обременительным спеть нам ещё какую-нибудь песнь?
— Разумеется, о моя королева, если вы не наскучили моим старчески дребезжащим голосом, и теми стихами и песнями, что я за скудостью памяти пою вам раз за разом.
Её Величество изволили на этот раз усмехнуться во всю ширину чувственного ротика, показав всем окружающим блеск великолепных остреньких зубов, которые даже после родов шести отпрысков всё ещё сохраняли восхитительный цвет, сравниваемый поэтами семи стран-соседей со слоновой костью или с девственностью глетчеров. И вполне весёлым тоном, показывающим, что она «в духе», сказать:
— Не наскучили, милорд. Что же до вашей, как вы её назвали, «скудной» памяти — я вполне оценила юмор. Я ещё помню те времена, когда вы, на состязаниях с придворными менестрелями Карпадоса и Сапатии, затмили всех и объёмом этой самой памяти, и бесподобной чувственностью содержания, пропев подряд более пяти часов. И при этом ни разу не повторившись!
— Благодарю за столь лестную оценку моих скромных способностей, ваше Величество! — по покрасневшим кончикам ушей королеве было видно, что старцу приятна её похвала, равно как и то, что она отлично помнит о позоре его конкурентов-соконкурсников, — Но какую же песню на этот раз вам будет угодно послушать?
— О любви, разумеется. И о тщете всего земного. Помните — у вас есть подборка нерифмованных, белых, песен?
— О, да, ваше Величество, есть. Что ж. Сейчас попробую извлечь что-либо подходящее из недр своей песенной корзины, — тонкие жилистые пальцы в узлах жил и посиневших кровеносных сосудов пробежали легонько по струнам. Затем рука прижала мелодично отзывающиеся на движения профессионала нити к грифу, возникла пауза, которую не посмел ни покашливанием, ни переступанием с ноги на ногу, ни шарканьем длинного кринолина, нарушить ни один из подхалимов в десятом-двадцатом поколении, на которых сейчас, когда стало оглушительно тихо, не без интереса взирала, сохраняя, впрочем, на лице абсолютно ничего не значащее выражение игрока в покер, её Величество.
Но вот пауза закончена, и бард начал снова:
— Море смеётся у края лагуны,
Пенные зубы, лазурные губы.
Девушка с бронзовой грудью,
Что ты глядишь с тоскою?
— Торгую водой, синьор мой.
Водой морскою.
Юноша с тёмной кровью,
Что в ней шумит, не смолкая?
— Это вода, синьор мой.
Вода морская.
— Мать, отчего твои слёзы
Льются солёной рекою?
Плачу водой, синьор мой,
Водой морскою.
Сердце, скажи мне, сердце, -
Откуда горечь такая?
Слишком горька, синьор мой,
вода морская!..
Откинувшись на спинку, леди Наина сделала чуть заметный жест головой своей первой фрейлине. И когда та оказалась поближе, прошептала:
— Нужно распорядиться, чтоб лорд мажордом отобрал несколько способных и здоровых мальчиков лет пяти-шести. Пусть живут с нашим бардом. И начинают запоминать.
Думаю, вы понимаете, миледи, что после уничтожения книг лирики и сонетов надежда только на одно. На эту самую память. Учеников.
— Разумеется, ваше Величество. И я уже взяла на себя смелость распорядиться. Трое способных и прилежных мальчиков уже доставлены.
— Что бы я без вас делала, моя драгоценная.
— Уж думаю, вы нашли бы что делать, ваше Величество!
Они обменялись вполне удовлетворёнными взглядами.
Лорд Говард почувствовал, что крепкие выражения так и просятся на язык.
Но глубоко вздохнув, решил дать чёртовому «высокородному» протеже ещё один шанс:
— Будьте добры, лейтенант, повторить ещё раз то, что вы должны были мне сообщить по приказу полковника Дилени. Если возможно — слово в слово. А не в своей вольной интерпретации, и с ненужными мне комментариями.
— Есть, милорд. Слушаюсь, милорд! — похоже, сынок придворного шаркуна всем нутром почуял, (Ну ещё бы — профессиональная, так сказать, хватка!) что как никогда близок к репрессиям. И ладно — если только понизят в должности. А то ведь могут и просто разжаловать да отправить на передовую — в качестве простого солдата! И — даже не как элитного лучника, (Он не умеет!) а простого пехотинца! А уж про серые трудовые будни этих самых пехотинцев анекдотов не рассказывает только ленивый!
Поэтому избалованный надушенный тип, судорожно сглотнув, продолжил:
— Лорд Дилени сказал… Он сказал, милорд, что вы, вероятно будете гневаться! Но он… Сейчас. Он приказал передать, вот так: «Скажи лорду Главнокомандующему так. Расчёты оправдались, и за задней стеной замка никто уже не следил. Влезли и вступили в бой прямо с марша. Ящеров и обезьян убивали как обычно, и продвигались достаточно быстро. Очень помогало то, что в большинстве коридоров было светло от белых плафонов. Но внезапно волшебный свет древних исчез по всему замку. Одновременно. Сразу после этого чёртов лорд Хлодгар улетел. Да, вот так просто и буднично: улетел. Пока мы пытались пробиться к его главной, самой высокой, башне, в центре замка, внизу, в подвалах, что-то заревело, загремело. Полы под ногами так и заходили ходуном, а гул и грохот начались такие, что пришлось даже прекратить битву, и зажать уши. Впрочем, оставшиеся немногочисленные солдаты Хлодгара тоже поступили так же, прекратив отбиваться, пока чёртова ревущая штука не убралась.
А было это по словам очевидцев так: выбив черепичную крышу центральной башни из этой самой башни вылетело нечто огромное, похожее на наконечник стрелы, только увеличенный в сотни раз, и опирающееся на огненный хвост. Не знаю, что это, но точно — не огнедышащий дракон. Поскольку корпус штуковины был наверняка металлический, и лорд Хлодгар явно мог легко управлять ей. Потому что она на высоте футов в пятьсот чуть повернула, и полетела вверх и на северо-запад. Примерно через две минуты скрывшись за пеленой туч. И только рёв и грохот, словно от сотни бочек, катящихся по булыжной мостовой, какое-то время ещё доносились до наших ушей.
С отбытием чёрного Властелина все его слуги словно посходили с ума: начали, как спятившие очумевшие берсерки, кидаться на наших парней с пеной во рту и вытаращенными глазищами, побросав оружие, с одними когтями и зубами, и бились так, что у нас даже есть раненные. И убитые. Но немного — человек пятьдесят раненных и трое убитых. Что же до спятивших тварей-ящеров, пришлось всех прикончить. Менталистов тоже не удалось захватить живым ни единого. Они все, как при захвате редутов, сами покончили с собой. Так что теперь чёртов чёрный замок полностью в нашем распоряжении, и удерживать его проблемы не представляет: никто больше не подходит на подмогу из близлежащих окрестностей.
Боюсь, все фермы и сельскохозяйственные предприятия, что имеются поблизости от замка, обезлюдели. Тьфу ты — обезъящерили. То есть — там тоже некому ухаживать за оставшимися животными. Собираюсь, как только мои
