В этой больнице родился Лаэм и почти все его братья. Лаэм помнил, как приезжал сюда забирать домой Коннора – тому исполнилось всего три дня.
Пока мама и малыш готовились к выписке, отец повел его к озеру у подножия высокого монумента и рассказал ему, как их прадед сражался в годы Первой мировой. Лаэм помнил, как он держал отца за руку и слушал. Прадеда тяжело ранили, а многих солдат убили у него на глазах.
Лаэма так поразила история о тяжелом ранении деда, что он расплакался, – несмотря на то что у него родился братишка и мама возвращалась домой.
– Есть вещи, за которые стоит бороться, – сказал тогда отец, беря его на руки.
Все это Лаэм вспомнил теперь, припарковав машину и направляясь с Лили к хорошо знакомому зданию. За долгие годы ему частенько доводилось бывать здесь. Здесь ему делали первую операцию руки; сюда же доставили тело погибшего Коннора. И Роуз он тоже навещал здесь не однажды. Так что обоих – и Лили, и Лаэма – здесь хорошо знали, поэтому они миновали портье и прошли прямо на третий этаж, в детское кардиологическое отделение.
Лили вела себя предельно сдержанно, контролируя каждое свое движение, каждый жест. Он видел, как она нажала кнопку вызова лифта – решительно, но намеренно спокойно. Подоспевшие врачи и другие посетители оттеснили их к задней стенке лифта. Ростом Лили была всего сто шестьдесят сантиметров, да еще сантиметр ей прибавляла подошва кроссовок. На ней были джинсы, желтая майка и темно-синяя трикотажная куртка на молнии с капюшоном. Лаэм сильно превосходил ее в росте и теперь старался не глядеть сверху на ее темные шелковистые волосы.
Когда дверца лифта открылась, Лили ловко протиснулась сквозь толпу; Лаэм не отставал. В лифте он сумел разглядеть всех пассажиров и каждому из них посочувствовать в душе. Лили даже не заметила, что он следует за ней по пятам. Она направилась прямо к звуковому регистратору на стене возле входа в детскую кардиологию и назвала свое имя.
– Я приехала к своей дочери, Роуз Мэлоун, – сказала она.
– Сейчас к вам выйдут и проводят, – протрещал в ответ бесплотный голос.
В комнате ожидания было единственное окно с видом на памятник и бассейн. Несколько зеленых кресел были развернуты к телевизору, где начиналось ток-шоу. Передача, независимо от ее конкретного содержания, предстояла шумная, потому что оглушительно звучала дорожка с записью смеха за кадром. Лаэм выключил телевизор.
Лили по-прежнему стояла возле входа в отделение и ждала, когда ей откроют.
– Почему вы не присядете? – спросил он.
– Мне удобно, – ответила она, взглянув на него через плечо. – Как вы думаете, она здесь? Мне только что пришло в голову, что ее могли доставить через приемное отделение скорой помощи. Может быть, стоило начать с него?
– Наверное, тогда сестра сообщила бы вам об этом, как только вы представились, – сказал Лаэм. Она продолжала смотреть на него, отвернувшись от двери. Цвет ее глаз был где-то между серо-зеленым и серо-голубым. Этот цвет напомнил ему большую голубую цаплю, которая жила у него в пруду. Он видел ее каждое утро с момента восхода. У Лили были такие же спокойные, серьезные глаза, как у голубой цапли, и такие же красивые, с той разницей, что в них сквозила глубокая тревога, поэтому он попытался смягчить это состояние ободряющей улыбкой.
– Лаэм, вы можете не ждать, – сказала Лили. – Я понимаю, вам хочется удостовериться в том, что с Роуз все хорошо. Но после этого поезжайте, вам же нужно еще вернуть автомобиль его владельцу .
– Да, конечно, – ответил тот. – И я обязательно это сделаю. Но позвольте я еще ненадолго останусь. Только чтобы узнать, как она себя чувствует.
– Ну хорошо, – согласилась Лили. – Почему они так долго не открывают?
– Прошла всего минута.
– Но это же так много!
Это был первый признак того, что она была далеко не столь спокойной, какой казалась внешне. Голос ее надломился, и лицо исказилось.
Лаэм подошел к стене и нажал кнопку вызова.
– Слушаю вас, – раздался голос.
– Нам нужно повидать Роуз Мэлоун.
– Я знаю. К вам сейчас подойдут…
– Послушайте, – сказал он голосом ученого-ихтиолога, специалиста по акулам; этот голос заставлял людей трепетать; этим же голосом он беседовал с Оттавой и Вашингтоном на предмет передачи научных данных, с Гарвардом и другими университетами Канады и США о доступе к их фондам. – Это срочно. Здесь находится мать Роуз Мэлоун, девочки, которая была доставлена в больницу на борту вертолета прямо с празднования своего девятилетия, и матери нужно немедленно повидаться с ней – вы меня поняли?
Обернувшись к Лили, он увидел, как у нее затрясся подбородок, а глаза голубой цапли переполнились тревогой. А он стоял – просто так, вместо того чтобы прижать ее к груди, чего ему очень хотелось бы сделать.
– Идут, – сказал он.
– Спасибо.
Ровно через две секунды дверь отворилась. Появилась высокая молодая сестра с регистрационной картой в руках. Она приветливо улыбнулась, ничуть не смутившись хищным голосом Лаэма.
– Мисс Мэлоун? – спросила она.
– Мне нужно повидать Роуз, – повторила Лили.
– Идемте со мной, – сказала сестра.
Лили поспешно проскользнула мимо нее, и дверь за ними затворилась. Лаэм стоял в зеленом зале ожидания с комком в горле. Нет, он, конечно же, не ждал, что его тоже впустят, но все же надеялся.
Он пошел к окну и стал глядеть на памятник. Стела была высокой и узкой, со сглаженными гранями, глубокими продольными желобами и острым завершением. Когда Лаэму было три года, камень казался ему таким массивным и суровым. Так было и теперь. Памятник тем, кто служил в армии во время войны и погиб на фронте. Лаэм живо представил, как они с отцом стоят в его тени, остро почувствовал, как тогда, будучи трехлетним ребенком, горевал над погибшим прадедом, которого никогда не знал.
Двое врачей вышли из лифта, оба в белых халатах поверх зеленых спецовок. Они нажали кнопку вызова и их пропустили в отделение. У Лаэма захолонуло внутри: наверное, они идут осмотреть Роуз, побеседовать с Лили.
Снова обернувшись к окну, он заметил листья на деревьях, клумбу с ноготками у подножия памятника. Было лето. Тень стелы удлинялась, как продолжительность дня. Он поглядел на часы – было уже семь вечера – и вспомнил вторую часть истории прадеда, ту, что была связана с оставшейся дома семьей. Историю о тех, кто его ждал, о том, как прабабушка переживала, вернется ли он живой.
Потом он подумал о Лили – как она там, в отделении, ждет, что будет с Роуз. Как часто ожидание оказывается самым трудным испытанием!
***
Медсестра, которую звали Бонни Макбет, повела Лили через отделение. Здесь было очень много детей всех возрастов, подключенных к всевозможным аппаратам, но Лили интересовала единственная девочка – во второй кроватке слева: Роуз.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
