– Не переживай, не оставлю. Если с этой шкурой что-нибудь случится, так я тебе бо́льшую дам.
– Договорились.
Переговорив с Аркадием, я отправился в тайгу, к месту, где повстречал Антошку. У каждого медведя, как и у человека, свой характер, свои привычки, выработанные годами. Именно эти закономерности охотники стараются подмечать, что способствует удачной охоте. У Антошки тоже присутствовали свои привычки, которые успел я подметить, и одна из них – лежки. Шатун любил возвращаться на старые места. Трудно было сказать, по какой такой причине он это делает, но, очевидно, оно было сродни «чувству угла», когда возвращаешься в знакомое место. Именно этим обстоятельством следовало воспользоваться.
Проснулся я ранним утром. Где-то неподалеку забил дробную тревогу дятел, поторапливая рассвет. Вышел из избы. Прошелся немного по округе. Медвежьих следов было много. Антошка был всюду: он кружил вокруг сруба, забирался в густую траву, видно терпеливо выжидал, не появится ли кто-нибудь, потом вновь выходил из укрытия. И часа три назад, подгоняемый рассветом, вновь углубился в тайгу.
– Вот что, Надежда, сегодня никуда не выходи из дома. Медведь ходит рядом… Если с тобой что-нибудь случится, то я просто не перенесу этого.
– Хорошо, Тимофей, – не без труда согласилась Надежда. – Я так и поступлю. Только мне очень надоело бояться… Никак не думала, что он отыщет нас здесь.
– Я сделаю все, чтобы все твои страхи остались позади… Главное – ты не волнуйся…
– Как же мне не волноваться за тебя?
– Если мы надумаем перебраться в какое-то другое место, то он отыщет нас и там. Надо что-то с этим делать.
– Хорошо… Я все понимаю, – попыталась улыбнуться Надежда. – Ты же все-таки охотник.
– Ты всегда была у меня умницей.
* * *
Последнюю лежку Антошки я заприметил еще вчера у подножия живописной горы близ ручейка, расторопно сбегавшего в широкую протоку. Остается проверить, действительно он там или облюбовал какое-то другое место. «Уж, если я тебя запримечу, Антошка, то не обессудь, пристрелю даже спящего!»
Следующие три часа по медвежьим следам я добирался до горной гряды, поднимавшейся к небу отвесными островерхими останцами. Покореженные, побитые, поломанные, повидавшие на своем веку немало грустных историй, они представляли собой следы тектонических боев: обвалы, надвиги, смещения. Здесь и в самом деле проходили нешуточные геологические сражения.
Поднявшись на поломанную линию обвалившихся скал, с которой хорошо просматривалась лежка медведя, я глянул в бинокль. Лежбище Антошка присмотрел под высоким кедром, на котором жизнеутверждающе тянулась к небу густая, будто бы ворох вражеских копий, растительность. Место сильно примято, но хозяина не видать. Что ж придется запастись терпением.
Ждать пришлось не бесконечно. Неожиданно в многотравье, в четырехстах метрах от своего укрытия, я рассмотрел рыжеватое пятно. Глянув в бинокль, даже не удивился – это был мой старый знакомый. Топтыгин шел не торопясь, косолапой походкой настоящего хозяина, сильнее которого не было за тысячу верст в округе. И это было правдой! Но направился он не к прежнему месту, а в дремучий, потяжелевший от обильной росы папоротник. Неожиданно медведь поднялся на задние лапы и потопал спиной. «Запутывает следы, – догадался я, – не ожидает, что сверху за ним наблюдают». Сделав большой крюк, Антошка прошелся по длинному поваленному бурей стволу сосны. С легкостью взобрался на высокий бурелом, затем перепрыгнул через глубокую каменную рытвину и улегся под вывороченные корни древней ели. Поерзав на боку, как если бы искал наиболее удобное положение для сна, он, наконец, успокоился.
Через оптический прицел я увидел его крупную лобастую голову. Расстояние большое, попасть будет трудновато, следует приблизиться хотя бы метров на двести. Так, чтобы уж наверняка. Стараясь не шуметь, спустился по развороченной насыпи, затем по гладкому каменистому склону, с которого, будто бы обрубленные прогнившие клыки, торчали каменистые уступы.
Посмотрев в оптический прицел, увидел, что медведь успел поменять положение. Теперь я видел не только его крупный лоб, но и морду, прикрытые глаза, с черной пасти на траву стекала длинная слюна. Будто бы прячась от человеческого взгляда, Антошка положил широкую лапу на голову, спрятав от моего взора закрытые глаза.
Вдруг под ногами зашатался непрочный камень. Ухватившись за выступ, я сумел удержаться, но на дно ущелья сердито посыпался обвал, цепляя на своем пути все новые и новые глыбы. Все закончилось грохотом уже в самом низу.
Я невольно перевел дух, подумав о том, что под обломками этого каменного нагромождения мог оказаться и я. Мне просто повезло. Вряд ли меня кто-нибудь отыскал бы в горах, погребенного под тоннами камней. Где-то на самом дне умолкла последняя сорвавшаяся россыпь. И вновь в тайге установилась дремучая тишина. Через тонкое дымчатое облако из заголубевшей высоты приветливо светило солнце. А ведь всего этого я мог больше никогда не увидеть.
Я принялся всматриваться в лежку медведя. Прощупывал глазами каждый куст, всякую неровность, каждое сомнительное пятнышко среди разросшейся зеленой травы. Однако медведя нигде не было. Он исчез, как если бы привиделся. А еще через минуту вдалеке послышался грохот камнепада, возможно, его создал убегающий медведь. Теперь этого уже не узнаешь.
Вздохнув, я закинул винтовку на плечо и продолжил спуск по склону, а вот и подножие, заросшее густой растительностью. В ноздри ударило запахом насыщенной зелени, настоянной на влажности травы. Этот запах не спутаешь ни с одним другим, так благоухает только нетронутая таежная трава.
В лесную тишину, раскатившуюся на тысячи верст, ненавязчиво просачивался шепот ручья, принося желанное успокоение. Верилось, что теперь все будет хорошо.
* * *
Вернувшись домой, я застал Аркадия, который, по-хозяйски расположившись за столом, попивал чаек с кренделями и развлекал беседой Надежду. В избе было уютно, тепло, пахло свежеиспеченными блинами и медом, и у меня, не евшего целый день, разыгрался нешуточный аппетит.
– А вот и он! – радостно проговорил Аркадий.
– Давно прибыл? – спросил я, усаживаясь за стол.
Настроение поднимала большая тарелка с блинами, установленная в самый центр стола. Блины были именно такие, какие я предпочитал: тонкие, едва ли не с папиросную бумагу, хрустящие и широкие, во всю тарелку. Здесь же в стеклянных вазочках стояло малиновое варенье и липовый мед. Как раз то, что нужно, чтобы провести время в приятной беседе.
– Минут двадцать назад… Елисеич здесь оставил, а сам дальше по каким-то своим делам покатил. Рассказывай, чего там видел?
Надежда налила мне чашку чая. Родная, домашняя, приветливая. Слегка пододвинув мне миску с медом, спросила:
– Не замерз? Что-то погода сильно испортилась.
– Нет, все в порядке. Я тоже думал, что дождь будет, но он куда-то в сторону ушел. – Посмотрев на Аркадия, сидевшего в ожидании, продолжил: – Видел Антошку.
– Да ну! Рассказывай!
– Он как раз ложился в свою лежку, несколько дней его выслеживал. Хотел было к нему поближе подойти метров на двести, чтобы наверняка пристрелить, да не повезло мне, камень под моими ногами в пропасть скатился, медведь услышал и ушел.
– Жаль, – не сумел скрыть своего разочарования Аркадий. – Хороший выстрел получился бы. И что ты теперь думаешь?
– Туда он теперь вряд ли вернется.
– Это точно!
– Ты шкуру медвежью принес?
– А то как же, вон там лежит, – кивнул он на объемный мешок, лежавший у самого порога. – Машкина шкура.
– Я знаю тропы, по которым ходит медведь. Мы вот что сделаем, повесим шкуру подле одной из троп и заляжем неподалеку, а когда Антошка приблизится, просто пристрелим.
– Ты уверен, что медведь подойдет? – с сомнением спросил Аркадий. – Он ведь и Машку эту давно забыл. Сколько времени уже прошло, у зверей память короткая.
– Не сомневайся, не забыл! Он обязательно подойдет, когда почувствует запах Машки. Что ты об этом думаешь?
– В целом идея хорошая… И когда ты рассчитываешь идти?
– Тянуть с этим делом не будем, он угрожает мне каждую секунду. Пойдем сегодня!
– Возможно, и правильно, – легко согласился Аркадий. – Вот только непогоду переждем и вперед!
За окошком все более хмурилось. Еще каких-то несколько минут назад было светло, грело солнышко, и вдруг почерневшее грозовое небо непроницаемым колпаком накрыло избу и оттенило лежащую вокруг тайну. Образовалась вдруг тишина, какая случается только перед ненастьем. Даже деревья перестали шуршать кронами, вслушиваясь в зарождающуюся непогоду. Птицы попрятались, хищники разбежались по норам, дожидаясь своего часа. И вдруг дождь захлестал в окно. Стекло застучало, завибрировало под струями дождя, будто бы древний бубен под мозолистыми ладонями старого шамана.
