(Вот только, в отличие от народа Страны чудес, Кац был человеком с головы до пят, и его губы были того же цвета, что и щёки, правда, на несколько оттенков темнее.)
– Что за... что здесь происходит?
Алиса огляделась по сторонам, ожидая увидеть совершение преступления или какой-нибудь проделки. Однако всё было спокойно. На тропинке перед ними гуляла гувернантка с двумя подопечными, которые радостно носились туда-сюда. Выше их пожилая сгорбленная пара поднималась в горку, держась за руки. Трудно представить себе сцену безмятежнее.
Однако за ними был мистер Кони (ну надо же, только этого не хватало!). Он шёл быстрым шагом, чтобы их догнать. В этот раз на нём был в меру модный костюм цвета молочного шоколада с широкими брюками, длинным пиджаком и элегантной соломенной шляпой. Последняя сидела почти как влитая на пышных, смазанных макассаровым маслом волосах, интересно, после того как он её надел, ему пришлось уложить локоны ещё раз? Если не представлять себе, как они пахнут или какие на ощупь, выглядит очень стильно.
Алиса услышала, как Кац негромко вздохнул, но на этом всё: улыбчивые карие глаза застыли в непоколебимой невозмутимости.
– Кто вы такой? Этот человек докучает вам? Сейчас же прекратите приставать к этой леди! – раскомандовался Кони. – Оставьте её в покое.
Игравшие впереди дети захихикали над его поведением. Было совершенно очевидно, что Кац и Алиса знакомы и ни один из них не докучает второму.
Алисе было жаль всех участников ситуации и сторонних наблюдателей, даже Кони (но больше всего ей хотелось, чтобы он скрылся с глаз. Например, в кроличью нору).
– В покое? – спросила она сухо. – От чего?
– Вот уж не думал, что моя наружность может так испугать. Разве что вы изначально знали, что я барристер, – произнёс Кац непринуждённо, с лёгким насмешливым поклоном.
– Теперь, подойдя ближе, я вижу, что ваше лицо мне знакомо. Вы тот, кто вечно якшается с уличными крысами и всяким сбродом на Веллингтонской площади, – обвинительно изрёк Кони. – Приходите с претензиями и видом, что делаете добро... но на деле с коварными планами и спорными мотивами.
Оттенок розового, темнее обычного, пробежал по лицу Каца и схлынул, словно одинокая рябь по в остальном спокойному пруду. Он ничего не оставил после себя, полностью исчезнув.
– Никаких претензий, любезный сэр, оставляю их тем, у кого есть время для досуга и нарядов. Дети с площади и их семьи часто находятся во власти системы, чаша весов которой перевешивает не в их пользу... уж я-то знаю. Я лишь помогаю немного уравнять шансы.
– Мистер Кони, – сказала Алиса как можно вежливее. – Как приятно увидеть вас снова. Куда держите путь?
Она надеялась, что мистер Кони понял не такой уж тонкий намёк: «куда держите путь?» в смысле «идите своей дорогой».
– Сказать по правде, я спешу на встречу, посвящённую спасению нашей страны от таких... тех... отвратительных паразитов, – ответил он с впечатляющим высокомерием. – Пока они не засели здесь навсегда, агитируя разрушить Англию, как они пытаются в России. Патриотизм им, знаете ли, неведом, даже так называемым гражданам, которые родились здесь. Они верны только себе подобным и своим... своим... золотым монетам.
– Вы, наверное, хотели сказать «шекелям»? – вежливо подсказал Кац.
– Они пытаются свергнуть царя!
– Вы, должно быть, шутите? – произнёс Кац, наконец теряя самообладание. На лице отразилась смесь искреннего недоумения и ужасной усталости, уголки глаз на мгновение опустились, придав ему гораздо более взрослый вид. Явное отсутствие ярости и стоящий за этим интеллект сверкнули вдруг во взгляде, как сокровище, древнее и драгоценное. У Алисы стянуло грудь. Ей было больно видеть его таким, и в то же время в этом было что-то изумительное. – Эти слухи – всего лишь слухи. Антисемитская грязь. Мой народ страдает от рук царя и наших соотечественников, а не наоборот.
– Конечно, что ещё вы можете сказать, – произнёс Кони, надвигаясь на Каца и глядя на мужчину, который был ненамного ниже его ростом, свысока.
Кац бесстрастно посмотрел на него в ответ.
Алиса задалась вопросом, возможно, в первый раз (но точно не в последний): «Интересно, все конфликты между людьми начинаются мужчинами, которые думают, что делают это ради дамы?»
– Я не вполне уверена, почему вы озабочены судьбой российского царя, – сказала она, прерывая своего рода поединок тяжёлых дыханий, – однако уверена, что вы ведёте себя непростительно грубо. Мистер Кац мой друг, мы случайно столкнулись в парке. Точно так же как вы случайно столкнулись с нами сейчас. Он предложил проводить меня до дома.
От такого неожиданного заявления Кац заморгал и глупо заулыбался, но быстро взял себя в руки.
– В самом деле? – произнёс Кони на глубоком вдохе. – Что ж, я избавлю его от этой обязанности. Я как раз направляюсь туда, чтобы встретиться с Корвином и забрать вашу сестру. Мы втроём присутствуем на организационном собрании перед завтрашним сбором средств для Рэмсботтома. Я отвечаю за сувенирные значки.
– О, ну разумеется, вы поддерживаете Гилберта Рэмсботтома. Этого ксенофобского троглодита, – сказал Кац, закатывая глаза. – Любопытно, кого вы наймёте натирать полы, таскать уголь и выкармливать ваших детей, когда он выгонит из страны всякого, чьё имя не Гарольд, Артур или Уильям. Что ж, в таком случае желаю вам приятного вечера, повеселитесь, тряся фасциями перед чернью. Алиса.
Он быстро ей поклонился и неторопливо пошагал в поздний вечер, насвистывая. Алиса смотрела, как он удалялся, задумавшись: «И как ему только удалось выйти из положения, не потеряв лица?»
– Алиса? – возмутился Кони. – Он имеет наглость называть вас именем, данным вам при крещении?
– О, да замолчите вы, – сказала Алиса, в последний миг пытаясь придать словам шуточный оттенок. Будь Алиса истинной чудостранкой, она, конечно, не стала бы и стараться. – Раз уж хотите проводить меня домой, идёмте скорее.
И направилась к выходу из парка с мрачным видом.
Она надеялась избавиться от назойливого юноши до того, как окажется у двери, если мистера Кони увидит один из родителей или, боже упаси, сестра, его непременно пригласят войти, и тогда Алисе придётся терпеть его отвратительное присутствие и того дольше. Она положила изящную с виду ладонь на дверную ручку и сжала её с силой, которой позавидовал бы цирковой атлет.
– Благодарю, мистер Кони, доброго вечера, – сказала Алиса, открывая дверь как можно уже.
– Алиса? Ты дома? Кто это? – донёсся голос матери из прихожей.
– Это ваша мать? – спросил Кони.
– Вовсе нет, – быстро солгала Алиса. – Доброго вечера, мистер Кони.
Алиса бочком протиснулась в узкую щель между дверью и косяком, заходя внутрь самым неподобающим для леди змеиным образом. После чего захлопнула дверь за собой и навалилась на неё так, словно защищала дом от нашествия вестготов.
– Нежеланный поклонник? – мягко поинтересовалась мать.
– Ты не могла бы попросить сестру не вмешиваться в мои дела? Скажем... никогда? – сказала Алиса с досадой. Она собралась подняться к себе (у неё есть куда более важные мысли для обдумывания в одиночестве, чем всякие глупости с юношами).
Её планы сорвала одна-единственная деликатная, бесконечно раздражающая реплика матери.
– Она хочет как лучше, ты ведь знаешь.
– Лучше для кого? – взвилась Алиса, резко поворачиваясь. – У неё в голове сложились убеждения, от которых она ни за что не отступится, несмотря на то что весь остальной мир не живёт в этой её голове по этим её правилам. Что, если я решу представить Матильду какому-нибудь юноше, которого нахожу милым? Маляру, например? Или лодочнику?
– Маляр не пара даже тебе, Алиса, – ответила мать с озорной улыбкой. – У тебя больше воображения и энтузиазма, чем у сотни юных художников. Что касается лодочника, который мог бы брать тебя в путешествия по бесчисленным сонным рекам (и при этом зарабатывать звонкую монету), такую картину я вполне себе представляю. Твой отец, конечно же, огорчится и обеспокоится твоим финансовым будущим, но, может, и нет, если дать ему порыбачить с носа.
