Черт! Под них нет нашей агентуры — они своими мерзкими тайнами ни с кем не делятся. Да и не по понятиям блатных убивать маленьких детей, потому-то маньяки одиночки. Так что, Василич, если мы его не вычислим сейчас, то следует ждать повторных преступлений.
— Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! — воскликнул Смирный. — Надо любой ценой до весны его найти, иначе в следующее лето нам не спать.
— А убийца может пойти на преступление и зимой, — заметил Овсянников, пододвинув к себе тарелку с тушеным зайцем. — Были же случаи.
— Может и пойти, — согласился Смирный и, немного поразмыслив, поинтересовался: — Надо бы этого Барагозова примерить к убийству Коптевой.
— Уже проверили. В это время ему было двадцать два года. Жил он тогда в другом конце города, в то время он не попадал в поле нашего зрения. А почему ты вспомнил про него сейчас?
— Да как-то так, — неуверенно произнес Смирный. — Такое ощущение, что мы его проверили не до конца.
— Аналогично! — воскликнул Овсянников. — И у меня он не выходит из головы. Взгляд у него какой-то нехороший, в них отражается жестокость и садизм. И семья какая-то не такая…
— Давай, Слава, заведи на него дело под кодовым названием…
Тут Смирный осекся, придумывая варианты названия дела, в это время Овсянников опередил его:
— «Грибник»!
— А почему «Грибник»? — удивленно вскинул голову Смирный.
— Пропажа детей связана со сбором грибов. Если бы родители не поехали в лес, то и дети не пропали бы… Хотя, кто его знает, он бы все равно нашел себе жертву — если не этих, то других. Кстати, Василич, идея! Коптеву же тоже нашли под детским грибком! Нет, тут как ни крути, везде грибы!
— Ладно, пусть будет «Грибник», — согласился старший. — Заведи дело и начинай его разрабатывать. Было бы хорошо зацепить его за какое-нибудь другое преступление и закрыть. В тюрьме-то мы быстро его расколем на девочек, если, конечно, это его рук дело.
4
Сразу после новогодних праздников состоялась коллегия областного Управления внутренних дел, где Смирному и Овсянникову за самоустранение от расследования дела о пропавших девочках и слабую оперативную позицию в криминальной среде раздали по выговору с занесением в личное дело. Оперативники прекрасно понимали, что это месть Ягелева за то, что его в Энске не встретили подобающим образом, как высокого гостя (разве он тогда не приехал работать?!), выразили неуважение, не предоставили баню (желательно с девушками), не угощали в ресторанах города. Оперативники только махнули рукой на эти проделки столичного куратора и головой окунулись в работу.
Овсянников завел оперативное дело под условным наименованием «Грибник» и потихоньку стал разрабатывать Барагозова. Фигурант в последнее время ничем себя не проявлял, исправно ходил на работу, ни с кем из ранее судимых не общался. Семья вела затворнический образ жизни, и однажды сыщик задался вопросом: — «Не сектанты ли?» Но эта версия не нашла своего подтверждения. Когда настали сильные холода, Барагозов поставил свою «Ниву» на прикол и ходил пешком, а свой гараж на печном отоплении заморозил.
Настало лето, а за ним пришла и осень девяносто второго года. Вся милиция Энска с тревогой ждала появления маньяка. Везде были усилены посты милиции, среди населения проводились разъяснительные беседы о недопустимости оставления маленьких детей без присмотра на улице, озадачены бабушки-пенсионерки, целыми днями проводящие время на скамейке возле подъездов домов, привлечены добровольные дружинники, которые совместно с милиционерами в гражданской одежде негласно патрулировали улицы.
Год выдался не грибным, да и ягод не было особо видно, так что осеннего ажиотажа с выездом в лес среди населения не наблюдалось, поэтому в выходные дни малыши оставались с родителями, в городе безнадзорных детей найти было сложно.
Наступила зима, преступник ничем себя не выдал, не было зафиксировано ни одного нападения и приставания к женщинам и детям. Возможно, маньяк уже выходил на охоту, но принятые милицией превентивные меры не позволили ему подыскать себе жертву для удовлетворения своей низменной страсти.
Однажды Смирный и Овсянников вновь поговорили о маньяке.
— Василич, опять этот урод пропал, — посетовал сыщик в бессильной злобе. — Что это такое с маньяками? Совершают по одному преступлению и пропадают на годы. Убийца Коптевой куда-то канул, похититель девочек пропал. Обычно такие преступления бывают серийными, а тут непонятно.
— Даже не знаю, что и сказать, — пожал плечами Смирный. — Возможно, испугался тех мер, которые мы приняли с целью профилактики и затаился? А, может быть, участковый даже разговаривал с преступником, предупреждал его, чтобы оберегал своих детей от маньяка?
— Думаешь, что у маньяка есть дети? — спросил сыщик.
— Практика показывает, что маньяки часто бывают примерными семьянинами, любящими отцами, жены уверены, что они самые верные мужья. И на работе они на хорошем счету.
— А Барагозов-то имеет двоих детей, — задумчиво произнес Овсянников. — Жена за него горой, и на работе к нему нет претензий.
— Кстати, как идет разработка по нему? — поинтересовался старший.
— Ни шатко ни валко, — вздохнул сыщик. — Проверили всю его подноготную, но ничего интересного не добыли. После нового года заканчивается срок ведения дела, я не буду его продлевать, а прекращу в связи с отказом фигуранта от преступных замыслов. Я уже физически не могу за ним наблюдать месяцами, других дел полно. Но, Василич, я про Барагозова никогда не забываю и буду примерять его ко всем аналогичным преступлениям сексуальной направленности, которые будут совершаться в нашем городе.
— Давай, прекращай, — согласился Смирный. — Вплотную займись другими делами, которых накопилось у тебя достаточно, скоро за них будут уже спрашивать, а к Барагозову мы всегда сможем вернуться, если это будет необходимо.
Наступило очередное тревожное лето девяносто третьего года. Про маньяка не было слышно ничего, и Овсянников, недоуменно пожимая плечами, обратился к Смирному:
— Василич, пропал! Неужели залетный маньяк? Совершил убийство и уехал, а сейчас где-то здравствует, наслаждается жизнью, а, может быть, продолжает совершать свои черные дела уже в другом регионе?
— Вряд ли, — засомневался Смирный. — Обычно маньяки, как волки, имеют свою территорию для охоты и редко нарушают ее границы. Нет, он затаился и ждет удобного случая. Нам никак нельзя расслабляться и уповать на то, что он уехал. Он здесь, рядом с нами, возможно, мы его знаем в лицо. Перетряси всю свою агентуру, он, может быть, среди наших добровольных помощников, потому-то и избегает проверки.
— Вообще-то, ты прав, Николай, — утвердительно кивнул Овсянников. — Сам чувствую, что он где-то рядом и знает наши ходы наперед. Расслабляться не станем, а будем его вычислять, пока он снова не похитил и не убил детей или женщин. А если он
