Фрейд также обратил внимание на способность кокаина вызывать онемение и предложил своему другу Леопольду Кёнигштейну использовать его для смягчения боли при определенных глазных недугах, что тот добросовестно и с успехом выполнил. Он, так же как и Коллер, написал на основе своих наблюдений работу, но опоздал с ее публикацией от Коллера на несколько недель. Из-за этого ему пришлось сослаться в своей статье на рабюту Коллера и (по настоянию друзей, и в частности Фрейда) отказаться от собственных притязаний на приоритет.
Несмотря на непорядочность Коллера по отношению к Фрейду, последний оставался с ним в самых дружеских отношениях. Именно к нему и Кёнигштейну Фрейд обратился за помощью, когда потребовалось поставить точный диагноз его отцу, жаловавшемуся на ухудшение зрения одного глаза. Не кто иной, как Коллер, безошибочно поставил диагноз глаукомы и выступил вместе с Фрейдом анестезиологом в проводимой Кёнигштейном операции. Во время операции Коллер вскользь заметил Фрейду, что в данной процедуре принимают участие все лица, которым медицина обязана открытием анестезирующего свойства кокаина. Фрейд наверняка был горд тем, что смог помочь и доказать отцу, что в конце концов из него что-то вышло.
Фрейд оставался с Коллером в самых дружеских отношениях. Он был одним из восторженных его друзей, который поздравил Коллера с успешным исходом дуэли с антисемитским коллегой. Он был также крайне расстроен, когда позже узнал о тяжелой болезни Коллера. Последнее упоминание о нем содержится в письме Фрейда, в котором он поздравляет Коллера с его назначением в Утрехт и выражает надежду навестить его там, будучи проездом из Парижа.
Позднее Коллер эмигрировал в Нью-Йорк, где (как ранее предсказал Фрейд) сделал успешную карьеру. Но вернемся на несколько лет назад, когда Коллер совершил «симптоматическую ошибку». При опубликовании своей статьи он сослался на работу Фрейда как на датируемую августом вместо июля, создавая таким образом впечатление, что его статья была написана одновременно со статьей Фрейда, а не после нее. И Фрейд, и Обершгейнер заметили эту «ошибку» и исправили ее в последующих публикациях. Спустя некоторое время Коллер утверждал, что статья Фрейда появилась на целый год позже сделанного им открытия, которое в силу этого обстоятельства становилось совершенно независимым от Фрейда.
Как правило, предполагалось, что Фрейд, должно быть, испытал огромное разочарование, а также недовольство собой, прослышав об открытии Коллера. Довольно интересно, что это было с овеем не так. Вот что писал Фрейд по этому поводу:
Вторая полученная мною новость приятнее. Один из моих коллег нашел поразительное применение для коки в офтальмологии и сообщил о нем Гейдельбергскому конгрессу, где это сообщение вызвало всеобщее возбуждение. За две недели до того, как я уехал из Вены, я посоветовал Кёнигштейну попробовать сделать нечто подобное. Он тоже кое-что открыл, и сейчас между ними идет спор. Они решили представить свои открытия мне и попросить меня быть судьей в вопросе о том, кто из них должен первым опубликовать свою статью. Я посоветовал Кёнигштейну зачитать свою статью одновременно со статьей Коллера перед Медицинским обществом. Во всяком случае, все это на пользу коки, а за моей работой остается репутация первой, рекомендовавшей коку для венских коллег.
Фрейд же, очевидно, в то время все еще считал тему кокаина, так. сказать, только своей собственностью и поэтому не обратил особого внимания на притязания Коллера. Он продолжал экспериментировать, применяя кокаин при различных болезнях, считая внутреннее употребление этого средства наиболее эффективным. Прошло много времени, пока он смог усвоить горькую истину, что использование кокаина Коллером оказалось практически единственным ценным его применением.
Когда Физиологический клуб открылся вновь на осеннюю сессию, Фрейд получил много поздравлений за свою статью о кокаине. Профессор Рейс, директор глазной клиники, сказал ему, что это вещество «произвело революцию». Профессор Нотнагель, вручая ему некоторые из своих статей, упрекнул Фрейда за то, что тот не опубликовал эту статью в его журнале. Тем временем Фрейд экспериментировал на диабете, который надеялся вылечить с помощью кокаина. В случае успеха он смог бы жениться на год раньше и стать богатым и знаменитым человеком. Но из этого ничего не вышло. Затем его сестра Роза вместе со своим другом, корабельным хирургом, проводит ряд успешных опытов по использованию кокаина для предотвращения морской болезни, и Фрейд опять надеется на успех. Он выразил намерение проверить действие кокаина после того, как испытает головокружение, раскачиваясь на качелях, но о результатах этого эксперимента ничего не известно.
Завязавшаяся борьба между Коллером и Кёнигштейном несколько отрезвила его и открыла глаза на важность того, что произошло. Описывая это, Фрейд говорил, что если бы, вместо того чтобы советовать Кёнигштейну провести эксперименты на глазу, он сам больше в них верил и не уклонялся бы от самостоятельного их выполнения, то не прошел бы мимо «фундаментального факта» (то есть анестезии), как это случилось с Кёнигштейном. «Но меня сбили с пути таким большим неверием со всех сторон». Это было первым упреком в свой адрес. А немного позднее он написал Минне, своей будущей свояченице: «Кокаин создал мне хорошую репутацию, но львиная доля успеха ушла к другому». Ему пришлось заметить, что открытие Коллера произвело «громадную сенсацию» во всем мире.
Давайте вернемся к истории Фляйшля, которая имела крайне важное значение для Фрейда не только в связи с кокаином. Фрейд вначале восхищался Фляйшлем на расстоянии, но после ухода из Института Брюкке узнал его ниже. Например, в феврале 1884 года он говорит о своей «близкой дружбе» с Фляйшлем. Еще раньше он писал о нем следующее:
Вчера я был с моим другом Эрнстом фон Фляйшлем, которому до тех пор, пока не узнал Марту, завидовал во всех отношениях. Теперь у меня по сравнению с ним есть одно преимущество. Он был помолвлен в течение 10 или 12 лет с какой-то девушкой, которая была согласна ждать его сколько угодно и с которой он теперь расстался по неизвестной причине. Он в высшей степей ш выдающийся человек, для которого и природа, и воспитание сделали все возможное. Богатый, натренированный во всевозможных физических упражнениях, с печатью гения в своих энергичных чертах, красивый, с прекрасными чувствами, одаренный всевозможными талантами и способный формулировать оригинальное суждение по большинству вопросов, он всегда был моим идеалом, и я не мог успокоиться, пока мы не стали друзьями, и я смог испытать чистое наслаждение от его способностей и репутации.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
