— Хорошо, — с готовностью отвечаю я, и мы вдвоем втискиваемся в крохотный туалет и возобновляем давнюю традицию, связанную с матчем «Гарвард−Йель».
— Помнишь первый курс? — спрашивает Лиза, закуривая.
— Уже чудо, что я вообще что-то помню.
— Как нам захотелось писать на тейлгейте[16] у «Бета Тета Пи»… — Она хихикает.
— Мы были такие пьяные, — добавляю я, качая головой. — А мне хотелось только одного — съесть гамбургер.
— Да! Да! — восклицает Лиза. — Еще и двенадцати дня не было!
— А ты, разумеется, хотела только выкурить свой косячок.
— Ты присела, штаны спущены, во рту косячок, практически на виду у всей толпы, а у меня хот-дог в одной руке и «Кровавая Мэри» в другой…
— Потому что мы так и не нашли тот гамбургер, да?
— Да. Безобразие, кстати. Потому что на тейлгейтах их должно быть завались! Но конечно, к полудню их все разобрали.
— И мы потеряли всех.
— Но это было так весело.
— Особенно, — замечает Лиза, хватая воздух между приступами смеха и выпусканием дыма, — когда Джош застал нас с тобой в тот момент, когда мы писали почти на грузовик «Беты».
— О Господи, он так разозлился!
— Вы тогда в первый раз встретились, правильно?
— Да. Мне кажется, что я прямо тогда в него и влюбилась, — задумчиво произношу я.
Лиза кивает и смотрит на меня, оценивая мою реакцию.
— С того момента ты так и осталась со спущенными штанами, да? — шутит она.
— Заткнись!
— Хорошие времена, — говорит она, смеясь. Совершенно неожиданно Кара распахивает дверь, и облако дыма вылетает из туалета.
— Да как вы посмели веселиться без нас? — спрашивает она.
— Мы вовсе не веселимся, — серьезно говорит Лиза.
— Я киваю в подтверждение.
— Никакого веселья, — говорю я. — Совсем никакого.
Бонни, унюхав то, что миссис Джонсон назвала бы сигаретой с марихуаной, кричит, обращаясь к нам:
— Затушите немедленно! Я вас всех поубиваю!
— Она начнет паниковать, если мы этого не сделаем, — шепчу я девушкам.
— Ладно, хорошо, — говорит Лиза и бросает косячок в раковину.
Мы с Карой и Лизой возвращаемся в переднюю часть фургона, где из динамиков льется оглушительная «Живем, молясь» Бон Джови. Даже Бонни начинает подпевать.
«О! О! Мы на полпути туда… о-о… живем, молясь…»
На следующий день я просыпаюсь в полдевятого утра. Надо мной стоит Кара.
— Вставай. Проснись. Время тейлгейта. Сейчас.
Я сонно тру глаза.
— Нас еще не арестовали?
— Нет, — радостно отвечает она. — Прошла одна ночь без полиции, проведенная в фургоне в Гарвард Ярде. Предстоит еще одна.
— Чудесно, — отвечаю я с искренней радостью в голосе. — Мне нужно принять душ.
— Это же тейлгейт. На душ времени нет.
— Но там будут все нынешние красавчики. Я хочу хорошо выглядеть, — причитаю я…
— Ты хорошо выглядишь, детка, — с обожанием в голосе произносит Первокурсник Питер из другого конца фургона.
Кара смотрит на него и сладко улыбается.
— Ничего не выйдет, — говорит она.
— Что? — У бедного ребенка такой вид, будто его припечатал футбольный полузащитник.
— У нас с тобой, — сурово произносит она, — ничего не выйдет.
— Почему? — невинно спрашивает он.
— Ты слишком уж милый. Это просто невыносимо, — отвечает Кара.
Определенно, в последний раз парень был слишком мил со мной, когда я училась в старших классах. Карл Борински. Он дал мне половинку крекера в обеденный перерыв и на перемене завел меня в спальный корпус мальчиков. Он мне надоел, и я бросила его ради известной в кампусе личности — Рики Стивенса, который ни разу не дал мне печенья, но наградил вшами.
Надеюсь, Кара вшей не получила.
— Слишком мил? — совершенно сбитый с толку, спрашивает несчастный мальчик.
— Да, — шипит Кара. Испытав мимолетный укол совести, она добавляет: — Можешь остаться с нами на выходные, но потом все кончено. Я просто тебя предупреждаю.
Первокурсник Питер вот-вот заплачет. От одного его вида у меня разрывается сердце.
Я сажусь на своей импровизированной постели и оглядываюсь.
Лиза снова говорит по сотовому, а Бонни только что вернулась с утренней пробежки.
Кристал полирует ногти.
Горячего Роба и Активиста Адама поблизости не видно, так как прошлым вечером им явно повезло.
Хм, я хочу, чтобы повезло мне. Чума на оба их дома!
Внезапно дверь фургона распахивается.
Я падаю навзничь, уверенная, что это наряд полиции. Может, они меня не увидят.
Увы, это Вероника, еще со вчерашнего вечера разодетая в пух и прах. Чудесным образом у нее даже не размазалась тушь на ресницах.
Я решаю позже расспросить ее об этой туши.
Вероника сбрасывает черные туфли на четырехдюймовых каблуках и швыряет их в стену, едва не попав в Бонни и Кару, которые пригибаются, спасаясь от ее гнева.
— Хватит с меня мужчин! — кричит она, отбрасывая назад волосы. — ХВАТИТ!
Она выжидающе смотрит на нас, ожидая расспросов.
— Ничего себе. Стой там, сестра Следж, — раздраженно говорю я. Мне хочется еще немного поспать до начала оргии. Кроме того, само предположение, что Вероника на самом деле покончила с мужчинами, смехотворно.
Бонни и Кара переглядываются и закатывают глаза. Бонни едва терпит выходки Вероники, а Кара считает, что главная роль принадлежит ей. Это шоу Кары, и оно идет по всем каналам двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю.
Вероника награждает парочку убийственным взглядом и ждет моего отклика.
— Ну, так что случилось? — подбадриваю ее я.
— Я, значит, трахаю этого гарвардца.
— А еще погрубее нельзя? — спрашивает Бонни.
— Так во-о-от… — продолжает Вероника, не обращая на нее внимания. — Вчера вечером я встретила парня, которого приняла за Первый Сорт. Зовут его Зияд, — добавляет она.
— Зияд?
— Угу. Он просто случайно встретился мне в «Джоне Гарвардсе», ты же знаешь этот бар на Данчестер-стрит?
Протирая глаза, я пытаюсь сообразить.
— Ну да, вчера вечером я выпила там восьмую или девятую банку пива.
Неудивительно, что я внезапно ощущаю себя немного пьяной.
— Очень мило, — безо всякого интереса отзывается Вероника. — Так вот, я пыталась заказать выпить, а он стоял рядом и все это время пялился на мой вырез, — продолжает она.
— Какая прелесть.
— А потом поворачивается к бармену и говорит: «Налей этой леди все, что она пожелает, я плачу».
— А ты?
— Ну, я понятия не имела, что ему от меня было нужно, — невинно произносит Вероника.
