Юноша улыбнулся и положил руку на оголовье меча.
– …Ты же воин, и встретишь Судьбу, не мигнувИ не дрогнув. И если чужую странуНадо взять на клинок,Ты возьмешь ее в сладостной ярости битв,Ради той, что из облачной выси глядит.А раз так, даже если ты будешь убит,—Все равно!
Конец первой Части
Часть вторая
Разбойник
Он сотню ворогов сгубил,
Отважный Шир-Танах.
И сотню девственниц. Он жил,
Как бог: сражался,
пел, любил…
А нам плевать, каким он был!
Теперь он просто прах.
Надпись на придорожном камне
1
Сотник Баррар, начальник пограничной стражи крепости Стур-а-Карн, внимательно, с ног до головы, оглядел вновь прибывшего и позавидовал его стати: совсем сопляк, а мускулы – как у победителя Игр.
«Если этот парень захочет завербоваться в императорские наемники,– подумал он,– проблем у него не будет».
Возможно, то же мнение сложилось у десятника, который встретил Фаргала у ворот крепости. Эгерини он показался чем-то схожим с другим десятником, угощавшим юношу форелью на противоположном берегу.
– Есть что на продажу? – спросил карнагриец.
Фаргал покачал головой.
– Тогда пошли.
Десятник отвел эгерини в душную комнатенку.
Фаргал увидел обширный стол, за которым обосновался тщедушный телом, но важного вида писец.
Над лысой головой писца вяло свисал прикрепленный к стене желтый флажок с именем Императора.
– Коня нет, товаров нет, один человек, мужчина, свободный,– сказал десятник.
– Один человек, пеший, мужчина – три медяка,– не поднимая головы произнес писец и достал лист бумаги с уже оттиснутой печатью.
Фаргал полез за кошельком, задел ножны меча. Металл звякнул о дерево. Писец поднял голову – он оказался намного моложе, чем предполагал Фаргал,– и посмотрел на ограненный берилл, украшающий эфес меча юноши.
– Не положено.– Кривоватый палец писца указал на дар Таймат.
– Я – жрец,– с достоинством произнес Фаргал и потянулся за медальоном богини.
– Не положено,– равнодушно сказал писец.– Правом ношения оружия на землях Величайшего Владыки, Императора, Царя царей Аккарафа – да продлятся его годы! – пользуются только карниты благородного происхождения, воины Царя царей, воины Владык земель, стражники городских советов и послы дружественных государей, равно как и сопутствующие им воины, числом не более тридцати трех. Ты – посол?
– Я – жрец Таймат,– стараясь сохранить спокойствие, возразил Фаргал.– И мой меч – дар богини. Закон…
– Ты на Земле Карнагрии,– перебил писец.– Положи меч сюда,– он похлопал по столу.– Он, согласно закону, будет передан Владыке Земли Карн-Апаласар. Учитывая, что ты молод и первый раз преступил закон, я ограничусь штрафом в две серебряные монеты.
Сотник, спустившийся вниз, заглянул в комнатушку чиновника.
«У парня – неприятности»,– подумал он.
На то, что Фаргал вооружен, ни он, ни десятник не обратили внимания. Здесь, на границе, к законам об оружии относились не так строго. Да и закон достаточно гибок – за те же две серебряные монеты этот лысый гриф нашел бы лазейку, чтоб составить разрешение. Блохе понятно, чиновнику приглянулся сам меч. Наверняка рассчитывает получить за него куш от Владыки Аракдени.
Сотник вошел в комнату.
– Я могу купить у тебя оружие,– сказал он.
Сделал он это предложение из симпатии к парню, но, взглянув на меч, решил, что приобретение будет выгодное.
– Ты не можешь купить у него меч! – взвизгнул чиновник.
Сотник усмехнулся:
– Налог на товар, привезенный с целью продажи в Пограничье, я заплачу сам!
Это был ловкий ход. Теперь даже оштрафовать Фаргала чиновник не мог. Конечно, десятник сказал: «Товаров нет», но неужели солдат не поддержит своего начальника?
Фаргал не понял, что ему хотят помочь, и вскипел.
– Ты не получишь меча, пес! – зарычал он, обнажив клинок и разворачиваясь к сотнику.
От мысли, что у него собираются отнять дар Таймат, юноша потерял голову.
И немедленно поплатился.
Десятник, оказавшийся у эгерини за спиной, быстро и расчетливо ударил юношу по затылку рукоятью кинжала. Фаргал рухнул на пол.
Сотник Баррар поднял выпавший из руки юноши меч, взглянул на него с сожалением и положил на стол.
Чиновник, который даже глазом не моргнул, так как был абсолютно уверен, что воины уложат юнца, придвинул оружие к себе.
– В цепи его,– распорядился он.– Я думаю, этот эгерини – шпион.
«Он просто глупый мальчишка»,– подумал сотник.
Но не стал возражать. Он больше не симпатизировал нахальному чужеземцу.
– В цепи его – и в тюрьму,– приказал он.
«Посидит недельку в застенке – поймет, что почем,– решил сотник.– А потом без шума отправим его домой. Тем более – жрец».
В Карнагрии Таймат не особенно чтили, но богиня есть богиня. Осерчает – беды не миновать.
Но намерения Баррара не осуществились. На следующее утро прискакал гонец из Нурты. Привез приказ самого Владыки Аракдени: доставить эгеринского шпиона в столицу Земли Карн-Апаласар.
Закованного в трехпудовые кандалы, голодного и злого Фаргала вывели из застенка, бросили на повозку и вывезли из крепости. Золотой Лев на флаге весело скалился вслед.
2
Врезанная в стену крепости камера, в которой эгерини провел прошлую ночь, показалась бы дворцом в сравнении с тем местом, куда его бросили по приказу Владыки Аракдени.
Огромная выгребная яма. Вонь, жижа, хлюпающая под ногами, рои кусачих мух и ползучей отвратительной мерзости. Вдобавок жара: полуденное солнце било сверху, сквозь железную решетку.
Фаргал задохнулся от смрада, ослеп от роящихся, лезущих в глаза насекомых. Тяжеленные цепи оттягивали руки, но хуже цепей угнетало унижение. Ни разу в жизни Фаргал не подвергался подобному.
Его привезли на телеге, как свинью, которую собирались зарезать. Четверо солдат очень быстро показали юноше, что безоружный, в цепях, он, несмотря на всю свою силу, совершенно беспомощен. При малейшей попытке сопротивления Фаргал оказывался на земле и получал увесистый удар древком копья. На боль ему было наплевать, но ворочаться в грязи, словно перевернутая на спину черепаха…
Пока Фаргала везли через город к крепостной стене, окружавшей дворец Владыки, он изнывал от бессильной ярости. Сотни людей глазели на его унижение. А ведь вместе с Фаргалом унижали и богиню. Юноше было так стыдно, что он не смел даже молить Таймат о помощи. Голый (одежду, деньги, талисман жреца забрали еще вчера, когда он валялся без сознания), грязный, искусанный москитами и вшами, гнездившимися в соломенной подстилке камеры, Фаргал перестал быть самим собой.
