16 часов советские спецслужбы перехватили телефонный разговор между Риббентропом и Шуленбургом. Министр зачитал послу немецкий вариант совместного коммюнике для передачи его Сталину и Молотову, в котором говорилось: «Ввиду внутренней несостоятельности польского государства и распада до сего времени живущего там населения, правительство рейха и правительство Советского Союза считают необходимым положить конец политическому и экономическому шаткому состоянию в этих районах.
Они рассматривают это как их общую задачу восстановить опять в этих районах спокойствие и порядок, и новое урегулирование с точки зрения восстановления естественной границы и жизненной способности»1016. (Выделено мной. О какой общей задаче могут говорить руководители двух стран, если между ними заключен не договор о взаимопомощи, не о военном союзе, а простой пакт о ненападении? – Л.П.).
В Берлине началась паника? Ничуть не бывало! Уже на следующий день (правда, в советских газетах его опубликовали только 20 сентября) появилось совместное германо-советское коммюнике, в котором говорилось, что оснований для беспокойства ровным счетом никаких нет: «Во избежание всякого рода необоснованных слухов насчет задач советских и германских войск, действующих в Польше, правительства СССР и Германии заявляют, что действия этих войск не преследуют какой-либо цели, идущей вразрез интересов Германии или Советского Союза и противоречащей духу и букве пакта о ненападении, заключенного между Германией и СССР. Задача этих войск, наоборот, состоит в том, чтобы восстановить в Польше порядок и спокойствие, нарушенные распадом польского государства, и помочь населению Польши переустроить условия своего государственного существования1017. (Выделено мной. По сути дела, в коммюнике признано, что вооруженные силы Советского Союза и Германии, если и действуют не по единому замыслу, то цель их действий одна – уничтожение суверенитета Польши, расчленение Польского государства и установление на его территории новой формы правления. Данное коммюнике, а также переговоры Риббентропа с Шуленбургом, весьма уверенно подтверждает существование тайных договоренностей между Сталиным и Гитлером. – Л.П.).
Через два часа после вторжения Красной Армией в Польшу, германские вооруженные силы получили приказ «остановиться на линии Сколе – Львов – Владимир-Волынский – Белосток», о чем германское командование незамедлительно сообщило в Москву1018.
К полуночи 17 сентября германские войска остановились юго-восточнее города Самбор, окружили Львов, однако овладеть им не смогли, и город был взят при содействии Красной Армии1019 только 22 сентября1020 (с чего бы это, если не было никаких договоренностей не только о совместных действиях против общего противника, но и вообще никто ни с кем ни о чем не договаривался?). Части вермахта стояли восточнее Яворова, на дороге Томашов – Любичев – Рава-Русская, заняли Брест, Заблудов, Белосток,1021. Потом все эти города почему-то оказались в советской зоне оккупации.
18 сентября Сталин сказал Шуленбургу, что сомневается в том, что германское командование будет соблюдать московские соглашения, и вернется на линию, которая была определена в ходе московских переговоров. Посол заверил Сталина, что Германия, безусловно, выполнит условия московских соглашений1022. (Оба фрагмента выделенные мной, лишний раз доказывают существование тайных договоренностей между Сталиным и Гитлером. В советских газетах мне не удалось найти сообщения о том, что глава Советского государства, коим, де-факто, несомненно, был Сталин, несмотря на то, что де-юре он таковым не являлся, принял посла иностранной державы, хотя везде и всегда подобная встреча является важнейшим событием международной жизни. Один этот факт – нежелание афишировать личные контакты Сталина с послом одной из воюющих держав, на мой взгляд, говорит о том, что в Кремле в отношении Германии придерживались политики «благожелательного нейтралитета», но до поры, до времени не хотели показать это открыто. – Л.П.).
19 сентября Потемкин заявил Гжибовскому, что после распада польского государства и исчезновения его правительства, в СССР закрываются польское посольство и консульства1023.
21–22 сентября случилось то, чего так жаждал Ворошилов: Красная Армия, наконец, вошла, в непосредственное соприкосновение с вермахтом, однако «обуздать агрессора» не спешила: немецкие войска начали отход на запад, а Красная Армия, не нарушая, установленную невесть кем дистанцию в 25 км, выдвинулась на демаркационную линию, где и остановилась1024.
22 сентября 1939 года в Бресте состоялся то ли совместный парад, то ли танковый променад подразделений 19-го моторизованного корпуса вермахта, которым командовал Гейнц Гудериан, ставший печально знаменитым в годы Великой Отечественной войны, и 29 отдельной танковой бригады Красной Армии под командованием комбрига Семена Моисеевича Кривошеина. Мероприятие было посвящено передаче Бреста от вермахта Красной Армии, поскольку именно немецкие войска захватили город и штурмом овладели Брестской крепостью. Я сейчас не буду останавливаться на том, был это и в самом деле парад, или это было чем-то иным. Однако армия одного государства, пролив кровь – бой шел три дня, овладела некими населенным пунктом и фортификационным сооружением. То есть, и этот город, и эта крепость являются трофеями наступающих. И вдруг, спустя всего пять дней после своего триумфа они передают добытые в бою трофеи другой армии, которая в боевых действиях – Советский Союз же с Польшей в 1939 г. не воевал, не правда ли? – участия не принимала.
Возникает вполне резонный вопрос: а на каком основании один субъект, который в данный момент по праву сильного обладает неким городом и крепостью, передает их другому субъекту? Сдал, приня́л, опись, про́токол, отпечатки пальцев? Гудериан и Кривошеин сели рядком, по рюмашке коньячка хлопнули, лимончиком закусили, да поговорили ладком? И немцы ушли? И Кривошеина после этого не расстреляли за измену Родине, а даже доверили командование механизированным корпусом, а после войны присвоили звание Героя Советского Союза. А кто такой были в тот момент Гудериан и Кривошеин, чтобы решать от имени своих государств такие вопросы? В тот момент оба они были никем, и звать их было никак.
Чтобы такие действия двух армий не вызвали в мире новых подозрений – хотя, по совести сказать, никто уже не сомневался в том, что между Гитлером и Сталиным существуют договоренности по разделу Европы (прав был С.Е. Лец: глупо подозревать, когда абсолютно уверен) – в Москве 20–21 сентября состоялись переговоры с участием Ворошилова и Шапошникова – с советской стороны, военного атташе генерала Эрнста Кёстринга со товарищи – с германской1025, хотя даже Ворошилов, не говоря уже о Шапошникове и Кёстринге, вряд ли могли решать вопрос государственной границы без высочайшего на то соизволения.
В результате переговоров 22 сентября появилось коммюнике, в котором говорилось, что правительства СССР и Германии установили демаркационную линию между германскими и советскими вооруженными силами, проходящую по реке Писса
