— А ну цыц, — сурово прикрикнул Орфей, обернувшись через плечо и погрозив вареву пальцем. Когда стало понятно, что его маневр засекли, зелье успокоилось — мутная пена прибилась к стенкам, лопнули пузыри.
— То-то же, — буркнул чародей, берясь за нож. Серебристое лезвие мелькнуло в воздухе, и по изрезанной деревянной доске застучала металлическая стружка, сопровождаемая тяжелым запахом.
Увидев Лунар, он расцвел улыбкой — сладкой, как спелая клубника. А следом нахмурился, обеспокоенно склонив голову к плечу:
— Как ты переносишь магические болезни?
Лунар без разрешения уселась на высокий стул, потирая ладони друг о друга, чтобы согреться. Когда это не помогло, она протянула белые, негнущиеся пальцы к огню под котелком, наслаждаясь сухим теплом.
— Они игнорируют мое существование, — произнесла она, пожимая плечами. Еще ни одна гадость, от которой страдали нежить и чародеи, не смогла ее одолеть. Пожиратели снов были слишком сверхъестественными для обычных смертных, и слишком обычными среди магов. Ни рыба, ни мясо, как сам Орфей и говорил — несмешная шутка природы.
Чародей расслабился, поднося к зелью связку неопознанных чешуйчатых хвостов. Пар, висящий над котлом, сменил цвет с темно-серого на фиолетовый, на травянисто-зеленый, а потом стал совершенно прозрачным. Хвосты эту перемену не оценили — завозились, стремясь вырваться из цепкой хватки.
— В Столице гуляет бесовская лихорадка, — пояснил Орфей, сражаясь с непослушным ингредиентом зелья. Хвосты обвивались вокруг его запястья, царапали кожу острой чешуей и отправляться в котел категорически отказывались.
— Основные жалобы — высокая температура, насморк, повышенная лживость. Пока разобрались что к чему, половина Старшей Школы переругаться успела — ужасная картина.
На взаимоотношения магов Лунар было откровенно наплевать — пускай хоть глотки друг другу рвут. Но вот Лука, страдающий от собственного вранья как от открытого перелома, вызывал у нее искреннее сочувствие.
— Рыжий тоже умудрился подцепить бациллу. Теперь ни слова правды не говорит, — усмехнулся Орфей, когда его друг, закутанный в плед и длинный шарф, вполз на кухню, тяжко вздыхая. — Даже если спросишь дату рождения, будет врать до последнего.
Лунар проследила за тем, как Лука добрался до стола, тяжело дыша и обливаясь потом, а потом заметила мимоходом:
— Леда отлично разбирается в лечебных зельях. Она может помочь.
Пауза, повисшая в кухне, была тяжелее мешка с песком, сброшенного с воздушного шара. Орфей разулыбался, стреляя глазами в друга.
— Буду смертельно счастлив ее видеть! — воскликнул Лука, утирая слезящиеся глаза и мотая головой. — Зови ее прямо сейчас!
Лунар вздохнула, отворачиваясь:
— Ясно.
Орфей безмятежно улыбался, оттирая руки от чешуи и слизи. Сегодня он выглядел немного иначе, чем всегда — вместо шелковой рубашки обычная футболка; на затылке, чтобы волосы не лезли в глаза, — куцый хвостик, перетянутый резинкой с кокетливым бантиком. В таком виде никто не смог бы наверняка сказать, кто стоит перед ними — могущественный чародей Старшей Школы или вчерашний первокурсник.
Ее пристальный взгляд Орфей истолковал по-своему.
— Не смотри так встревоженно, — мурлыкнул он, отбрасывая тряпку в сторону. — У меня иммунитет к большинству волшебных болячек. Так что ты хотела, мой милый монстр?
Лунар сморщилась, под языком стало горько как от настойки цикуты. Кто вообще дал ему право ее так называть?
Но дело все равно было важнее любых, даже самых болезненных, обид.
— В каких ритуалах используют жемчуг мертвецов? Что это вообще такое?
Улыбка слетела с губ Орфея, и он снова нахмурился, переглядываясь с Лукой. Стало понятно, что, если жемчуг и был чем-то значительным, Лунар про него знать никак не могла.
— Это слезы утопленников, которые собирают русалки. В их пальцах они превращаются в жемчуг, — Орфей сложил руки на груди, поджимая губы. — Применять его можно как угодно, но основная функция — замена души. Суррогат не из дешевых, русалки последнюю сорочку с тебя снимут при покупке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Лунар моргнула, затем еще раз — красочные нити в ее голове, наконец, соединялись друг с другом, образуя ровный и понятный рисунок. И матовый блеск “пуговицы” под каблуком Саломеи в первую встречу с черновиком туда ложился как нельзя лучше.
— Могут ли жемчуг мертвых использовать для изготовления черновиков? — спросила она, чувствуя, как садится от волнения голос.
Он кивнул, присаживаясь на соседний стул.
— Вполне. Черновикам нужен импульс, чтобы “ожить”.
— Русалка из городских прудов видела его, — произнесла Лунар шепотом, как будто громкий голос мог оборвать тонкую ниточку, которую они нащупали, и которая могла привести к разгадке. — Он хотел обменять у нее пальто на жемчуг. Однако сделка не состоялась, а черновики все равно разгуливают по Столице.
Орфей вновь переглянулся с Лукой. Между ними шел какой-то молчаливый диалог — без единого слова, какой бывает только у самых близких друзей, но тишина изрядно нервировала своей неопределенностью.
— Значит, он нашел жемчуг где-то еще. И немного. Материал слишком редкий — русалки не всегда успевают поймать слезы, они быстро растворяются в воде или их уносит течением.
Громогласный рев, оповещающий о приходе истинного хозяина дома номер четыре, заглушил его голос.
Бурбон неторопливо вплыл в кухню, покачивая рыжим хвостом, как победоносным знаменем, а золотые глаза обшаривали комнату в поисках угощения.
— Проваливай, — посоветовал Орфей коту, щелкая пальцами, и маленький шкафчик над плитой затянуло сизым туманом. — Никакого больше виски. Вина тоже не дам.
Бурбон безалкогольную диету не оценил. Смерил хозяина ледяным взглядом и без предупреждения прыгнул на руки Лунар. Весил он килограмм тридцать — упитанный шерстяной ком, тарахтел словно двигатель от старенького грузовика, и острыми когтями впивался в ей бедра сквозь джинсовую ткань, привлекая внимание.
Лунар погладила мягкую шерсть, заглянула в золотые глаза. Тепло Бурбона согревало не хуже печки, но одна навязчивая мысль не давала ей покоя.
— У кого-то еще в Столице можно разжиться жемчугом мертвецов? Если с русалкой у него не срослось.
Лука внезапно встрепенулся, подпрыгивая на месте.
— Знаю, у кого жемчуга точно не найдется, — прогнусавил он, отчаянно округляя глаза, словно Орфей и Лунар могли и не раскусить его уловку. — Его точно нет у Косы.
Имя выплеснулось за воротник стаканом холодной воды. Коса. Безжалостный голос, ледяной взгляд. Одно только упоминание контрабандистки нагоняло на Лунар неподъемную тоску, и в боку закололо остро — напоминание о когтях гуля, что так легко распороли кожу. Рана затянулась, а уязвленная гордость все еще ныла.
Орфей подсказке не обрадовался. Помрачнел, за шкирку стаскивая Бурбона с чужих колен, как будто кот в чем-то провинился, и отмахнулся:
— К ней мы не пойдем. Пей свой чай и ложись уже спать, Лука.
Тот попытался возразить, да и Лунар нашла бы, что сказать, но Орфей метнул на нее острый взгляд:
— Ты тоже держись от Косы подальше. От нее самой ты ни слова не добьешься, а ее охрана порвет тебя на куски, если ты хоть шаг сделаешь в сторону их хозяйки.
До конца вечера Орфей игнорировал все вопросы о Косе. Лунар надоедала ему, пока Орфей не рявкнул на нее, велев проваливать с кухни. Он даже отпихнул ногой Бурбона, который лез к хозяину за обычной порцией ласки, а затем и вовсе заперся в комнатах наверху.
Лука дремал у камина в гостиной. Густой ворс ковра скрывал шаги, поэтому Лунар подобралась к очагу, не потревожив чуткого сна. Дотронулась до плеча, затаив дыхание, и впилась зубами в нижнюю губу.
Сначала она ощутила только привкус крови на языке — от укуса. А следом — соль.
Лука плачет. Слезы стекают по его лицу, затекают за воротник, но он боится — боится издать хоть звук, хоть всхлип, потому что тогда Орфею будет еще хуже. Соль остается на его щеках и губах, разъедает ссадины, оставшиеся от пощечин учителя.
