— А у меня такое впечатление, что с появлением большихденег у многих в голове начинается какая-то херня.
— Вот Фридман их воспринимает как эквивалент свободы. И Искандер Махмудов тоже. Тот же Леня Блаватник.
— То есть они не как маньяки относятся к деньгам?
— Нет.
— А Невзлин?
— Я его не очень хорошо знаю и потому не чувствую.
— Но можно ли сказать, что чем больше у человека денег, тем счастливее его дети?
— Не так. Чем больше у человека денег, тем больше шансов и возможностей стать счастливым. Это касается и его детей, конечно.
— Но ведь есть и такие шансы: самому сломаться, детей испортить. Тоже много появляется возможностей. Человек же слаб.
— Согласились, согласились.
— Ну ты же видел, как люди ломались и становились отвратительными из-за денег?
— Да. Но я видел и людей, которые становились лучше. От нормального достатка. Прежде всего женщин…
— О! Нормальный достаток и большие бабки — это две большие разницы. Вот как говорит наш с тобой товарищ Эдуард Мордухович, уважаемый человек: деньги — вещь, безусловно, очень приятная, но чаще всего — чем больше у людей денег, тем они противней. А он знает, что говорит, — и людей повидал, и про деньги не понаслышке… Так вот, я себя вовсе не чувствую мудаком оттого, что не поставил все в жизни на деньги.
— Ну я понял, понял.
— Можно еще отмотать назад и спросить — а почему я не пошел в торговый институт? Вот уж где бабки. Причем из воздуха, как у нас любят. Перекладывать из пустого в порожнее. Ну, видимо, я исходил из допущения, что еще какие-то есть в жизни развлечения, кроме бабок. Я сознательно ушел с прямого пути к бабкам. Я мог тогда так поставить вопрос — вот как ты сейчас: заработаем бабок, а там видно будет. А на этом пути — где бабки превыше всего — можно дойти до, к примеру, такого: всякая девушка, которая дает даром, — идиотка.
— Ха-ха-ха.
— А че ты смеешься? По твоей логике, она могла б хоть по сотке брать за вечер… А так она сперва ебется, а потом еще за станком смену стоит. Или такая логика: все равно б его сдали, так отчего ж тридцатку не заработать. Вот один персонаж и наварил. Понимаешь? Другой вопрос, что он потом повесился, — это выходит за рамки обсуждаемой темы. Нельзя же…
— Убедил, убедил, убедил. Согласен!
— А вот кто мне дал самую парадоксальную мысль по этому поводу, так это Дима Петров. Мой товарищ, он переводчик, — кстати, с Вовой Григорьевым на одном курсе учился в Тореза. Так вот, Дима женат на индуске. Она, кстати, жалуется, что у нее проблема — выйти на улицу в Москве. Сразу менты документы проверяют.
— Почему?
— Ну как? Думают, что она с Кавказа. Понаехали типа. Так вот мы с ним обсуждали этот тезис: «Если ты такой умный, почему ты такой бедный».
— Ну, это известная фраза. Это старая американская фраза.
— Так вот. Дима объяснил: все очень просто, потому что купцы — низшая каста. А брахманы — первая каста, высшая.
Каста — род народного сословия, состояния. От лат. castus — безупречный, чистый, непорочный. Социальный институт, признаками которого являются эндогамия, замкнутость и наследственность общественного статуса и профессии.
Поначалу каст было три. Две — высшие: брахманы и кшатрии. Происхождение слов таково: брахма — духовная власть, кшатра — царская. Третья — самая многочисленная и самая низкая каста — вайшья, то есть простой народ, к которому в те времена относились не только крестьяне и ремесленники, но и торговцы. Иными словами, бизнесмены наряду с колхозниками считались самыми что ни на есть социальными низами. Наверно, они пытались использовать материальный ресурс для поднятия социального статуса — как сегодня предприниматели идут в Госдуму.
Разница между социальным статусом брахманов и кшатриев была невелика, — это, по сути, ветви власти. Зато между двумя этими кастами и низшей, в которую входили бизнесмены, лежала пропасть. К примеру, если блуду с брахманкой предавался кшатрий, его за это всего лишь штрафовали. За то же самое предпринимателя наказывали конфискацией имущества, — равно как и простого крестьянина.
О необходимости деления общества именно на три сословия говорил и Платон. По его версии, разумному началу души в идеальном государстве соответствуют правители и философы, яростному началу — воины, вожделеющему — земледельцы и ремесленники. По Платону, смысл существования третьего сословия был в том, чтоб кормить высшие касты, не более того. Самоценности оно не имело. (А щас имеет?) В отличие от правителей и воинов, которые посвящали жизнь служению общему благу, от бизнесменов такого никто не ожидал. Прибыль извлечь они еще могут, а на большее у них интеллекта не хватит.
Позже в Индии возникла еще одна каста, четвертая — шудры, и в нее из третьей перешли чернорабочие и слуги. Так бизнесмены несколько повысили свой статус. Однако «в дальнейшем эволюция кастового общества шла по линии все более резкого противопоставления двух первых каст — третьей и четвертой. При этом наблюдалась тенденция постоянного понижения статуса третьей касты (вайшьи), которая постепенно теряла арийские привилегии(!), и некоторого повышения статуса четвертой (шудры)». Отмена привилегий, видно, была связана с тем, что вайшьи все дальше отходили от арийской концепции, согласно которой главная задача цивилизации — решение религиозных и иных духовных проблем, но никак не личное обогащение.
Вне кастового деления, на самых низших ступенях, стояли «неприкасаемые». Им поручали выполнение «нечистой» работы типа обработки кожи и уборки мусора. Забавно, что сегодня этими видами деятельности охотно занимаются бизнесмены.
Ситуацию можно описать в таких терминах: торговцы сконцентрировали серьезные капиталы, и не по заслугам, а за бабки залезли наверх. В итоге обществом управляют представители низшей касты. Какое мы теперь имеем общество, вы сами видите. Процесс этот протекает настолько органично, что выражение «если ты такой умный, то почему ты такой бедный» утратило юмористическую окраску.
Свинаренко: — В общем, купцы намного ниже брахманов, но купцам в принципе еще можно подавать руку. А парой каст ниже уже идут неприкасаемые, которых надо просто обходить стороной. А купцы немножко выше. Красивая версия? Ты слышал такую?
— Не-а.
— Ты еще не потерян для общества. Ты эту версию спокойно воспринял. А ведь часто богатые люди обижаются на эту мысль. Их она задевает. Ну, красиво?
— У-гу.
Бутылка девятая 1990 год
Первый приход Коха в политику — на муниципальном уровне: он избран мэром Сестрорецка. В те годы Альфред Рейнгольдович считал Явлинского серьезным политиком.
Свинаренко в то время участвовал в становлении неподцензурной прессы. Это отнимало столько времени и сил, что от самогоноварения пришлось отказаться…
— Значит, Алик, у нас на повестке дня 1990 год. Последний полный год советской власти, супердержавы СССР. Помню, тогда как раз Шеварднадзе начал все сдавать Западу. Например, американцам — на переговорах по вооружениям. И еще им же — на переговорах по Берингову морю, когда отдал им наш шельф.
— Ну, знаю. До сих пор соглашение не ратифицировано.
Шеварднадзе и госсекретарь США Бейкер подписали соглашение о разграничении морских пространств в Беринговом и Чукотском морях. Путем обмена нотами обеспечено временное применение этого соглашения. Линия разграничения, предусмотренная в соглашении, рассматривается многими в России, как ущемляющая ее интересы, поскольку если бы разграничение было проведе-но просто по равноотстоящей линии, к России дополнительно отошло бы около 50 тысяч кв. километров континентального шельфа. Несмотря на протесты трезвомыслящих людей, соглашение продолжает временно применяться и не выносится на ратификацию.
Свинаренко: — Потом Шеварднадзе еще и немцам сдал игру — по объединению Германии. Он тогда приговаривал: «Это все — с высочайшего одобрения!» Хельмут Коль вспоминал, что он спрашивал у Горбача, можно ли им будет когда-нибудь объединиться, и Горбач говорил: «Да делайте что хотите».
— Да, да!
— Коль не поверил своим ушам и переспросил: «Что, мы сами можем это решить? Вы нам разрешаете?»
— А ты как считаешь, за бабки Шевик продал Восточную Германию или нет? Я слышал такую версию.
— Про бабки не слышал. Но я думаю, что он просто собирался отсоединять Грузию от России. И в рамках этой подготовки хотел нас подставить, как будущих конкурентов, а от Запада потом планировал требовать за это благодарности.
— Почему ты так думаешь? Мне кажется, он тогда не допускал мысли, что будет президентом Грузии. Шевик ведь поначалу в Москве себя пытался найти. В первых выборах грузинских он даже не участвовал.
— Ага, мы все думали, что республики отсоединятся, — а он один, выходит, не думал? Или он считал, что отделятся все, кроме грузин? Как так? Мог ли он, я тебя спрашиваю, не понимать, что Союз развалится? А если развалится, то ему, значит, надо в Москве заново устраиваться, причем неизвестно кем, тут своих полно, да еще и из республик набегут. Либо валить на Кавказ, где непонятно что, и куда он даже на выборы не пошел сперва. А если ему и дали бабок… И он их взял… То он не поступил против совести. Он бы то же самое сделал и бесплатно. Ну, похоже?
