повернулся к Ёлмак-хану, тыча в него пальцем, трясясь от злости.
— Я не кинул монетку, — сквозь зубы произносил Роберт, — сделки не было.
— Парниша, — пододвигался ближе Ёлмак-хан, отчего Роберт становился в стойку, — я ведь повелитель Тамага. Мира мёртвых. Я владею вами. Всеми вашими паршивыми душами. И я, парниша, не люблю, когда меня обманывают.
Ёлмак вышел из тени, что стали видны его пятак с золотым кольцом в нём и густые чёрные усы, завёрнутые на конце.
— Да мне плевать, что ты там хочешь и чем владеешь. — собирал всю злость в кулак Роберт. — Я не твой.
— Лишь наполовину. Как там, у ваших душ, принято? «Стакан наполовину полон, наполовину пуст»? Твой стакан наполовину мой, а я люблю, когда всё цельно, парниша.
Костлявой рукой Ёлмак-хан протянул ему большую медную монету, пытаясь передать её Роберту, но тот отказывался, чем насмешил саму смерть. Красные глаза Ёлмак-хана загорелись ярче, и поневоле рука Роберта сама по себе, поневоле, открывалась и принимала монету.
— Я не буду. — сопротивлялся Роберт.
Но ничего не удавалось, поэтому Роберт всё равно подкинул в воздух монету, поймав её, когда она падала в открытую ладонь.
— Тенин. Забыл? — убеждал его Ёлмак-хан.
Но Роберт не смотрел на результат, лишь закрыв пальцами монетку. Ёлмак-хан злобно взглянул на него, а лицо Роберта из напряжённого преобразовалось в усмехающееся.
— Я же читал про тебя всё, идиот. Я всё про тебя знаю.
— Может и так. А читал ли, что с тобой будет?
— Читал. Зато я выиграю время.
Роберт понёсся к лестнице наверх.
— Знай, что братец девчонки у меня. И он почти готов.
Эта фраза заставила остановиться Роберта. Он взглянул на поросячий вид Ёлмак-хана.
— До встречи, получается?
Роберт вышел из подвала, закрывая за собой дверь. В темноте разбитый Кёзюм тянулся к двери, плача через свои мелкие глазки.
— Родная моя. Моя родная. Как же так? Я был так близок.
— Вставай, — приказал ему Ёлмак-хан, — слушай создателя. У тебя есть последний шанс.
Роберт подбежал к Ксюше, что пыталась сдержать слёзы, испуганному Артуру, что держал в руках трубу от швабры, и Маше, которая не могла поверить в картину, состоявшуюся на кухне.
— Ксюша! — взялся за плечи девушки одной ладонью и кулаком, в котором сжималась монета, Роберт. — Ты как, Ксюша?
— Я в порядке. Я в порядке. Ты как?
— Кто это, подскажешь, Роб? — готовый сражаться алюминиевой трубой вопрошал Роб.
— ИКБ не надо было прогуливать, Арт.
— Так я с тобой его и прогуливал.
— К машине, быстрее. И выброси эту трубу. Ты с духами шваброй сражаться собрался?
Артур выбросил подальше трубу, взял Машу, а Роберт схватился за ладонь Ксюши, и они побежали к выходу, залезая в машину по своим местам. Артур теребил зажигание, но мотор не поддавался. Вот-вот и к ним вышел Кёзюм в своём обличии, торопился остановить группу, спотыкаясь об свои же ноги.
— Давай же, твою мать! — кричал Роберт.
— Ты не помогаешь, Роб!
— А ты только крик понимаешь!
— Не смей кричать на него! — защищала своего жениха Маша.
Наконец машина завелась, а возле них уже был Кёзюм, почти подбежав.
— Врубай дальние!
Артур послушался Роберта — свет загорелся на уродливого Кёзюма, отчего тот мигом воспламенился, в агонии кривляясь, словно дождевой червяк на суше. Артур резко выехал вперёд, откидывая горящего Кёзюма, а после сделал полицейский разворот, пытаясь быстрее умотать в этого места, выезжая на трассу и топя педаль газа. Они ехали и ехали в молчании, даже не включая музыку. Каждый был в шоке по-своему: от увиденного, произошедшего, от своей памяти и оттого, что не думали, что поездка в другой город обернётся именно так. Не думали, что на самом деле существуют какие-то злобные духи, о которых говорили им родители, учителя, учебники, страницы и записи. Ехали в молчании, рефлексируя увиденные бездыханные тела, говорящую свиную голову или мохнатого тощего мужика, который никак не мог умолкнуть.
— Может, как-нибудь обсудим произошедшее? — как бы невзначай предложил Артур.
— Твою мать! — начала кричать Маша, что до этого сидела в полном ступоре. — Твою же мать! Там были трупы! У них наверняка были родные, любимые! Они хотели лечь спать и заработать деньги! А они лежали! Мёртвые!
— Что это было? — всё же хотела выяснить Ксюша.
— Кёзюмензе, — начал рассказ Роберт, — злой дух парня, что когда-то боялся признаться в любви девушке, а потом стал аскетом, что претворяется другими людьми, съедая их души.
— А я видимо напомнила ему его любовь?
— Так и есть. Если он видит похожую на его Изольду, то сдаёт себя с поличным. Тут он действовал более профессионально, чем описано Тимером. Научился, тварь.
— Это жутко. Теперь я хочу в душ после этого.
— Как же я не догадался?
— Теперь каждого ненормального типа считать злым духом? — нервно усмехался Артур.
— Не исключено, Арт. Я теперь буду всю жизнь смотреть на психов, думая, что они злые духи. Всю оставшуюся жизнь.
Роберт посмотрел на сжатую ладонь, где лежала монета.
— Есть тряпка или салфетка?
Из бардачка Маша достала салфетки, передав их Роберту, не забывая добавить, что видела трупы. Роберт расправил пару салфеток, чтобы они не просвечивали, расправил ладонь и сжал салфетки, чтобы закрыть результат, который выдала монета.
— А кто такой свиная морда? — спрашивала дальше Ксюша.
— Ёлмак-хан. Бог смерти, создатель всех духов, — говорил Роберт, засовывая в карман джинсов свёрнутую монету, — играет с тобой «орёл или решка», где всегда будет решка и ты всегда проиграешь. У тебя нет другого выбора, даже отказаться не можешь — он придёт за тобой, когда захочет.
— Что он имел ввиду, когда говорил, что половина души у него?
Гробовая тишина повисла в машине — никто не смел ответить на этот вопрос. Роберт собирался духом, повернулся к Ксюше и пытался разбавить улыбкой сложную тему.
— Я пытался покончить собой. Пару лет назад.
— Зайчик, — утешающе поглаживала руку Роберта Ксюши, —
