«Продиктовано» – это, пожалуй, чересчур категорично, а вот «выбрано с учетом» будет, пожалуй, верно: вновь слышал Королев чужое дыхание на своем затылке.
Но если ощущение погони за собой было для Королева не совсем привычным, то чувство тяжкой ответственности, посещавшее Главного конструктора накануне всякого пилотируемого полета, было уже знакомым. Это был восьмой старт пилотируемых кораблей, но привыкнуть к ним он не мог и всякий раз снова и снова задавал себе эти, увы, безответные вопросы: обеспечена ли безопасность космонавта, все ли предусмотрено, не упущена ли какая-нибудь роковая мелочь?
«Мы стараемся все делать не торопясь, основательно, – писал Королев жене за десять дней до старта. – Наш главный девиз – беречь людей. Дай-то нам бог сил и уменья достигать этого всегда, что, впрочем, противно закону познания жизни. И все же я верю в лучшее, хотя все мои усилия, мой разум и опыт направлены на то, чтобы предупредить, предугадать как раз то худшее, что подстерегает нас на каждом шагу в неизведанное».
Судьба была милостива к Королеву: ни один космонавт не погиб, пока он был жив. Первый пилотируемый полет после его смерти окончился трагически: разбился Владимир Комаров...
Старт «Восхода-2» был назначен на 18 марта. Госкомиссия – Тюлин (председатель), Королев (технический руководитель), Руденко и Каманин (ВВС), Правецкий (Минздрав), Келдыш (АН СССР), Керимов (Министерство общего машиностроения), главные конструкторы – утвердила короткую программу полета: старт, выход в космос, посадка. Основной экипаж – Беляев, Леонов; дублирующий – Заикин, Хрунов.
Перед стартом Королев доверительно сказал Леонову:
– Я не буду тебе много советовать и желать, Леша, ты там особо не мудри. Я тебя только об одном прошу: ты выйди из корабля и войди в корабль, вспомни все русские выражения, которые помогают русскому человеку в трудную минуту. Попутного тебе солнечного ветра...247
В письме домой – маленький комментарий к этому разговору: «...мне нельзя и виду показать, что я волнуюсь. И я держусь изо всех сил».
В 10 утра холодным промозглым днем 18 марта «Восход-2» вышел на орбиту, и Леонов сразу начал готовиться к выходу. Уже на первом витке над Камчаткой он открыл шлюз и залез в него.
– Леша, не торопись, спокойнее, – услышал он голос Беляева. – Делай, как учили...
– Я не тороплюсь... Все нормально. Готов к выходу... Но он торопился, выходить было рано. Беляев еще раз все проверил, сверил время, скомандовал:
– На выход!
– И вот уже по пояс торчу из наших космических «сеней», – вспоминал Алексей Архипович. – Первое впечатление? Солнце. По инструкции должен был полностью закрыть светофильтр. Но любопытство победило: прикрыл лишь половину лица. И как будто ударила в него дуга электросварки. Диск ровный, без лучей и ореола, но слепит невозможно. Даже в позолоченном фильтре 96-процентной плотности яркость, как в Ялте в летний день.
А небо при этом очень черное, звездное. Звезды и внизу, и вверху. Солнечная ночь! Или звездный день? Вышел очень просто. Встал на обрез люка и... дух захватило. Все Черное море целиком видно. Кавказ подо мною. Да еще слева просматриваются Балканы, Италия, справа на горизонте – Балтика... Такую красоту до сих пор ни один человек не видел!..
Леонов снял крышку с кинокамеры, укрепленной на корабле, которая вела съемку. Оттолкнулся, поплыл на длину фала. На исторических кинокадрах, рассказывающих о первом выходе человека в космос, видно, как его чуть развернуло. На рисунке, который Леонов нарисовал потом, он летит как бы распластавшись, широко раскинув руки, – на кинокадрах не так: он вроде как бы сидит в каком-то невидимом креслице и вместе с ним плавает.
Гагарин в своих обновленных мемуарах, вспоминая полет Леонова, непонятно зачем начинает фантазировать: «Он снимал кинокамерой и сам корабль, и далекую Землю, и звезды, рассыпанные над головой и под ногами». Естественно спросить: так где же эти кинокадры? Все дело в том, что кинокамера, закрепленная на специальном кронштейне, снимала самого Леонова, а он ничего не снимал. В кинокадрах видно, как Алексей как бы ощупывает свое бедро. Там находился затвор не кино-, а фотокамеры, укрепленной на груди космонавта, которая должна была сфотографировать снаружи космический корабль. Сделать это ему не удалось, кадров таких нет.
Леонов пробыл в открытом космосе 12 минут 9 секунд. Это вроде бы мало, но это очень много! Это – целая жизнь, если мерить по отданным силам, по воле, по переживаниям и впечатлениям. Леонов выдержал эмоциональный стресс колоссальной силы. Сколько ни изучай небесную механику и баллистику, а реальный полет – это совсем другое. Может быть, он умом и воспринимал себя как некое материальное тело, летящее с первой космической скоростью, но по-человечески он сам шагнул в бездну и летел в этой бездне. Не случайно частота пульса космонавта поднялась до 143 ударов, частота дыхания увеличилась почти вдвое, температура тела за 20 минут повысилась на 1,8 градуса, т.е. перевалила за 38, – дома при такой температуре мы сразу ложимся в постель. За сутки полета Леонов потерял шесть килограммов, пот залил скафандр до колен. Вот что такое «в цифрах» эти 12 минут жизни Алексея Леонова.
А в это время всегда спокойный, невозмутимый Беляев кричал на весь мир ликующим голосом:
– Человек вышел в космическое пространство! Человек вышел в космическое пространство!..
Возвращение в корабль тоже не было легким делом. Не сразу удалось отцепить от кронштейна киноаппарат и отправить его в шлюз. Да и самому втиснуться в шлюз оказалось не так просто. Вновь и вновь старался Алексей вплыть туда ногами вперед, как предписывала полетная инструкция, стравливал давление в скафандре, но ничего не получалось. Леонов поразмыслил и вошел в шлюз головой вперед...
– Привет, командир! – сказал Алексей, вплывая в корабль, когда все операции по шлюзованию были уже позади.
– Молодец! – отозвался Беляев...
На Земле все немного успокоились: главное – позади. Можно было перекурить, перекусить, поспать. Можно было просто лечь и закрыть глаза. После возвращения Алексея в корабль Королев отослал Нине Ивановне жизнерадостную записку:
«Летит наш „Восход-2“, и позади главный этап уже пройденный. Будем надеяться, что завтра мы успешно завершим полет...»
Но надежды Сергея Павловича не оправдались...
Выполнив главную часть своего полетного задания, космонавты, казалось бы, могли теперь расслабиться, но Леонов словно принес с собой из космоса целый ворох новых проблем, очень неприятных, если не сказать угрожающих. Неполная герметичность выходного люка привела к тому, что автоматика, стремясь исправить положение, перенасыщала атмосферу корабля кислородом. Это было очень опасно. Малейшая искра в электропроводке могла привести к мгновенному пожару, а может быть, и взрыву. Трагическая тень Валентина Бондаренко, сгоревшего в сурдобарокамере, витала над «Восходом-2». Оба космонавта приложили максимум сил, чтобы снизить содержание кислорода, что им удалось наконец сделать незадолго до запланированного времени посадки. Итак, теперь предстояла последняя серьезная операция – спуск с орбиты...
В небольшой комнатке на втором этаже монтажно-испытательного корпуса сидели четыре человека: Королев, Келдыш, Тюлин и Гагарин на связи с кораблем. Ждали последних известий от «Алмазов» – такой позывной был у Беляева и Леонова. В соседней, несколько более просторной и гораздо более прокуренной комнате сидели другие члены Государственной комиссии, развернувшись к маленьким сереньким динамикам «громкой» связи Земля-борт. Сообщение ждали, но прозвучало оно неожиданно. Очень спокойно Беляев сказал:
– Я – «Алмаз-1». ТДУ в автомате не сработала.
В переводе на язык человеческий это означало, что датчики ориентации не нашли то, что им положено было найти: Землю и Солнце, не сориентировали корабль в пространстве так, как ему полагается быть сориентированным перед посадкой, а потому автоматический сигнал на включение тормозной двигательной установки не прошел и ТДУ не включилась. «Восход-2» не мог сойти с орбиты.
– Не найду слов, чтобы передать наше состояние, – вспоминал много лет спустя Георгий Александрович Тюлин. – Что значит ТДУ, понимал каждый. Возможные последствия – тоже. Времени на принятие решения было очень мало. Считаные минуты!..
Напряжение было столь велико, что несколько человек, принимавших непосредственное участие в блиц-совещании, которое устроил Королев, не могли вспомнить потом, кто и что предлагал, и предлагал ли. Не могли точно сказать, сколько длилось это обсуждение. Тюлин вспоминал: около трех минут. Гагарин говорил, что меньше минуты. Келдыш вообще не запомнил никакого обсуждения. Просто Королев предложил перейти на систему ручной ориентации, и все сразу согласились. Но все запомнили, что решение было передано на борт корабля Гагариным:
