— Даже та-ак… — затянул «Железный Шурик».
— Именно. Гречко по характеру своему — надменный самодур. Ему нравится обращаться к Брежневу, как к своему подчиненному, которым тот и был в войну, а Ильич бесится! Вот и предложите Лёне поднять статус. И не просто, а вдвое! Пусть станет и Главнокомандующим, и Председателем Президиума Верховного Совета, заодно убрав Подгорного, который чванливо именует себя «Президентом СССР»…
Я говорил и говорил, посматривая по сторонам, но никто не заглядывал в скверик, кроме козы, мирно хрупавшей травку.
Минут через пять «подвел черту», собрал чемоданчик и удалился, не забыв запереть телефонный шкаф.
Суббота, 16 июня. День
Дровненский район, стрельбище ДОСААФ
Инструктор наш отзывался на «Макарыча», и выглядел дачником-пенсионером, лысоватым и располневшим, но армейская выправка в нем чувствовалась.
— Если решили зверя бить, — сказал Макарыч с убеждением, — то начните со «светки»!
И вручил нам с Марленом винтовки СВТ, потертые, но справные. Мои губы дернулись в усмешке. Знал бы ты, товарищ инструктор, на какого зверя мы собрались охотиться…
Стрельбу я любил, даже второй юношеский заработал в старших классах. А бро и вовсе в погранцах служил, там кого хочешь научат метко попадать.
Но мы стойко держались легенды: хотим, мол, в отпуске поохотиться всласть, да не в нашей лесостепи, а в северных лесах.
— К барьеру! — ухмыльнулся Марлен, и лег на подстилку. Поерзал, устраиваясь, глянул в ПСО-1. — Оптика — так себе, но это фигня. Главное — навык!
Я кивнул, укладываясь рядом на брезентуху. Было мягко, а вот мишени еле виднелись вдалеке, белыми мазочками выделяясь на фоне земляного вала, поросшего травой. Сто метров, однако.
Прицел резко приблизил расчерченный окружностями лист.
СВТ — оружие простое, хоть бойцы перед войной и ворчали, жалуясь на капризную «светку». Не примитивное, как ППШ, а именно простое, без наворотов. Орудие убийства.
Лишь бы правильно выставить — и хорошо вычистить! — газовый регулятор, да чтоб магазин нормально работал. И — огонь по врагам рабочего класса!
Выстрел меня оглушил — в ушах звенело, но мощный патрон услал пулю, куда положено — во-он, вроде, дырочка на «восьмерке»... И отдача совсем слабенькая!
Марлен выстрелил дважды.
— Я один раз по воде из такой попал! — громко заговорил он, тоже, видать, оглохнув. — Пуля фонтан подняла метра на три!
Мы отстрелялись в упоре лежа, с колена и стоя, по обычным и ростовым мишеням.
— Надо наушники выпросить на Ремзаводе, — сказал Марлен, разбирая винтовку на столе под навесом. — А то весь день звенеть будет.
— Убойная штука, — согласился я, оглянувшись на инструктора, неспешно топавшего к мишеням. — Ты как, вообще? Готов?
— Убивать? — спокойно уточнил Осокин. — Готов. Не ради всяких чехов, знаешь, даже не наших ради. Я про Аленку думаю, про Маришку твою. Да и про тебя, бро интеллигентное!
— Ой, а сам-то! Тоже мне, нашелся пролетарий! — беззлобно поехидничал я. — Но ты прав. Закала во мне маловато. Да и у тебя он откуда? Три года службы — это, конечно, плюс, но не войны же. Я понятия не имею, что почувствую, когда в прицеле увижу живую, мыслящую мишень… Может, заставлю себя нажать на спуск. Или всё выйдет проще? Начинаешь представлять себе ситуацию в целом — всё ясно и понятно. Дубчек и вся его гопа — враги. Враги того будущего, которого достойны и мы, и наши деды, и наши дети. Тоже будущие. А врагов надо уничтожать.
— Все верно… — усмехнулся Марлен. — Но ты заметь, Тик — мы уже не рассуждаем о принципиальной возможности ликвидации, а перешли на детали! Еще бы решить вопрос с путевками…
— Есть у меня одна мыслишка… — затянул я. — Попробую на днях разобраться с этим вопросом. Ты мне лучше скажи — предложение Алене делал?
— Да! — заулыбался Марлен.
— И она согласилась?! — я изобразил удивление.
— Понюхай, чем пахнет! — бро показал кулак.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Фу! — мои губы манерно скривились. — Буду я еще нюхать немытые грабки!
— А Марина?
Пришел мой черед лыбиться.
— На колено не вставал, но коробочку с колечком преподнес. Я его еще в той, будущей Москве купил. С ма-аленьким брюликом.
— И Маришка сказала: «Да»?
— А то! Еще и попрыгала немного, и чмокнула разов пять…
— Не разов, а раз! Жур-рналист…
— Цыц! Идет…
Инструктор приволок пробитые мишени, и «застелил» ими стол.
— Недурно, очень даже недурно, — оценил он наши успехи. — В следующие выходные попробуем с упреждением…
Воскресенье, 24 июня. Утро
Дровня, улица Карла Маркса
— Не вертись! — строго сказал я Юльке, расчесывая ее богатые волосы, не порченые перекисью и даже хной.
— Ну, я же глянуть хочу-у… — заныла девушка, ерзая.
— Успеешь! — улыбнулась Лидия Николаевна. — Сюрприз будет.
Юля надула губки и тяжко вздохнула. А я усмехнулся — всё, как в будущем… Девушки всегда ценили мои потуги визажиста, а я, по младости лет, пользовался этим. Первой прелестницей, которую мне удалось затащить в постель, стала Наташа — я сделал ей прическу на выпускной. Вот, как Юльке сейчас. Только с Наташкой я учился в одном классе…
— Всё, всё… — заворчал я. — Можешь глянуть. Да подожди ж ты! Дай хоть простыню снять!
Вывернувшись из материи, обсыпанной волосами, девушка скакнула к зеркалу. Похлопала накрашенными глазами. Неуверенно поднесла руки к голове, но побоялась касаться.
— Это правда? — пролепетала она. — Я такая красивая?
— Правда, — улыбнулся я, любуясь выпускницей.
Платье, что хорошо подчеркивало Юлькину фигурку, вряд ли можно было назвать роскошным или богатым. По сравнению с нарядами грядущих лет оно выглядело простеньким. Разве что сшитым у хорошего портного.
Но идеальный «сэссун» совершенно преображал девушку, делая ее взрослее и загадочней. Нездешний образ парижанки. Хотя, честно говоря, красота жительниц Парижа — миф. Обыкновенные тетки. Или худые девки, подцепившие феминизм. Смотреть не на что. А тут…
— Спасибо! — воскликнула абсолютно счастливая девушка, и набросилась на меня, целуя и приговаривая: — Спасибо! Спасибо!
Устыдившись своего порыва, она зарделась, и я честно признался:
— Жаль, что фотик не прихватил. Юля, ты выпускница, спортсменка, комсомолка — и просто красавица!
Признаться, я порядком устал, делая прически и укладки Лидии, ее подругам, дочерям ее подруг, но Юлька — просто прелесть!
Крутнув «солнце» на прощанье, девушка выпорхнула за двери, смеясь и напевая, а Лидия, словно на контрасте, вздохнула, впадая в печаль и меланхолию.
— Завидую ей… Всё впереди у девочки…
— Завидовать дурно, — молвил я в назидание. — И это грубая ошибка — считать, что у тебя всё позади.
— Думаете? — кокетливо улыбнулась Теплицкая.
— Уверен. По расчетам ученых, старость наступает в семьдесят четыре. Да ведь и стариться можно красиво.
— Попробую! О, Игнат, забыла спросить, а как ваши матримониальные успехи?
Я даже обрадовался, что не надо самому подводить разговор к нужной теме.
— Дело к свадьбе, — моя улыбка была самой натуральной. — Мы с Марленом решили устроить двойную свадьбу — в один день снимем банкетный зал в ресторане «Суборь»!
— О! Как здорово! — обрадовалась Лидия. — А когда?
— В конце июля, двадцать второго или двадцать третьего числа. Уточняем сейчас с Марленом. Там просто сложность одна возникла…
— Какая? — полюбопытничала Теплицкая. — Большая?
— Решаемая, — улыбнулся я. — Съездим в область, может, и в Москву придется, где «Спутник», бюро молодежного туризма. В общем, невесты отказываются от подарков! Никакого белья, заявили нам дуэтом, и никакой посуды! Хотим в Чехословакию, и всё тут.
