– Действительно, – согласился Патрик. – К чему вам это?
Вдруг Мэйв насторожилась. Дверь в кухню скрипнула – нужно бы смазать петли – и отворилась. Мэйв догадалась, что это Клара. Она жила по соседству и, очевидно, заметила Патрика в саду. Мэйв с порога учуяла сахарное печенье.
– Это я! – подала голос Клара.
– Мы здесь! – откликнулась хозяйка.
– Послушайте, – сказал Патрик. – Доставьте мне удовольствие – вспомните, как звали ту женщину, что вам звонила?
– По-моему, я где-то записала ее имя, – ответила Мэйв, подвинувшись на тахте, чтобы освободить местечко для Клары. Флора насторожилась, встала с места, высунула язык и сосредоточила все внимание на тарелке с печеньем.
Поздоровались. Патрик встал, чтобы пожать Кларе руку, а Мэйв подставила подружке лицо для поцелуя. Ну да! – она вспомнила имя той женщины! И точно вспомнила, куда положила бумажку, на которой его записала.
– Я вам принесла немного печенья, как уже успел заметить ваш пес, – сообщила Клара. – К чаю с мятой.
– Мне крупно повезло, – оживился Патрик. – Флора, место!
– У нас почти праздник, – сказала Клара, бросая собаке кусочек печенья.
– У нас день рождения, – сказала Мэйв, чувствуя, как дрожит от возбуждения, шаря в поисках листочка с именем: он должен лежать в стопке бумаг, которые она запихнула в среднюю полку книжного шкафа, между «Островами в океане» Хемингуэя и сборником поэзии Йейтса – двумя своими любимыми книгами.
И снова по позвоночнику прошел электрический разряд. Ей показалось, что надвигается гроза.
Глава 10
В вертолете было так тесно, что Роуз пришлось лететь без мамы. К тому моменту, когда корабль достиг Порт-Блэз и вертолет приземлился, чтобы забрать девочку, ей стало намного лучше. Не то чтобы совсем хорошо, отнюдь, но по крайней мере она оправилась от обморока и слегка порозовела. Она была в сознании, все слышала, и ей вовсе не понравилось, что придется лететь в больницу в Мельбурн одной.
– Мамочка, – произнесла она, приподнимая кислородную маску, чтобы иметь возможность что-то сказать, – поедем со мной.
– Нет места, моя родная, – ответила мама, согнувшись над кушеткой, куда переложили Роуз перед погрузкой в вертолет. – Ты не тревожься, я сейчас же сажусь в машину и еду в Мельбурн. И уже через час буду на месте. Ну в крайнем случае через два.
– Не превышай скорости, – предупредила Роуз.
– Конечно, не буду, – заверила ее мама, и Роуз успокоилась, увидев, как она улыбнулась.
– Мы позаботимся о ней, как полагается, – пообещала медсестра.
Роуз тихонько подняли, но Лили никак не отпускала руки дочери. Рядом с ней стояла мать Джессики, помогавшая Роуз на корабле, и махала рукой. Лили продолжала удерживать руку девочки, пока, наконец, не подошел доктор Нил и, положив ладонь ей на руку, мягко не отодвинул ее.
– Пусть уже отправляются, – сказал он. – Чем скорее это случится, тем раньше вы сможете увидеться в Мельбурне.
Говоря эти слова, он смотрел прямо на Роуз; она увидела искорку в его глазах и оттого улыбнулась, хотя треск пропеллера немного пугал ее. Доктор Нил знал, о чем думает Роуз. Она верила, что все будет хорошо.
– Не волнуйся, Роуз, – сказала мама. – О тебе позаботятся, а я постараюсь как можно скорее попасть на место.
Роуз кивнула и широко улыбнулась, обнажив зубки, так, чтобы мама запомнила эту улыбку. Затем она подняла кулачки большими пальцами вверх – так она поступала всегда, когда ее везли на операцию. Мама ответила ей таким же жестом и так же ободряюще улыбнулась.
– Счастливо, Роуз! Мы тебя любим! – закричали Джессика и ее мама, а с ними и все мастерицы «Нанук». Роуз на лицо снова опустили кислородную маску, поэтому она не сумела ответить. Доктор Нил возвышался рядом с мамой – как башня, как гора, подумала Роуз. Прочный, стойкий, как скала. Ей нравился такой образ, и она снова улыбнулась.
Дальше все происходило с невероятной скоростью.
Роуз поместили в вертолет и убедились, что носилки хорошо укреплены; медсестра закрепила ей на руке манжету аппарата для измерения давления, а сама надела стетоскоп. Пилот включил радиосвязь. Связались с больницей. Роуз уже много раз проходила это. Наземная команда захлопнула дверцу вертолета, и, не имея больше возможности видеть маму, Роуз закрыла глаза.
Вид у мамы был очень взволнованный, и Роуз знала причину: маме кажется, что Роуз страшно. Но страшно вовсе не было. У нее получился чудесный день рождения, только она устала. А тот страх, который мама прочла в ее глазах, был вызван тревогой за нее – за маму. Она так много трудилась у себя в лавке, так старалась, чтобы дочь всегда чувствовала себя счастливой и по возможности здоровой.
Вертолет начал набирать высоту, прямо вертикально, и у Роуз захолонуло сердце, словно он так и должен был все время оставаться на земле, а мама, доктор Нил и все остальные – стоять рядом. Роуз сжала кулачки и стала думать о маме.
Она знала, что в той же мере, в какой она готова оставаться на земле, мамино сердце поднималось в воздух вместе с вертолетом. Роуз чувствовала это, словно держала мамино сердце в ладонях. Она тревожилась о маминой тревоге. Всегда, когда Роуз думала о своей болезни, она волновалась не о себе – о маме.
Вот у мамы Джессики дочка здорова – ну почему же не у ее мамы? Роуз вспомнила, как несколько дней назад дразнила Джессику, сочиняя про злого волшебника, который живет в горах. При одной мысли о нем у нее кольнуло сердце. Льдинка, острая, как игла.
Она вспомнила сказки, которые в детстве ей читала мама. О злом волшебнике, который насылал на людей злые чары. Но в ее болезни виноват не он, решила Роуз. Наверное, она сделала что-то плохое. Когда была совсем еще младенцем или же постарше, но тоже очень маленькой. Что-то, что навсегда лишило ее отца, хотя мама об этом никогда ничего не говорила. Вот оттого у нее разбито сердце, а вместо папы – злой колдун.
Мысли путались. Она вдыхала кислород, глядя в незнакомые глаза медсестры. Когда у нее случались приступы, она никогда не могла понять, что происходит по-настоящему, а что нет, что сон, а что правда.
Злой колдун – это выдумка; мама ругала Роуз, когда та пугала им Джессику. А почему же Роуз кажется, что он существует? Вместо доброго папы?
Она заставляла себя глубоко дышать и думать о маме. Хорошо бы она поправилась, тогда маме нечего было бы беспокоиться. Они все делали бы вместе – играли бы, бегали, думали, как провести Рождество, не заботясь о том, что придется снова ложиться в больницу, делать операцию… Самочувствие Роуз держало все и всех в подвешенном состоянии. Как на вертолете.
Это не сон, это правда. Не дьявольские крылья несут ее в горы в пещеру злого волшебника. Ее не похитили, никто никого не посылал на ее поиски. Нет, нет. Она не давала себе провалиться в сон, она понимала, что и как происходит "в действительности. Мерный стрекот вертолета успокаивал ее и придавал сил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
