Как добрался до дома, не помнил, мечтая только о холодном душе и глубоком сне. Но как не старался, уснуть ему не получалось. Пришлось плюнуть и пойти в кабинет, работать. Завтра надо будет вызвать клиниговую службу, чтобы привели дом в порядок. Он почти его достроил, осталось довести до ума пару комнат на втором этаже, беседку, чердак.
Царице понравиться, он был уверен.
Утром Вика, была подозрительно молчалива, и покорна, и вызывала своим поведением необъяснимую тревогу. Он даже думал, что нужно извиниться, потому что вчера явно всё вышло из под контроля.
Дела в офисе закрутили, и, вспомнив о своём желании извиниться, он только к обеду, достал телефон, хотел набрать доставку цветов и увидел от неё сообщение:
«Руслан, нам всё же лучше расстаться»
14
По традиции, на планёрки, мы собирались в малом зале. Он редко использовался под выставки, тем более, сейчас, был уютным, камерным. Всех видно, и слышно. Можно удобно устроиться за круглым столом за чашечкой кофе, в моём случае это был зелёный чай, и обсудить положение дел.
Но сегодня, я как не старалась, не могла вникнуть в беседу, хоть и старательно записывала все, что запланировала наш администратор Лида, на следующий месяц. То и дело выпадала из разговора возвращаясь мыслями, то в прошедший вечер, к Руслану, то в сегодняшнее утро к Милане.
Дочь, закатила мне такой скандал, что честно я даже не знала, как мне реагировать, если ещё учесть всепоглощающее чувство вины, то это просто тупик.
Оказывается, нас с Русланом вчера видел, кто-то из её знакомых девочек, и они начали писать с утра ей в чат. По большому счёту, больше восхищаясь машиной, и спрашивая, почему мы с Виком разводимся. Но Милане этого хватило. Она накинулась на меня с обвинениями, показывая мне свой телефон, наговорила столько гадостей, сколько может сказать родной человек, понимая, где больнее ужалить. То, что со мной там был Руслан, она не поняла ещё, но скоро всё тайное станет явным, и что тогда меня ждёт?
Я испугалась, что потеряю её. Просто представила, что она со мной не разговаривает, не ластится, не доверяет, и мне стало страшно, на каком-то базовом инстинкте.
После всех угроз и слёз, я пообещала ей, что расстанусь с Русланом, и тогда она успокоилась, и теперь меня грызло чувство вины, не только перед своими близкими, теперь в этот список ещё входил Руслан.
Я злилась на себя за слабодушие, что позволила манипулировать собой, но это грёбаное чувство вины, оно давило во мне всё благоразумие.
Как я буду объясняться с Русланом, которому утром и слова не сказала, я не знала.
Просто после планерки написала ему сообщение, и отправила, и стала ждать ответ.
Но моё послание так и висело непрочитанным, что через пять минут, что через полчаса, что через час и два.
Меня уязвляло, что он молчит, а даже вернее не видит моего сообщения, и в то же время я испытывала облегчение, у меня ещё было время для манёвра, я ещё могла повернуть назад, удалить эти проклятые слова, но слова дочери, что она будет ненавидеть меня за это всю жизнь, останавливали меня.
Потом пришло время обеда, на который у меня была запланирована деловая встреча с одним очень талантливым скульптором, который захотел выставляться у нас, а так как у нас всё забито, а скульптор и вправду талантливый, мы с Марой назначили ему встречу, желая предложить ему другую локацию, но тоже от «Арт Музы».
Я возвращалась с обеда, немного окрыленная удачной договорённостью с мастером, и честно немного отвлекшаяся от всех своих проблем. Мы с Марой обсуждали сроки выставки новичка, и я совсем упустила тот момент, когда она замолчала и посмотрела мне за плечо. Мы уже были в галерее, и ещё по инерции прошла вперёд, продолжая свою мысль, и только ощутив, что коллеги нет рядом, обернулась, и тут же осеклась.
Руслан смотрел исподлобья, буравя меня чёрным взглядом. Его высокая фигура возвышалась над остановившейся рядом с ним Марой, полностью ее, поглощая, и размерами и мрачной аурой. Она настороженно переводила взгляд с него на меня, и в её зелёных глазах мелькало понимание происходящего.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Руслан же, не отрываясь, смотрел на меня, обвиняя без слов. В коридоре повисла нехорошая пауза, и я не знала что сказать, с чего начать. А Руслану видимо много чего хотелось сказать, так красноречиво горели его глаза.
Сердце моё задробило, пульс подскочил, щёки мгновенно загорели. Я понимала его состояние, прекрасно видя и гуляющие по скулам желваки, и сжатые в линию губы. Но стоило мне вспомнить слова Миланы, её залитые слезами глаза и я понимала, что безнадёжно попала в западню, из которой вижу только один выход. Только ему он не понравиться.
— Э-э, всё в порядке? — Мара разрушила этот звуковой вакуум.
Руслан нехотя повернулся к ней, но удостоил лишь мимолётным взглядом, и снова посмотрел на меня, предлагая видимо ответить ей мне.
— Да, — обречённо выдохнула я, понимая, что предстоит новый раунд, теперь противник правда посильнее, чем моя дочь, — всё в порядке, спасибо за обед.
— Ну ладно, если что звони, — Мара снова прошлась взглядом по Руслану и, развернувшись, грациозно поплыла прочь.
А он так и стоял, положив руки в карманы своих модных, строгих брюки. Белая рубашка при этом натянулась на его плечах и груди, так что планка пуговиц шла рябью, открывая вид на тёмные волоски. Он был весь взъерошенный, и какой-то гармоничный в своём гневе. Несомненно, красивый. Прекрасный падший ангел. Тёмный и порочный. Не хотелось поизносить тех слов, что вертелись у меня на языке, не хотелось терять его, но выхода я не видела. В конце концов, разве это выбор, между ребёнком и мужчиной? Какая мать будет вообще сопоставлять эти разновесные материи, ещё и думать в чью пользу отдать предпочтения.
По щетинистым щекам снова заиграли желваки, и в расстегнуто вороте на шее шевельнулся кадык. Взгляд обжигал. Он ждал, и видимо сдерживался из последних сил.
Хищник затаившийся перед прыжком.
И меня снова накрыло всей этой мешаниной, из стыда и злости. Захотелось развернуться и убежать и оставить всё как есть, но далеко я не уйду, поэтому неприятный разговор неизбежен.
— Зачем ты приехал? — начала я.
— Поговорим, — ультиматум, никак не предложение.
— А нужно? — я опять обречённо вздохнула.
— А ты я смотрю, всё решила?
— Руслан…
— Всё учла?
— Ты не понимаешь…
— Я не понимаю, Вика, — он, наконец, пошевелился, вынув руки из карманов, и я заметила сбитые до крови костяшки. На белоснежных манжетах проступали алые капли. — Не понимаю, Вика — повторил он раздражённо, — объясни мне, или считаешь, что, такой как я, не поймет всех твоих возвышенных чувств?
— Ничего я такого не считаю, — раздражённо отмахнулась я, и глубоко вздохнула, пытаясь найти правильные слова, — я просто хочу, чтобы ты понял меня…
Руслан грустно усмехнулся, закинув голову назад, поискал взглядом, что-то одному ему понятное на белом потолке галереи, при этом он опять сжал кулаки. Он вернул на меня взгляд, нехорошо прищурился, и словно зверь, показал оскал ровных белых зубов, приподняв верхнюю губу.
— Не подхожу, тебе царица? — выдал он вердикт.
— Не подходишь, — подтвердила я, чувствуя себя последней дрянью, потому что под всей его бронёй и бравадой, я видела боль. Его ранили мои слова глубже, чем я могла подумать.
Но так, наверное, лучше. Наверное?
— Мы попытались, — начала я, — но ты другой…
— Какой? — снова оскалился он, и сделал ко мне шаг. И я чётко уловила, что его настроение изменилось. Во взгляде загорелась какая-то отчаянная решимость, точно в одно мгновение, он принял решение, и изменил тактику поведения.
— Не такой, как твой муженёк? Или ещё, на кого я должен быть похож?
— Ты не слышишь, Руслан…
— Серьёзно? — он подошёл ещё ближе, обдавая и жаром тела, и ярким ароматом парфюма, и просто тонной призрения, что сквозила в его взгляде. — Не слышу? Зато я хорошо помню, как ты млела подо мной, и кончала, не запариваясь о том, что я совершено тебе не подхожу. Не мучилась моралью, когда выпрашивала трахать тебя, и уж тем более не страдала особо, когда после меня, сразу же легла под своего муженька!
