал ужасающими эллекенами.
- Что у вас за дело, сир? - спросил стражник у ворот.
- Мы пилигримы, - ответил Томас, - хотим помолиться.
- Мечи должны находиться в ножнах, пока вы в городе, сир, - с уважением произнес стражник.
- Мы здесь не для драки, - заметил Томас, - только для молитв. Где мы можем найти кров?
- Впереди много таких мест, рядом с церковью Святого Пьера. Лучшее - то, где нарисована святая Лючия.
- Потому что оно принадлежит твоему брату? - догадался Томас.
- Хотел бы я этого, сир, но оно принадлежит моему кузену.
Томас засмеялся, бросил стражнику монету и проскакал под высоким арочным проемом. Стук копыт его лошади отражался эхом от зданий, а колокол продолжал звонить, Томас поехал в сторону церкви Святого Петра, внезапно вдохнув городской дух смердящих отбросов.
Человек в красно-синей тунике, несущий горн с болтающимся на нем знаменем со Святой Девой, пробежал мимо.
- Я опаздываю! - крикнул он Томасу.
Стражник начал закрывать ворота.
- Вам придется подождать до завтра! - крикнул он возницам.
- Погоди, - сказал второй стражник. Он увидел восемь всадников, пересекающих расчищенное поле, копыта их лошадей выбивали клубы пепла и пыли, пока они спешили к городу.
- Какой-то проклятый лорд, - проворчал стражник. Один из всадников развернул знамя, чтобы показать, что они приехали по важному делу. На флаге был изображен зеленый конь на белом поле, хотя на возглавлявшем процессию всаднике был черный жиппон с эмблемой белой розы.
Все восемь всадников носили кольчуги и мечи.
- Дайте им пройти! - закричал стражник на возниц.
- Если ты собираешься их впустить, - обратился к нему возница, который вез дрова, - то почему не нас?
- Потому что вы - просто отбросы, а они нет, - заявил стражник и поклонился всадникам, которые с грохотом проезжали через ворота.
- Я веду здесь дела, - объяснил предводитель возниц стражнику, который и не требовал никаких дальнейших объяснений, а просто захлопнул большие ворота и задвинул засов.
- Примите мою благодарность, - сказал первый всадник и поскакал в город.
Роланд де Веррек прибыл в Монпелье.
Глава пятая
- Предположение, - доктор Люциус проревел достаточно громко, чтобы его слова могли услышать рыбы в Средиземном море, плещущемся в шести милях к югу от Монпелье, - заключается в том, что ребенок, умерший некрещеным, тем самым обречен на вечные муки ада, вечно гореть в дьявольских кострах и навеки быть разлученным с Господом, и на всю ту боль, агонию, сожаления и несчастья, которые влечет за собой подобная судьба. Вопрос: верно ли это предположение?
Никто не ответил.
Доктор Люциус, носивший забрызганную чернилами белую сутану доминиканского ордена, бросил сердитый взгляд на своих напуганных студентов.
Томасу сказали, что этот доминиканец - самый умный человек в университете Монпелье, так что он пришел вместе с братом Майклом в зал, где доктор читал лекцию. Зал, на взгляд Томаса, был наскоро построен путем возведения крыши над маленьким клуатром[54] монастыря Святого Симеона.
Прошлой ночью погода испортилась, небо затянули низкие злые тучи, из которых лил дождь, протекая через плохо пригнанную черепицу в зал для лекций. Доктор Люциус сидел на возвышении за кафедрой, а перед ним стояли три ряда скамеек, на которых сгрудились студенты в черных и темно-синих робах и со скучающими лицами.
Доктор Люциус похлопал себя по бороде. Она была огромная и ниспадала до потрепанной веревки, которой он был подпоясан.
- Мы что, тупые? - потребовал он ответа у своих студентов.
- Мы спим? Мы выпили слишком много вина прошлой ночью? Некоторые из вас, да поможет Господь своей святой церкви, станут священниками. Вы должны будете заботиться о пастве, а в этой пастве будут женщины, чьи дети умрут перед тем, как над ними успеют свершить таинство крещения.
Мать, в слезах и нуждаясь в вашем утешении, спросит вас, попадет ли дитя в компанию святых, и каков будет ваш ответ? - доктор Люциус подождал ответа, но его не последовало. - О, Бога ради, прорычал доктор, - хотя бы у одного из вас должен быть ответ!
- Да, - произнес молодой человек в грязном черном студенческом головном уборе, из-под которого свисали длинные черные волосы, наполовину закрывая лицо.
- А! Мастер Кин проснулся! - воскликнул доктор Люциус. - Он не бесцельно проделал весь этот путь из Ирландии. Спасибо Господу. Так что, мастер Кин, ты скажешь горюющей матери, что ее мертвое дитя в раю?
- Потому что если я скажу ей, что оно в аду, доктор, она начнет стенать и реветь, а в мире мало вещей хуже завывающей женщины. Лучше всего просто избавиться от нее, сказав бедняжке то, что она хочет услышать.
Доктор Люциус скривил рот, возможно, развеселившись.
- Так тебе все равно, мастер Кин, верно ли это предположение, ты лишь хочешь избавиться от звуков рыданий? Ты не подумаешь о долге священника дать утешение этой женщине?
- Сказав бедняжке, что ее дитя отправится в ад? Господи, нет! А если она хорошенькая, то я, конечно, утешу ее.
- Твоя щедрость не знает границ, - едко заметил доктор Люциус, - но давай вернемся к предположению. Оно верно или нет? Кто-нибудь ответит?
Бледный юноша, чей головной убор и платье были безупречной чистоты, откашлялся, и большинство остальных студентов застонали.
Бледный юноша, тощий как голодная крыса, был, очевидно, усердным студентом, на фоне достижений которого усилия остальных выглядели ничтожными.
- Святой Августин, - сказал он, - учит нас, что Господь не простит грехи никому, кроме тех, кто крещен.
- Следовательно? - спросил доктор Люциус.
- Поэтому, - отчетливо произнес юноша, - ребенок обречен на ад, потому что рожден с грехом.
- Так мы нашли ответ? - поинтересовался доктор Люциус. - Согласно авторитетному мнению мастера де Бофора, - бледный юноша улыбнулся и попытался принять вид скромника, - и блаженного Святого Августина. Согласны ли мы? Можем ли мы теперь перейти к обсуждению основных добродетелей?
- Как может ребенок отправиться в ад? - спросил мастер Кин с отвращением. - Что он такого сделал, чтобы это заслужить?
- Будучи рожденным женщиной, - твердо ответил студент по имени де Бофор, - и при отсутствии таинства крещения ребенок обречен страдать за грех, который уже несет в себе.
- Мастер де Бофор задел тебя за живое в этом споре, не так ли? - спросил доктор Люциус ирландского студента.
- Бог не занимается обрядами, - вмешался Томас, разговаривая, как и все остальные, на латыни.
