– Что за прелесть! – сказала молодая девушка, вышедшая в сад с молодым человеком. Они остановились как раз возле снеговика и смотрели на сверкающие деревья.
– Летом такого великолепия не увидишь! – сказала она, вся сияя от удовольствия.
– И такого молодца тоже! – сказал молодой человек, указывая на снеговика. – Он бесподобен!
Молодая девушка засмеялась, кивнула головкой снеговику и пустилась с молодым человеком по снегу вприпрыжку; так и захрустело у них под ногами, точно они бежали по крахмалу.
– Кто такие приходили эти двое? – спросил снеговик цепную собаку. – Ты ведь живёшь тут подольше меня; знаешь ты их?
– Знаю! – сказала собака. – Она гладила меня, а он бросал косточки; таких я не кусаю.
– А что же они из себя изображают? – спросил снеговик.
– Парочку! – сказала цепная собака. – Вот они поселятся в конуре и будут вместе глодать кости! Вон! Вон!
– Ну а значат они что-нибудь, как вот я да ты?
– Да ведь они господа! – сказал пёс. – Куда как мало смыслит тот, кто только вчера вылез на свет божий! Это я по тебе вижу! Вот я так богат и годами, и знанием! Я всех-всех знаю здесь! Да, я знавал времена получше!.. Не мёрз тут в холоде на цепи! Вон! Вон!
– Славный морозец! – сказал снеговик. – Ну-ну, рассказывай, рассказывай! Только не греми цепью, а то меня просто коробит!
– Вон! Вон! – залаял цепной пёс. – Я был щенком, крошечным хорошеньким щенком, и лежал на бархатных креслах там, в доме, лежал на коленях у знатных господ! Меня целовали в мордочку и вытирали лапки вышитыми платками! Звали меня Милкой, Крошкой!.. Потом я подрос, велик для них стал, и меня подарили ключнице, я попал в подвальный этаж. Ты можешь заглянуть туда; с твоего места отлично видно. Так вот, в той каморке я и зажил как барин! Там хоть и пониже было, да зато спокойнее, чем наверху: меня не таскали и не тискали дети. Ел я тоже не хуже, если ещё не лучше! У меня была своя подушка, и ещё… там была печка, самая чудеснейшая вещь на свете в такие холода! Я совсем уползал под неё!.. О, я и теперь ещё мечтаю об этой печке! Вон! Вон!
– Разве уж она так хороша, печка-то? – спросил снеговик. – Похожа она на меня?
– Ничуть! Вот сказал тоже! Печка черна как уголь; у неё длинная шея и медное пузо! Она так и пожирает дрова, огонь пышет у неё изо рта! Рядом с нею, под нею – настоящее блаженство! Её видно в окно, погляди!
Снеговик посмотрел и в самом деле увидал чёрную блестящую штуку с медным животом; в животе светился огонь. Снеговика вдруг охватило какое-то странное желание – в нём как будто зашевелилось что-то… Что такое нашло на него, он и сам не знал и не понимал, хотя это понял бы всякий человек, если, разумеется, он не снеговик.
– Зачем же ты ушёл от неё? – спросил снеговик пса, он чувствовал, что печка – существо женского пола. – Как ты мог уйти оттуда?
– Пришлось поневоле! – сказал цепной пёс. – Они вышвырнули меня и посадили на цепь. Я укусил за ногу младшего барчука – он хотел отнять у меня кость! «Кость за кость!» – думаю себе… А они осердились, и вот я на цепи! Потерял голос… Слышишь, как я хриплю! Вон! Вон! Вот тебе и вся недолга!
Снеговик уж не слушал; он не сводил глаз с подвального этажа, с каморки ключницы, где стояла на четырёх ножках железная печка величиной с самого снеговика.
– Во мне что-то так странно шевелится! – сказал он. – Неужели я никогда не попаду туда? Это ведь такое невинное желание, отчего ж бы ему и не сбыться? Это моё самое заветное, моё единственное желание! Где же справедливость, если оно не сбудется? Мне надо туда, туда, к ней… Прижаться к ней во что бы то ни стало, хоть бы пришлось разбить окно!
– Туда тебе не попасть! – сказал цепной пёс. – А если бы ты и добрался до печки, то тебе конец! Вон! Вон!
– Мне уж и так конец подходит, того и гляди свалюсь!
Целый день снеговик стоял и смотрел в окно; в сумерки каморка выглядела ещё приветливее: печка светила так мягко, как не светить ни солнцу, ни луне! Куда им! Так светит только печка, если брюшко у неё набито. Когда дверцу открыли, из печки так и метнулось пламя и заиграло ярким отблеском на белом лице снеговика. В груди у него тоже горело пламя.
– Не выдержу! – сказал он. – Как мило она высовывает язык! Как это идёт к ней!
Ночь была длинная-длинная, только не для снеговика; он весь погрузился в чудные мечты – они так и трещали в нём от мороза.
К утру все окна подвального этажа покрылись чудесным ледяным узором, цветами; лучших снеговику нечего было и требовать, но они скрывали печку! Стёкла не оттаивали, и он не мог видеть печку! Мороз так и трещал, снег хрустел, снеговику радоваться бы да радоваться – так нет! Он тосковал о печке! Он был положительно болен.
– Ну, это опасная болезнь для снеговика! – сказал пёс. – Я тоже страдал этим, но поправился. Вон! Вон! Будет перемена погоды!
И погода переменилась, началась оттепель.
Капели поприбавилось, а снеговик поубавился, но он не говорил ничего, не жаловался, а это плохой признак.
В одно прекрасное утро он рухнул. На месте его торчало только что-то вроде железной согнутой палки; на ней-то, когда лепили, мальчишки и укрепили его.
– Ну, теперь я понимаю его тоску! – сказал цепной пёс. – У него внутри была кочерга! Вот что шевелилось в нём! Теперь всё прошло! Вон! Вон!
Скоро прошла и зима.
– Вон! Вон! – лаял цепной пёс, а девочки на улице пели:
Цветочек лесной, поскорей распускайся!Ты, вербочка, мягким пушком одевайся!
Кукушки, скворцы, прилетайте,Весну нам красну воспевайте!И мы вам подтянем: ай, люли-люли,Деньки наши красные снова пришли!
О снеговике же и думать забыли!
Снежная королева. приключения в семи сказках
Сказка первая, в которой говорится о зеркале и его осколках
Ну, начнём! Вот дойдём до конца нашей сказки, тогда будем знать больше, чем теперь.
Жил-был тролль, злой-презлой – сущий дьявол! Как-то раз он был в особенно хорошем настроении, потому что смастерил зеркало, отражаясь в котором, всё доброе и прекрасное почти исчезало, а всё плохое и безобразное, напротив, бросалось в глаза и казалось ещё отвратительней. Красивейшие виды, отразившись в нём, казались варёным шпинатом, а лучшие из людей – уродами; или же чудилось, будто люди эти стоят вверх ногами, а живота у них вовсе нет! Лица в этом зеркале искажались до того, что их нельзя было узнать, а если у кого на лице сидела веснушка, она расплывалась во весь нос или щёку. Тролля всё это очень потешало. Когда человеку приходила в голову добрая, хорошая мысль, зеркало тотчас строило рожу, а тролль не мог удержаться от хохота, так он радовался своей забавной выдумке. Ученики тролля – а у него была своя школа – рассказывали о зеркале как о каком-то чуде.
– Только теперь, – говорили они, – можно видеть людей, да и весь мир, такими, какие они на самом деле!
И вот они принялись носиться по свету с этим зеркалом; и скоро не осталось ни страны, ни человека, которых оно не отразило бы в искажённом виде. Напоследок ученикам тролля захотелось добраться и до неба, чтобы посмеяться над ангелами и Господом Богом. И чем выше они поднимались, тем больше кривлялось и корчилось зеркало, строя рожи, – трудно было в руках его удерживать. Всё выше и выше, всё ближе к Богу и ангелам летели ученики тролля, но вдруг зеркало так перекосилось и задрожало, что вырвалось у них из рук, полетело на землю и разбилось вдребезги. Разбилось оно на миллионы, биллионы, несметное множество осколков, а эти осколки наделали несравненно больше вреда, чем само зеркало. Некоторые осколки, крошечные, как песчинки, разлетаясь по белу свету, попадали, случалось, в глаза людям, да так там и оставались. И вот человек с осколком в глазу начинал видеть всё навыворот или замечать в каждой вещи одни лишь её дурные стороны, потому что в любом осколке сохранились все свойства целого зеркала. Другим людям осколки проникали прямо в сердце – и это было хуже всего: сердце тогда превращалось в кусок льда. Попадались между осколками и такие большие, что ими можно было бы застеклить оконную раму; но в окна с такими «стёклами» не следовало смотреть на своих добрых друзей. Иные осколки были вставлены в очки; но стоило людям надеть эти очки, чтобы лучше видеть вещи и вернее судить о них, как приходила беда. А злой тролль этому радовался и хохотал до рези в животе, словно от щекотки. И много осколков зеркала всё ещё летало по свету. Послушаем же про них.
Сказка вторая. Мальчик и девочка
В большом городе, где столько домов и людей, что не всем удаётся отгородить себе хоть уголок для садика и где поэтому очень многим приходится довольствоваться комнатными цветами в горшках, жили двое бедных детей, но их садик был побольше цветочного горшка. Они не были родственниками, но любили друг друга, как брат и сестра.
