Граф со вздохом уселся за свой стол. Около получаса в кабинете царило молчание; ничто не нарушало ночной тишины, кроме шуршания бумаг, звяканья металлических пластин и звука периодически прихлебываемого чая.
Наконец лорд Маккон поднял глаза:
— Вы сказали, подхалимство?
Лайалл, не отводя взгляда от последнего доклада вампиров, над которым он работал, подтвердил:
— Подхалимство, милорд.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
КАТАНИЕ С УЧЕНЫМ, ШАЛОСТИ С ГРАФОМ
На следующее утро мистер Макдугал приехал ровно в половине двенадцатого, чтобы свозить мисс Таработти на прогулку. Его появление вызвало в доме Лунтвиллов настоящий переполох. Было ясно, что Алексия собирается встретиться с джентльменом. Ожидая его, она спокойно, с невозмутимым видом сидела в малой гостиной, одетая в темно-зеленое платье для катаний, с золотыми филигранными пуговицами спереди, и новую широкополую соломенную шляпку, очень элегантную, с широкими полями. По шляпке и перчаткам родные догадались о ее скором отъезде, но понятия не имели, кто за ней явится. У Алексии редко бывали посетители, если не считать Айви Хисселпенни, но всем было известно, что у ее семьи лишь одна карета, которая не настолько хороша, чтобы удостоиться золотых филигранных пуговиц. Лунтвиллам оставалось лишь предположить, что Алексия ожидает мужчину. Во всем свете нашлось бы немного вещей, которые вызвали бы у любого из них более сильное удивление. Даже возвращение в моду кринолинов поразило бы их меньше. Все утро семья одолевала Алексию, выпытывая имя этого господина, но безуспешно. Поэтому Лунтвиллам осталось только усесться в ожидании рядом с ней и терзаться любопытством. К тому времени, как в дверь наконец постучали, они были буквально вне себя от нетерпения.
Мистер Макдугал робко улыбнулся четырем дамам, которые, казалось, только что соревновались за право открыть ему дверь. Он по очереди вежливо поприветствовал миссис Лунтвилл, мисс Фелисити Лунтвилл и мисс Ивлин Лунтвилл, которых мисс Таработти представила ему в атмосфере всеобщего смущения и с минимальными политесами, прежде чем в подчеркнуто церемонной манере и с нескрываемым отчаянием принять его протянутую руку. Без дальнейшей суеты американец провел ее вниз по лестнице и усадил в свою открытую коляску, а сам устроился рядом на козлах. Алексия раскрыла свой верный медный парасоль таким образом, чтобы больше не видеть своих родственниц.
Мистер Макдугал правил парой элегантных гнедых, спокойных, хорошо вышколенных и подобранных по масти. Такой же выдержанной была и коляска: маленькая, аккуратненькая, оснащенная всеми современными удобствами, но без особых претензий. По поведению пухлого ученого можно было сделать вывод, что ему принадлежат и лошади, и коляска. И Алексия пересмотрела свое мнение о нем. Его экипаж содержался в отменном состоянии — американец явно не поскупился, хоть и приехал в Англию ненадолго. В коляске имелось приспособление для кипячения воды, чтобы можно было на ходу пить чай, монокулярный оптический прибор вроде подзорной трубы, чтобы рассматривать отдаленные пейзажи, и даже маленький паровой двигатель, соединенный со сложной гидравлической системой, назначение которого Алексия понять не смогла. Конечно, мистер Макдугал был ученым и, вне всякого сомнения, американцем, но, похоже, он обладал также вкусом и деньгами, благодаря которым этот вкус можно было продемонстрировать. Это произвело на мисс Таработти должное впечатление. Она понимала, что одно дело — иметь богатство, и совсем другое — уметь им похвастаться.
Оставшаяся дома родня Алексии сбилась в восхищенную кудахчущую кучку. Возбужденные тем, что старшую дочь семейства действительно повез кататься мужчина, они еще больше обрадовались тому, что им оказался уважаемый молодой ученый со вчерашнего званого ужина. Новые высоты эйфории были достигнуты (в особенности сквайром Лунтвиллом), когда стало ясно, что этот молодой ученый, похоже, владеет куда большим капиталом, чем принято ожидать от представителя научной братии (даже если он американец).
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Он может стать отличным уловом, — сказала сестре Ивлин, когда они стояли на крыльце и махали Алексии вслед. — Немного чересчур упитанный, на мой вкус, но она не может себе позволить быть переборчивой, в такие-то годы и с такой внешностью, — и Ивлин небрежно отбросила за спину золотистый локон.
— А мы-то думали, что у нее нет брачных перспектив, — Фелисити покачала головой, удивляясь, какими чудесами полна Вселенная.
— Они друг другу подходят, — сказала их мать. — Он определенно книжный червь. Из их разговора за ужином я не поняла ни словечка, вот просто ни единого. Он точно книжный червь.
— А знаете, что во всем этом самое лучшее? — добавила Фелисити, как всегда язвительная. И не то не услышав, не то пропустив мимо ушей бормотание отца насчет «всех этих денег», сама же ответила на свой вопрос: — Если они поженятся, он увезет ее с собой в колонии.
— Да, но все в свете узнают, что у нас в семье есть американец, и нам придется с этим смириться, — прищурившись, заметила Ивлин.
— Ничего не поделаешь, мои милые, ничего не поделаешь, — сказала их мать, увлекая всех обратно в дом и плотно закрывая дверь.
Она задумалась, насколько малую сумму прилично будет потратить на будущую свадьбу старшей дочки, и удалилась с мужем в кабинет, чтобы обсудить этот вопрос.
Конечно, семья мисс Таработти сильно опережала события. Намерения Алексии относительно мистера Макдугала были исключительно платонического характера. Она просто хотела выбраться из дому и поговорить с человеком, любым человеком, у которого, чисто для разнообразия, имеется работоспособный мозг. Намерения мистера Макдугала, возможно, были не столь чистыми, но он вел себя достаточно робко, чтобы мисс Таработти легко могла игнорировать любые его попытки свернуть разговор в романтическое русло. Она задала тон беседе с самого начала, спросив о его научных изысканиях.
— Когда вы заинтересовались измерением души? — вежливо спросила она, радуясь тому, что покинула дом, и настроенная быть любезной с человеком, подарившим ей эту свободу.
День был неожиданно хорошим, теплым, с легким и приятным ветерком. Парасоль мисс Таработти действительно использовался по назначению, потому что верх коляски был опущен, а коже Алексии определенно не требовалось много солнечного света. От одного-единственного лучика она становилась цвета мокко, отчего матушка впадала в истерику. Но при наличии у Алексии шляпки и зонтика одновременно матушкины нервы были в полной безопасности — во всяком случае, с этой стороны им ничего не грозило.
Ученый чмокнул губами, и лошади лениво двинулись вперед. Господин с хитрым лицом и рыжеватыми волосами, одетый в длинный плащ, отклеился от фонаря напротив главного входа в дом Аунтвиллов и на почтительном расстоянии последовал за ними.
Мистер Макдугал посмотрел на свою спутницу. Она была не из тех, кого принято называть светскими и хорошенькими, но ему нравились ее решительное лицо и целеустремленный блеск темных глаз. Он питал слабость к волевым барышням, особенно если они вдобавок обладали твердым подбородком, большими темными глазами и хорошей фигурой. Ученый решил, что Алексия кажется достаточно закаленной, чтобы узнать истинную причину, по которой он хотел освоить измерение душ, и ей можно поведать премилую драматичную историю.
— Полагаю, сейчас мне стоит признаться в том, — начал он, — что у себя дома я не говорю на эту тему. Вы должны меня понять, — у мистера Макдугала была некоторая склонность к театральности, не очень сочетавшаяся с залысинами и очками.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мисс Таработти сочувственным жестом коснулась его руки:
— Мой дорогой сэр, я вовсе не хотела быть излишне любопытной! Вы сочли меня чересчур назойливой?
Ученый покраснел и нервно поправил очки:
— О нет, конечно, нет! Ничего подобного. Просто мой брат был обращен. Понимаете, в вампира. Мой старший брат.
