«Игорь Васильевич Бестужев-Лада — советский и российский историк, социолог и футуролог, специалист в области социального прогнозирования и глобалистики».
Когда такие специалисты в области социального прогнозирования и глобалистики берутся за дело, то поверьте, это дорогого стоит.
Давайте пробежимся по этой тоненькой брошюрке, в ней всего 61 страничка плюс фотографии.
Итак, начинаю цитировать и комментировать.
***
«Если попытаться определить место Высоцкого в истории нашей культуры одним словом, то самым точным, на мой взгляд, будет: о л и ц е т в о р ё н н а я с о в е с т ь н а р о д а.» (стр. 3)
Комментирую:
Ну и как вам это заявленьице? Начал, как говорится, прямо с места в карьер!
***
«Высоцкого так же чрезвычайно трудно „описывать“, как, скажем, подражать ему (пародировать — это пожалуйста, это сколько угодно, он и сам любил дружеские пародии на себя).» (стр. 8)
Комментирую:
Что это? Простая неосведомлённость или целенаправленная ложь? Известно, что Высоцкий очень болезненно переносил пародии на себя. Например, на более чем справедливую пародию Аркадия Хайта, исполненную Геннадием Хазановым (11). Высоцкий отреагировал очень бурно и раздражённо, даже в суд грозился подать.
***
«Три темы стали, на мой взгляд, основными в гражданской поэзии Высоцкого: Великая Отечественная, репрессии периода культа и удушающая тупость бюрократизма. Во всех трёх на первый план вышли проблемы нравственности, это и определило значение его творчества.» (стр. 12)
Комментирую:
А про целый пласт блатных песен, с которых начал свой творческий путь Высоцкий, почему в этом месте не упоминается?
Посмотрите, тут выпирают наружу те же самые тенденции (та же самая белиберда) что и у Любена Георгиева. Я уже цитировал этот отрывок из книги Любена Георгиева в своих «Подделках под Высоцкого», процитирую ещё раз:
«Эта устремлённость Владимира Высоцкого ставит его в один ряд с выдающимися деятелями советской художественной культуры. Своей благородной миссией он участвует в воспитании социальных вкусов, выработке нравственных и этических норм порядочности и ответственности каждого члена общества, воюет с многоликими проявлениями бездуховности, всевозможными деформациями современной морали. Яростное отстаивание идеала гармонии личности и общества определяет идейный и нравственный максимализм Высоцкого, его бескомпромиссность, доходящую до фанатизма. Именно причины его тревоги рождают учащение пульса и бешеные крещендо76 многих песен-предупреждений Высоцкого. Головокружительный их ритм соответствует как характеру их создателя, так и времени, в котором ему было суждено жить»77.
Интересно, почему в 1989 году и Бестужеву-Ладе и Любену Георгиеву понадобилось писать о Высоцком так, чтобы ОН всем понравился? Потому что иначе крепкого культа могло бы и не получиться?
Вот и писали они про нравственность, про порядочность и про ответственность, стараясь подобрать только самые «правильные» слова.
***
«Во время пресловутой «антиперестроечной» компании начала 1988 года, завершившейся известным «письмом»78 Н. Андреевой в «Советскую Россию», редакции едва ли не всех газет и журналов были завалены письмами похожего содержания, авторы их (порой не стесняясь в выражениях) доказывали, что Сталин репрессировал только… шпионов, белогвардейцев, вредителей и прочих «врагов народа».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
До какой степени холуйской оболваненности можно, оказывается, довести людей, если настойчиво и последовательно работать в этом направлении несколько десятилетий! Мы читаем сегодня о почти двух десятках миллионов «раскулаченных» крестьян, узнаём о примерно таком же количестве неоправданно репрессированных позднее. Страшно, какие страдания выпали на долю миллионов невинных людей.
В момент, когда я пишу эти строки, мне звонит старый коммунист — 65 лет партийного стажа, прошёл все круги ада при Сталине, — заявляет, что полностью согласен с разоблачении злодеяний во время культа личности, но не может поверить, чтобы об этих преступлениях знали Сталин, Калинин, Молотов, Ворошилов. Их, мол, просто вводили в заблуждения негодяи-карьеристы Берия, Ягода, Ежов и иже с ними!
Да нет! Прекрасно знали, что делали. И Сталин, и его подручные. Не задумываясь, ставили свою подпись под списками обречённых на смерть, выводили поперёк листа гнусную похабщину, глумясь над своими жертвами — честнейшими людьми, убеждёнными коммунистами.» (стр. 23–24)
Комментирую:
Постойте, постойте! Мы же открываем Высоцкого, а тут… А тут открылся «культ личности Сталина». Мы узнаём о двадцати миллионах «раскулаченных» крестьян и примерно о таком же количестве неоправданно репрессированных.
Впрочем, лично для меня в этом ничего удивительного нет. Высоцкий зачастую и был нужен всем этим бестужевым-ладам прежде всего как повод, чтобы лишний раз напомнить народу о преступлениях Сталина и советской системы.
А вот слова: «До какой степени холуйской оболваненности можно, оказывается, довести людей, если настойчиво и последовательно работать в этом направлении несколько десятилетий», просто замечательные. Да, людей можно даже за одно десятилетие так информационно оболванить, что они назовут своей совестью — алкоголика и наркомана. Главное, чтобы за дело взялись хорошие специалисты-профессионалы (журналисты, писатели, социологи и прочие футурологи).
***
«Мы уже говорили, что первые песни Высоцкого почти все были шуточные и даже квазиблатные. Они исполнялись в очень узком кругу самых близких друзей.» (стр. 31)
Комментирую:
И снова наглая ложь! У Высоцкого были не квази (то есть: «как бы», «как будто») блатные песни, а самые настоящие, крепко сделанные блатные песни. Возможно, они и исполнялись в очень узком кругу, но они записывались на магнитофоны и разлетались по всей Москве, а потом и по всей стране. Но об этом Бестужев-Лада почему-то (квази) умалчивает.
***
«Когда мне приходилось нелегко, я частенько вспоминал строфу:
И началися его подвиги напрасные — С баб-ягами никчемушная борьба. Тоже ведь она по-своему несчастная, Эта самая лесная голытьба… В четырёх строчках — целая философия. А точнее — две. Одна: чего же винить разных «баб-ягей», раз их такими сделали обстоятельства? (Такой «философии» я, например, не понимал и не принимаю.) Другая: ополчаясь на «бабу-ягу», нельзя забывать, что её сделали «ягой» условия её жизни, поэтому надо стремиться прежде всего изменить эти условия. Это — та самая идеология, которая сегодня называется перестроечной.» (стр. 33)
