Саша пил чай, помалкивал и любовался Ольгой. Для него было счастьем сидеть с девушкой за одним столом, видеть ее каждый день, говорить «доброе утро» и знать, что, вернувшись после долгого, маетного дня в ресторане в уютную квартирку, сможешь сказать «добрый вечер». А как приятно в выходной вместе выбраться в синематограф или просто погулять в центральном парке.
Теперь он не мыслил себе жизни без Ольги: без ее улыбки, ласковых шуток, ненавязчивой, неприметной, но каждодневной заботы о двух мужчинах, с которыми она делила кров и стол. Иногда его удивляло, как в тонкой, получившей хорошее воспитание девушке могут уживаться романтичность, трогательная чистота и сугубый практицизм. Она умела буквально из ничего приготовить изумительно вкусные блюда и все успевала по дому: постирать, погладить. Выстояв день за прилавком, целый вечер колдовала у плиты, украшала квартирку вышивками и кружевами, штопала и латала изношенную одежду и белье, поднимала петли на чулках, прилагая немыслимые усилия, чтобы хоть как-то следовать моде. А еще умудрялась выкраивать деньги на подарки ему и брату, исправно вносить плату за жилье, и многое, многое другое. В общем, делать все то, на что обрекают эмигранта нелегкая жизнь и мизерные заработки.
О, как бы он хотел признаться ей в своих чувствах. По многим признакам, безошибочно угадываемым любящим сердцем, Саша знал, что смеет рассчитывать на взаимность, но… Что он предложит ей? Руку и сердце? Конечно, крепкая, надежная рука и верное, любящее сердце не так мало, однако и не так много для девушки, заслуживающей лучшей доли, чем стать женой беспаспортного официанта.
Временами ему казалось, что Ольга терпеливо ждет, пока он решится начать серьезный разговор, иногда даже старается помочь ему сделать первый шаг — об этом говорили ее глаза, улыбки, легкие, мимолетные прикосновения руки: понятный каждому влюбленному разговор без слов. Но Рудневу отчего-то вдруг становилось страшно, он замыкался и молчал, в душе проклиная себя за робость.
Юрий более никогда не возвращался к разговору о будущем сестры, и Саша был ему за это бесконечно благодарен. Естественно, капитан не мог не видеть, как между молодыми людьми, живущими к тому же под одной крышей, возникает и крепнет чувство взаимной симпатии, но делал вид, что ни о чем не догадывается, наверное решив предоставить провидению решить судьбы дорогих ему людей.
Через несколько дней и Лобанову удалось найти работу: он устроился маркером в один из многочисленных бильярдных залов, расположенных неподалеку от печально знаменитой улицы Чунаосан, прозванной шанхайцами «кровавой аллеей» — улицей матросских низкопробных притонов, дешевых борделей и дансингов, где ни один вечер не обходился без пьяных драк и поножовщины. Тем не менее жить стало полегче, появились деньги, и Юрий, потирая руки, подсчитывал, сколько еще нужно отложить, чтобы наконец купить проклятые документы и не дрожать при встречах с полицией, не жаловавшей беспаспортных эмигрантов. У капитана появились связи с темными дельцами, обещавшими ему помочь. Что же, Саше оставалось только верить и надеяться.
Как ни странно, дельцы не обманули. В один прекрасный вечер Руднев получил от Лобанова паспорт гражданина Боливии, а сам Юрий оказался подданным португальской короны.
— Как это тебе удалось? — недоверчиво вертя в руках новенький документ и пытаясь найти в нем явные признаки фальшивки, поинтересовался Саша. Неужели паспорт настоящий? В Шанхае гуляли любые подделки, начиная от фальшивых денег всех стран и кончая «самыми достоверными» сведениями.
— Приятельские отношения с нужными людьми плюс взятка, — самодовольно усмехнулся капитан. — Не бойся, бланк настоящий, их покупают в консульстве, представляющем здесь интересы Боливии, потом оформляют и, опять же за взятку, ставят настоящие печати и подписи. С такой штукой можно спокойно ехать за границу, проверено.
— Кем? — не удержавшись, съязвил Руднев.
— Знакомыми, — не моргнув глазом ответил Лобанов. — Не забывай: моя бильярдная рядом с портом.
Казалось, капризная фортуна смилостивилась и решила повернуться к ним лицом: есть работа, появились деньги, добыли вожделенные документы. Юрию купили не слишком дорогой, но вполне приличный костюм и туфли, Ольге — новое платье и теплый жакет, а Саша щеголял в модной шляпе и летнем чесучовом костюме. Сумели немного отложить на черный день, а получение документов отпраздновали в дешевом ресторанчике.
Руднев начал покупать газеты и просматривать объявления: с боливийским паспортом в кармане можно подыскать более приличную работу, чем в харчевне старого китайца. Он даже дал себе слово, как только устроится, объясниться с Ольгой, но тут случилась беда.
Однажды в самый разгар работы в харчевне вдруг появился Лобанов и сделал Саше знак, чтобы тот вышел на улицу.
— Что стряслось? — увидев мрачное лицо капитана, заволновался Руднев.
— Ты можешь отпроситься? — покусывая ус, спросил Юрий.
— Не знаю, сейчас наплыв клиентов, мы просто с ног сбились… А в чем дело?
— Надо выручать Ольгу.
— Господи, что с ней?
— Да повадился в магазин какой-то прохвост, из местных, привязался к ней и не отстает. Вчера приглашал в ресторан за город, она едва сумела отвертеться, а сегодня караулит у служебного выхода с машиной. Ты же знаешь, после работы парадные двери универмага закрываются, и девушки выходят через служебное помещение. Оля отлучилась на минутку и позвонила ко мне в бильярдную из конторы. Дело в том, что китаец там не один.
— Подожди, я мигом, — снимая белый фартучек и черную бабочку официанта, заторопился Саша. — Только предупрежу хозяина.
Через несколько минут они спешили к магазину, где работала Ольга. Смеркалось, ярко светились огни витрин, по улицам текла пестрая толпа.
— В драку без нужды не лезть, — по дороге наставлял приятеля Юрий. — Подождем ее и пойдем вместе. А если все-таки этот наглец привяжется, попробуем решить дело миром. Ну а уж коль не поймет, объясним по-иному!
Капитан показал поросший жесткими рыжеватыми волосками кулак — со средний арбуз величиной. Да, тому, на чью голову он опустится, явно не поздоровится.
— Ясно, — буркнул Руднев.
Впереди показалась вывеска универмага, выходившего фасадом на оживленную магистраль. Со стороны служебного выхода была узкая улочка, тонувшая в сумраке, кое-где разорванном светом редких фонарей.
Свернув за угол, друзья пошли медленнее: до закрытия магазина еще оставалось некоторое время и стоило осмотреться. Через несколько шагов Лобанов шепнул:
— Вон, по-моему, они.
