Но когда прошли месяцы, в Ристаун начали приходить люди, чтобы взглянуть на Китнеба как на пророка, и мы привыкли указывать на него, когда незнакомцы приходили по долине из внешнего мира: „Здесь в земле Хурн у нас есть пророк, подобных которому нет в ваших городах, поскольку он по вечерам беседует с Богами“.
Прошел год молчания Китнеба, когда он явился ко мне и заговорил. И я поклонился ему, потому что мы верили, что с ним говорили Боги. И Китнеб сказал: „Я буду говорить с тобой перед концом, потому что я очень одинок. Ибо как я могу говорить снова с мужчинами и женщинами на маленьких улицах Ристауна среди этих зданий, когда я слышал голоса Богов, поющих выше сумерек?
Но я более одинок, чем могут подумать в Ристауне, и об этом я хочу рассказать тебе: когда я слышу Богов, я не знаю, что Они говорят. Да, действительно, я различаю Их голоса, ибо они всегда зовут меня прочь от удовлетворенности; да, я знаю Их голоса, поскольку они взывают к моей душе и беспокоят ее; я знаю по Их тону, когда Они радуются, и я знаю, когда Они грустят, ибо даже печаль чувствуют Боги. Я знаю, когда над низвергнутыми городами прошлого и изогнутыми белыми костями героев Они поют плачи Богов. Но увы! Их слова, которых я не знаю, и чудесные переливы мелодии Их речи бьются в моей душе и гибнут неведомыми.
Поэтому я путешествовал из земли Хурн, пока не прибыл в дом пророка Арнин-Йо. И я сказал ему, что стремлюсь постичь истинное значение послания Богов; и Арнин-Йо велел мне расспросить пастухов обо всех богах, ибо все, что знали пастухи, следовало постичь всякому человеку, а все прочее за пределами их знаний причиняло только неприятности.
Но я сказал Арнин-Йо, что сам слышал голоса Богов и знал, что Они обитали превыше сумерек, а потому никогда не мог склоняться перед богами, которых пастухи делали из красной глины, собранной их собственными руками на склонах холмов.
Тогда сказал мне Арнин-Йо: „Прежде всего забудь, что ты слышал Богов, и склонись снова пред богами из красной глины, которых делают пастухи, и обрети таким образом легкость, которую находят пастухи, и наконец отправься в мир иной, искренне почитая богов из красной глины, которую пастухи своими руками собирают на холмах. Ибо дары Богов, восседающих превыше сумерек и смеющихся над глиняными богами, — это не легкость и не удовлетворенность“.
И я сказал: „Бог, которого моя мать сделала из красной глины, собранной ею на холмах, наделив его множеством рук и глаз, когда она пела мне песни о его власти, и поведала мне историю его мистического рождения, этот Бог потерян и разбит; и всегда в моих ушах звучит мелодия Богов“. И Арнин-Йо сказал: „Если ты все еще ищешь знания, пойми же, что только тот, кто обойдет Богов, может воистину постичь их смысл. И ты можешь сделать это только одним-единственным способом: сев на корабль и отправившись по морю из страны Хурн и проплыв вдоль побережья до самого леса. Там морские утесы поворачивают налево или на юг, и над ними восстают над морем сумерки, и там ты можешь пробраться за лес. Туда, где край мира сливается с сумерками, вечерами приходят Боги, и если ты сможешь обойти Их, ты явственно услышшишь Их голоса, в полную силу разносящиеся над морем и заполняющие все сумерки звуком песни, и ты постигнешь смысл послания Богов. Но там, где утесы поворачивают на юг, сидит за спиной Богов Бримдоно, самый древний водоворот в море, и с ревом стережет своих хозяев. Его Боги приковали навеки ко дну сумеречного моря, чтобы стеречь дверь в тот лес, который простирается над утесами. Здесь, если ты желаешь услышать голоса Богов, как ты сказал, ты несомненно постигнешь их смысл, но это принесет тебе немного прибыли, когда Бримдоно утянет тебя вниз вместе со всем твоим кораблем““.
Так сказал мне Китнеб.
Но я ответил: „O Китнеб, забудь об этих Богах, охраняемых водоворотом за лесом; и если твой маленький бог потерян, ты можешь поклоняться вместе со мной маленькому богу, которого изготовила моя мать. Тысячи лет назад он побеждал города, но теперь он — не слишком суровый Бог. Молись ему, Китнеб, и он принесет тебе множество удобств и увеличит твои отары и дарует теплые весны и в конце их спокойное окончание твоих дней“.
Но Китнеб не слушал и только попросил меня найти рыбацкое судно и людей, способных управлять им. Так что на следующий день мы покинули землю Хурн на одной из тех лодок, которыми пользуются рыбаки.
И с нами отправились четверо рыбаков, которые сидели на веслах, в то время как я держал руль, а Китнеб сидел на носу и молчал. И мы гребли на запад вдоль побережья, пока мы вечером не прибыли туда, где утесы поворачивали на юг и сумерки мерцали над ними и над морем.
Там мы свернули на юг и сразу увидели Бримдоно.
И как человек рвет пурпурный плащ короля, павшего в сражении, чтобы разделить его с другими воинами, — так Бримдоно разрывал море. И своей скрюченной рукой Бримдоно кругами носил парус какого-то отважного корабля, трофей некоего бедствия, вызванного его вечным стремлением к кораблекрушениям, когда он сидел, охраняя своих хозяев от всех, кто странствует по морю. И все это время его далеко вытянутая рука качалась вверх и вниз, так что мы не рискнули подойти ближе.
Только Китнеб не видел Бримдоно и не слышал его рева, и когда мы не посмели двигаться вперед, попросил спустить с корабля маленькую лодку с веслами. В эту лодку Китнеб спустился, не слушая наших уговоров, и дальше двинулся в одиночестве. Бримдоно исторг ему в лицо свой торжествующий крик, но глаза Китнеба были обращены к лесу, когда он обходил Богов. На его лице блестели сумеречные отсветы вечерних призраков, озарявшие улыбку, сиявшую все ярче, когда он обходил Богов. Его, нашедшего Богов над Их сумеречными утесами, его, услышавшего их голоса вблизи и явственно постигшего Их смысл, его, отрекшегося от унылого мира с его сомнениями и ложными пророками, от всех скрытых смыслов, его, постигшего наконец истину, — его забрал Бримдоно».
Но когда Пахарн закончил свою речь, в ушах Короля, казалось, все еще гремел рев Бримдоно, ликующего над древними триумфами и проглоченными кораблями, которые как будто еще продолжают свое плавание.
X
Тогда заговорил Мохонтис, пророк-отшельник, который жил в бескрайней непроходимой чащобе, окружающей озеро Илана.
«Я видел во сне, что к западу от всех морей находится устье Манра-О, закрытое золотыми вратами, и сквозь врата, стерегущие таинственную реку Манра-О, я разглядел сияние золотых барок, на которых Боги плыли вверх и вниз и налево и направо в вечернем сумраке. И я видел, что Манра-О была рекой грез, которая течет по садам нашей памяти в ночи, окружая очарованием наше детство, когда мы спали под низкими крышами давным-давно. И Манра-О катила свои грезы из неведомой внутренней земли и несла их через золотые врата в пустынное, однообразное море, пока они не разбивались вдали о никие берега, нашептывая древние песни южным островам или выкрикивая шумные пэоны северным скалам; или горестно рыдая среди камней, куда никто не приходил, где никто не видел снов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
