Вот что я прозевал в 89-м! И в 99-м я это задним числом отсканировал.
Кох: — А теперь вот Чубайс получит госпремию за приватизацию шахт Кузбасса. И шахтеры на него молятся, говорят, что Чубайс — охуительный… Начало работать то, что сделал Чубайс! Когда займы всемирного банка на реструктуризацию угольной отрасли распределял, строил и так далее. Сейчас это начало работать!
— Но в 89-м люди это понимали иначе.
— Они просто не знали, что отдача начнется в 2003-м. Аман Гумирыч, политический враг Чубайса, ему позвонил и сказал: «Я без тебя на госпремию — за реструктуризацию шахт — не пойду. Мы идем вдвоем».
— Тонко.
— Потому что сделали это вдвоем. Тулеева же выдвинули шахтеры. Одного. А он Чубайса позвал: «Мы можем сколько угодно спорить, но… без тебя не пойду».
— Красиво! Если же вернуться к моей личной жизни, то я дочку родил в октябре. Несмотря ни на что! Гемоглобин низкий был у беременной жены, резус отрицательный. «Вам, значит, ни в коем случае нельзя рожать, это убийство и матери и ребенка!» — так врачи нас накачивали. Это, говорили, удовольствие, вам недоступное. Но мы посовещались и решили, что тем не менее доступное. Мы пойдем прямой дорогой, а там что будет, то и будет.
— Правильно. И все кончилось удачно.
— Да… Двоих родили. С риском для жизни пришлось размножаться. Не моей, правда… Но — тем не менее.
— Скажи, а у тебя после родов изменилось отношение к миру?
— Ну да. Я понял, что попал в цепь, что идет передача хромосом в новое поколение… Полностью взрослым я себя еще не чувствовал (хотя мне уже тридцать два годка было), но как бы уже паспорт пора идти получать… И вообще я понял, что теперь далеко наперед надо рассчитывать. И еще помню, радовался, что девочка. Мальчика-то я не так давно воспитывал, и меня ужасала мысль, что опять все по новой: рогатки, финки, двойки, прогулы, портвейн, сека, кабаки, мордобои, приводы в милицию, КПЗ, передачи и проч. То он ментов отпиздит, то они его… Оттуда его вытаскивать, отсюда вызволять…
— Ну, зачем так драматизировать!
— Да я не драматизирую. Я тебе рассказываю, как реально воспитывал младшего брата. И вдруг — девочка! Такая послушная, чистенькая, трезвая, с бантиками, смотрит на тебя большими глазами, отличница… Это зрелище у меня просто слезу вышибало. Я по полной оттянулся на этом, за все свое трудное детство. Да… Я нашел еще запись:
«7 ноября 1989 года. Зарезали кабана, мяса 4 пуда. Сала минимум».
— 4 пуда!
— Да. Это теща с тестем зарезали. Штыком. Потом смолили паяльной лампой…
— Да что ты мне рассказываешь! Я сам поросят резал! Отец всегда держал поросят. Смалец, шкварки… Колбаса ливерная… Кишку мыть…
— Что, вы делали колбасу?
— Да. Вся требуха туда идет! Сердце, печень, желудок… Мясца туда, сала добавишь… Соль, перец… Кишку промыть — и это все в нее таким шприцом самодельным, из жести, с деревянным поршнем… Значит, берешь кишку, надеваешь ее на кончик шприца, и она вся распрямляется…
— Ну так вот я тебе скажу: немцы делают колбасу и хохлы тоже. А русские — не делают ее ни хера!
— А лень потому что.
— Да, да! Я сколько вел дискуссий с русским народом! Он все жалуется, что не может заработать, потому что мясо по дешевке у него скупают оптовики. Ну, так продайте мне, говорю, колбасы домашней! Она дороже, в нее цена переработки заложена… Они отвечают — да ну, это ж надо воду греть, кишку от говна отмывать… What are we talking about? Что заработать невозможно? Или руки неохота пачкать? Давайте выясним, о чем мы говорим! Как это — невозможно сделать колбасу? Вон хохлы весь Дорогомиловский рынок завалили этой колбасой!
А 3 декабря я вылетел во Владивосток, там сел на пароход и сплавал в Японию. Это по комсомольской линии, я тогда в «Комсомолке» работал. Кагосима, Токио, Осака. Настолько это было потрясающе в 89-м, что просто не передать словами. Меняли 500 рублей, которые я взял взаймы у своего начальника Сунгоркина. Курс был 6 рублей с чем-то за доллар. А йены был такой курс: 143 за доллар. И вот я купил японский двухкассетник — предмет роскоши по тогдашним понятиям. И плеер еще купил. При том что денег было просто в обрез. Я, помню, нашел монетку в 100 йен и после долгих раздумий купил на нее банку пива. И выпил. А суши — даже не попробовал. Это уже потом, в Нью-Йорке. И еще я на метро экономил. Из порта в центр, на Гинзу, шел пешком. На дорогу уходило полтора часа в один конец. Обратно соответственно еще полтора. В городе мы кормились сухим пайком, который нам выдавали на пароходе. Яйца вкрутую, фляжка с водой. А кто-то из наших, смотришь, сидит в ресторане, ест суши и пьет сакэ… Мы же пили привезенную с собой водку. А один деятель, комсомольский секретарь, спиздил на свалке велосипед. Свалка частная, металлолом там дорогой… Так что на пароход пришла полиция его арестовывать. Но его отбили — только паспорт забрали. И на берег он не сходил. Сидел две недели на пароходе и бухал, и ждал, вот вернется домой, в райком, и там ему устроят. Может, повеситься? Вечером все возвращаются с двухкассетниками, и он спрашивает: «Ну, как там на воле?» А там же типа праздник, огни, небывалый разврат, счастье…
— Небось сейчас предприниматель, из Японии не вылазит.
— А еще был бассейн на пароходе, но редко удавалось там поплавать: все и так пьяные, и еще ж морская болезнь — непременно кто-нибудь блеванет. И вот плывет по морю круизный пароход, а в пустом бассейне блевотина плавает… И еще нас свозили в Диснейленд. А зачем он мне? Детей бы свозить — но этого, думал я, конечно, не будет никогда. Мы тогда не знали, что будем то и дело летать в Париж и что там построят точно такой же Диснейленд…
— А ты возил туда детей?
— Само собой.
— И я возил. Никакого восторга!
— А мои — довольны остались…
— На моих не действует. На них подействовали аттракционы в Лос-Анджелесе, в Universal Pictures.
— Знаю, да, был.
— «Парк Юрского периода», «Челюсти», «Назад в будущее», «Терминатор»… Вот это больше понравилось. А Диснейленд — это, говорят, детский сад, неинтересно. Может, это потому, что я их взрослыми возил? Одной было лет пять, а другой шестнадцать. Это было лето 85-го года…
— Ври, да не завирайся: не 85-го, а 95-го.
Из заметок про Японию
«Вот уж свезло так свезло. Потом, еще годы спустя, бывало, не раз всю ночь напролет я рассказывал про ту поездку благодарным слушателям, которые смотрели на меня горящими глазами, открыв рты. Люди, затаив дыхание, рассматривали рекламные проспекты, к примеру, японских кухонь, — этой бесплатной макулатуры я оттуда привез полчемодана. Почти все эти яркие альбомы с картинками чужой блестящей модной жизни мои гости, не сумев удержаться, незаметно растащили: чтоб иметь дома доказательство того, что хоть где-то бывает настоящее материальное счастье для всех.
…По поводу того, что в Москве теперь в очередной раз прошла мода на японские рестораны, а суши в «Шогуне» на втором этаже «Балчуга» лучше, чем в манхэттенских заведениях, можно сказать словами восточного умника: мудрый познает мир не выходя из своего двора.
…Как же вовремя я съездил туда! Какой это прекрасный опыт! Какие улыбки он теперь вызывает! Я, к примеру, восторгался в Японии светлыми и чистыми ночными магазинами, простодушно полагая, что мы до самой пенсии будем покупать водку в неурочное время исключительно у таксистов. Мне не верилось в возможность изобилия товаров в России, и через год после возвращения из Японии я с огромным трудом достал дефицитный цветной телевизор, причем советский. Идя в три часа ночи по какой-то токийской улице, я с умилением смотрел на местных пролетариев, которые укладывали асфальт задолго до наступления часа пик… Да наших, — восклицал я, — разве ж выгонишь ночью пахать?! Как много и как быстро всего сбылось! Просто на удивление…
А многое-таки не сбылось. Я так и не увидел у нас ничего похожего на того высохшего японского дедушку, который был у нас переводчиком. Его звали Хироши Какиути. Старик сразил меня сообщением о том, что получает три пенсии. Одну — от государства, просто за свою старость. Другую — от фирмы, в которой служил лет пятьдесят или шестьдесят. А третью — от императора: за то, что пошел на войну умирать за него. Умирать? Да он даже не успел до войны доехать, как та уже кончилась! Ну и что, он ведь на полном серьезе отправился на фронт, и не его вина, что вместо передовой он попал в советский лагерь… Император все равно благодарен. Так я понял, что такое великая держава и как она себя ведет по отношению к своим солдатам…
…Помню еще одну сразившую меня мысль. Все, что советский человек скапливал за всю свою жизнь, — все тряпки и шкафчики, и книжки, и черно-белый бледный телевизор, и даже квартиру — все это можно было купить на одну-единственную японскую месячную зарплату! Да, и квартиру включительно: двухкомнатная в центре Москвы в те времена вставала тыщи в две долларов…
