на всех его жителей удивительное волшебное заклинание, была отчётливо видна в этой спирали, каждая секция которой была такого же размера, как сумма двух предыдущих. Торжество красоты и магия чисел находили отражение в каждой, даже мёртвой, частичке океана.
Русалочий народ живёт долго, но после смерти их тела становятся морской пеной, которую волны разгоняют, превращая в ничто.
Бедный маленький моллюск, который жил внутри этой раковины, просуществовал на свете совсем недолго, но его твёрдая оболочка сохранится на века.
Вздохнув, Ариэль пробежала по её поверхности пальцами, неожиданно испытывая грусть, несмотря на победу, которую она в прямом смысле слова держала в своих руках. Годы немоты можно было в одно мгновение оставить позади. Годы полнейшей беспомощности, безмолвного плача и бессильного гнева.
И что тогда?
Если она уничтожит предмет, что это изменит?
Урсула тотчас узнает о том, что русалка вернулась. Что она была в замке, практически под самым носом у морской ведьмы.
И что тогда будет с поисками её отца? Это отнюдь не маленькая диверсия. Подобное действие со стороны Ариэль способно откинуть её на много шагов назад и значительно усложнить задачу.
Держа в руке раковину, морская царица внимательно обдумывала возможные варианты.
Но русалочка никогда не следовала принципу «семь раз отмерь, один раз отрежь».
Толком не успев осознать, что она делает, девушка разбила кулон ударом об острый угол камня.
Он не раскололся, как обычная ракушка, а разбился, подобно одному из сосудов, в которых люди хранят жидкости. Его фрагменты равномерно разлетелись во все стороны, словно они не подчинялись законам физики или произошло пусть и допускаемое этими законами, но крайне маловероятное событие.
Ариэль резко дёрнулась вперёд.
Она задыхалась, поскольку в её лёгкие больше не поступал воздух Мира Суши. Руки Ариэль дёрнулись вверх, как у марионетки, управляемой за верёвочки кукловодом. Корпус тела девушки наклонялся вперёд-назад, словно на него воздействовали невидимые силы. Нечто залетело ей в рот, поднялось к носу и залило всё тело русалки теплом настолько сильным, что оно почти обжигало. Распространившись до лёгких, оно расширилось и теперь выталкивало из них остатки кислорода, гнало кровь к её конечностям и прогоняло всё лишнее, занимая собой пространство внутри её тела целиком.
Ариэль повалилась на песок.
Ей больше ничего не оставалось.
Ей казалось, что это нечто, чем бы оно ни являлось, было поглощено её телом и теперь стало частью её плоти и крови. Снова.
Она сделала глоток воздуха. Сердце у неё в груди забилось вновь.
Она и понятия не имела, что чуть ранее оно замерло.
Она закашляла. Горло прочистилось от попавших туда песчинок.
И тогда она запела.
Эрик
Его руки были подняты: левой он помахивал, подбадривая скрипки, в то время как правой сдерживал ударные.
Вдруг он в удивлении замер.
Словно ему на голову свалилась кипа книг с верхней полки и, пробив череп юноши, каким-то образом смогла напрямую донести своё содержание в его мозг.
Словно, как когда-то в детстве, сестра подкралась к нему сзади и, полагая, что брат её заметил – ожидая, что он увернётся, – хватила его деревянной дубинкой. Удар по макушке принёс вдвое большую боль, чем можно было ожидать, поскольку к нему примешивался эффект неожиданности – он и подумать не мог, что маленькая девочка так его огреет. Эмоции крепко сплелись с чувством боли.
Словно он внезапно столкнулся с какой-то жуткой, смертельной реакцией тела: как если бы его сердце, почка или какой-то другой жизненно важный орган отказал ему, придя в негодность.
Затем, когда ужасная боль отступила и его разум прояснился, юноша пережил чудо первого вдоха полной грудью, испытывая несказанное облегчение, которое могло предшествовать либо смерти, либо выздоровлению.
Эрик заморгал, глядя на оркестр и певцов, стоявших перед ним. Музыка оборвалась. На него смотрела сотня пар глаз. В них читалось недоумение.
Он увидел, будто впервые в жизни, простую, но в то же время очаровательную улыбку второго сопрано, коричневую родинку на добродушном лице баса-профундо, пятно в форме буквы «Г» на поверхности медной литавры. Пелена спала с глаз.
Он принц Эрик, и сейчас он проводит репетицию оперы в качестве дирижёра.
Не плавает на своём прогулочном судне, не играет сам себе на флейте и, что ещё важнее, не правит своей частью королевства родителей, а ведь это было его обязанностью, его долгом, его правом.
Что-то явно было не так.
Он сглотнул.
Но стоявшие перед ним люди ждали малейшего движения кончиков его пальцев. На данный момент они были его королевством. Королевством, которому был нужен его принц.
Он разберётся с пришедшим к нему прозрением позже.
С этим решением юноша продолжил дирижировать, вздрогнув, когда вступило сопрано, и пытаясь не думать о другой певице с волосами яркими, словно пламя, и глазами цвета моря.
Урсула
Ванесса стояла в ванной и неторопливо вытиралась полотенцем, начав с лица. Она всегда держала нижнюю часть своего тела в воде как можно дольше.
Женщина тихонько напевала самой себе, наслаждаясь каждым этапом процесса. Единственное, что люди (по крайней мере, принцессы) делали правильно, так это тратили достаточно времени и усилий на то, чтобы выглядеть в глазах окружающих презентабельно.
Юная горничная стояла рядом, ожидая указаний госпожи.
– Ммм, что-то там, и я стану царицей морской, ммм, гм... кхе-кхе! – Внезапно принцесса зашлась в сильном, надрывном кашле.
Казалось, будто его сила тянула что-то изнутри женщины наружу. Словно её рот выворачивало наизнанку, а следом шли лёгкие, которые она вот-вот выплюнет вместе с кровью. Она покашляла, не сомневаясь, что увидит кровь. Но на дне ванны было лишь множество белых, приятно пахнущих маслами мыльных пузырей. Никаких алых капель, никакого физического подтверждения произошедшего внутри её существенного изменения.
– Мой голос, – произнесла она низким грудным басом, принадлежавшим гораздо более старшей, более крупной, более... совсем не такой женщине. – Мой голос! – прохрипела она.
Миловидный красный ротик растянулся и перекосился в гримасе. Она сжала ладони в кулаки и в ярости затрясла ими. Горничная выглядела обеспокоенной. Она явно не понимала, что могло послужить причиной подобной вспышки ярости. Девочка испуганно ожидала указаний. Ванесса, принцесса тирулийская, вылезла из ванны и поднялась вверх по лестнице, оставляя позади себя шлейф из пены. Было видно, что, несмотря на её наготу, ей ничуть не холодно. Вариет, на которую она даже не обратила внимания, поспешила следом за ней, прихватив ещё одно сухое полотенце. Принцесса принялась с неистовством рыться в куче вещей, которые она так небрежно
