– Я ничего не делаю. И Доломо ничего не делают. Силы Вселенной делают все за нас, и так будет и впредь.
Римо вернул ей бланк расписки. В комнате установили телевизионные камеры. Римо отошел в сторонку. Он не хотел попадать в кадр. Чиун вертелся между Кэти и камерами и начал декламировать первую двухчасовую песнь своей поэмы, посвященную чистоте лепестков цветка, как это и положено согласно канонам традиционной корейской поэзии.
– У нас дела, папочка. Отойди в сторону, – сказал ему Римо по-корейски.
Сам он отошел еще подальше. Ему совсем не хотелось оказаться в кадре общенационального телевидения. Чиун с явной неохотой присоединился к нему, причитая, что Римо лишил его уникального шанса познакомить Америку с подлинным искусством и с подлинным художником, каковым он, Чиун, является.
– Почему всегда случается так, что стоит мне предложить что-то столь прекрасное, как классическая корейская поэзия, как вы, американцы, желаете видеть каких-то акул? Вы похожи на римлян, живших в начале вашей эры.
– Рад слышать, что наконец-то ты признал, что я американец, а не кореец.
– Тс-с-с, – прошептала Дафна. – Сейчас она будет выступать. Разве это не прекрасно?
Кэти велела телевизионщикам занять первые ряды, а представителям печатных изданий, главным образом газет – разместиться сзади.
– Я рада, что все вы смогли прийти в такой день, который, вероятно, стал одним из самых напряженных дней в вашей жизни. Но все вы должны знать, почему погиб президент Соединенных Штатов. Почему он не мог не погибнуть. Никто, даже президент Соединенных Штатов, не может противостоять силам Вселенной. Пытаясь оказать давление на суд, чтобы тот осудил двух невинных носителей красоты и света, наш президент преступным образом навлек смерть на себя самого. Я хочу дать свет надежды всем американцам и выразить свои глубочайшие симпатии всем нам, и я молю нового президента не следовать по столь безрассудному пути, как его предшественник. Если бы президент прислушался к моему совету, данному ему в Белом Доме еще до того, как меня насильно выставили оттуда, он был бы жив сегодня.
– Но, мисс Боуэн, – заметил один из телерепортеров в первом ряду, – президент США жив.
– А как же авиакатастрофа?
Журналисты выразили удивление. Кэти Боуэн посмотрела на часы.
– Какой сегодня день?
– Среда, – ответили ей.
– Ч-черт! – выругалась она.
Спустя двадцать минут, когда самолет потерпел катастрофу, Федеральное бюро расследований арестовало Кэти Боуэн по обвинению в покушении на убийство, и дополнительным материалом по делу стали показания некоей Сестры, которая поведала историю соблазнения и заговора, про который она и знать не знала, что он приведет к гибели людей. Все, что ей надо было сделать, – это передать конверт одному человеку и сказать, чтобы распечатал его на своем рабочем месте. Она и не знала, что он был личным пилотом президента. Все, что она знала, – это то, что она сможет подняться до четвертого уровня в “Братстве Сильных”, если она окажет Братству эту маленькую услугу.
А ей это было нужно для ее карьеры актрисы – она хотела стать такой же знаменитой, как сама Кэти Боуэн.
Глава девятая
– Я не говорил, что в среду, – прошипел Рубин Доломо. – Я сказал, не удивляйся, если президентский самолет потерпит крушение в среду.
– Ты сказал, в среду, – возразила Кэти Боуэн. – Ты сказал мне, в среду. Ты сказал, что Беатрис сказала, в среду. – Кэти Боуэн огляделась по сторонам. Говорила она чуть приглушенными голосом. От Рубина ее отделяла стеклянная перегородка и металлическая сетка. – Я слышала, как ты сказал, в среду.
– Пусть даже так. Но зачем было созывать пресс-конференцию на среду?
Рубин бросил взгляд направо. Охранник сидел довольно далеко – предполагалось, что он ничего не должен слышать. Но Рубин не доверял предположениям. Не доверял он и всякого рода охранникам. Его передернуло при мысли, что он и сам может оказаться в месте, подобном этому.
– Беатрис говорит, мы вытащим тебя отсюда. Многое надвигается – очень серьезные события, которые просто перевернут все на сто восемьдесят градусов. Мы больше не будем мириться со всем этим, – гордо заявил Рубин.
Лицо Кэти было похоже на воздушный шарик, из которого выпустили половину воздуха. От былой энергии и живости, заставлявших ее улыбающееся лицо светиться, как неоновая реклама, не осталось и следа.
– Я не могу больше придерживаться моего положительного курса. Я теряю силы. Ты должен очистить меня, ты должен произвести чистку моего сознания.
– Именно за этим Беатрис и прислала меня сюда.
– Я всем обязана просветлению. А теперь я чувствую себя так, будто свет погас. Так я потеряю все.
– Ты же сама – руководитель отделения и настоятель храма. Ты должна сама знать, как производить чистку сознания.
– Это для меня чересчур. Я оглядываюсь по сторонам, и все что я вижу, – это решетка на окне и бетонные стены. Вместо туалета и ванной у меня просто унитаз в углу камеры и раковина. А камера у меня меньше, чем шкаф в моем доме. Вы должны мне помочь.
– Ладно. Что ты чувствуешь?
– Я чувствую, что я в тюрьме.
– В какой части тела сосредоточено это чувство?
– Везде.
– Хорошо. А как сильно это чувство?
– Подавляюще.
– Есть ли часть тебя, которая этого не чувствует?
– Мое кольцо. Мое кольцо этого не чувствует.
– Какая-нибудь часть тела.
– Уши. Да, уши не чувствуют, что они заперты.
– Сконцентрируй все свое внимание на ушах. Что ты чувствуешь?”
– Свободу. Свет. Силу.
– Вот видишь, твоя свобода по-прежнему с тобой. И только твое отрицательное сознание говорит тебе, что ты заперта. Пошевели руками. Они свободны?
Кэти помахала руками. И широко улыбнулась. И кивнула.
– Помотай головой. Она свободна?
Кэти взмахнула волосами и почти развеселилась.
– Свободна, – радостно поведала она.
– Тело, – продолжал Рубин.
Кэти вскочила со стула и запрыгала. Теперь она смеялась во весь голос.
– Я никогда не чувствовала себя настолько свободной. Я свободна!
Она кинулась навстречу Рубину и со всего размаху воткнулась в перегородку.
– Не обращай внимания, – поспешил сказать Рубин. – Не обращай внимания. Это не твоя стена. Не делай эту стену своей. Не делай ее своей тюрьмой. Это их стена.
– Их стена, – повторила Кэти.
– Их тюрьма, – сказал Рубин.
– Их тюрьма, – повторила Кэти.
– Они построили ее. Они заплатили за нее. Это их тюрьма.
– Их тюрьма, – повторила Кэти.
– Не твоя.
– Не моя.
– Ты свободна. Твои уши знают то, что забыло все остальное тело. Их проблемы – это их проблемы. А ты сделала их проблемы своими. Ты купилась на их отрицательную энергию.
– Их отрицательная энергия, – повторила Кэти.
– Ты всегда свободна. Если только ты можешь вступить в контакт со своими ушами, которые помнят твою свободу и силу, то ты будешь свободна, несмотря ни на что. Это они – узники.
– Бедняги. Я знаю, что они должны чувствовать. Мне их жалко.
– Правильно. Покуда ты знаешь, что узники – это они, а не ты, ты будешь свободна.
От радости Кэти забыла, что они с Рубином разделены перегородкой, и потянулась к нему. Но потом вспомнила, что это та самая перегородка, которая делает охранников и власти узниками их собственной отрицательной энергии.
Она послала Рубину воздушный поцелуй и, подумав немного, поделилась с ним кое-какими своими собственными наблюдениями:
– Помнишь, как мы узнали, что есть люди настолько переполненные отрицательной энергией, что они начинают излучать ее на всех, с кем сталкиваются? Так вот, незадолго до моей пресс-конференции ко мне в студию явился самый отрицательный человек из всех, с кем мне когда-либо приходилось встречаться, и заявил, что хочет участвовать в программе. Очень отрицательный. Он даже спорил с собственными спутниками. Среди них была одна из наших, наша Сестра. Да-да, позволь-ка мне перенестись сознанием к этой сцене.
Кэти закрыла глаза и сжала пальцами виски.
– Да, с ним был азиат. Азиат был очень милый. Девушка тоже была милая. А он был отрицательный. Да. И мне надо было бы быть умнее и не устраивать пресс-конференцию, когда он тут, рядом. Мне следовало бы перенести ее.
– Итак, ты нашла ту отрицательную силу, которая привела тебя сюда.
– Да, – продолжала Кэти. – Он просто излучал отрицательную энергию. А я не обратила на это внимания и поплатилась за это.
– У него были темные глаза?
– Да. Да. Я их вижу. Красивый. Высокие скулы.
– А запястья? Как выглядели его запястья?
– Толстые. Очень толстые запястья, как будто пальцы растут прямо из предплечья.
– Ох, – вздохнул Рубин и сунул руку в карман брюк, где у него была коробочка с таблетками.
Не глядя, он принял сразу две. Потом еще одну. Потом еще и еще – пока таблетки не заглушили чувство панического страха, охватившего все его существо.
