разочарование.
– Ах вот вы о чем… Извините, но я просил звонить, если у вас появятся соображения по поводу расследования дела. – Он говорил мягко, но, как и предполагал Такэси, на ее просьбу ответил отказом.
– Понятно. Но я была бы благодарна, если б вы показали мне его почту, или сообщения, или журнал телефонных звонков.
– Вот чего вы хотите…
– Прошу вас.
Какитани задумался:
– Тогда подождите немного.
Очевидно, он советовался с кем-то – может быть, с Когурэ. Был слышен голос Какитани, но слова звучали неразборчиво.
– Извините, что заставил ждать, – Какитани вернулся к разговору, – но, к сожалению, сейчас это невозможно.
– Почему? Ведь у меня алиби. Я совершенно точно не преступница и как член семьи покойного имею право посмотреть, разве нет? Обещаю, что никому другому это не покажу, даже дяде. – Маё попробовала использовать дядины аргументы.
– Я вас понимаю. Очень хорошо понимаю ваши чувства. Тем не менее, даже если вы никому не покажете, все-таки можете случайно проговориться.
– Не проговорюсь, поверьте мне.
– Дело не в том, верю я вам или нет. Просто мы в интересах следствия стараемся избегать любых рисков. Поймите, пожалуйста. Прошу прощения, у нас начинается совещание; на этом разрешите закончить. Еще раз извините и до свидания.
– Но все же… – Маё хотела еще сказать, что она родственница, но в трубке уже воцарилась тишина.
Переведя дух, она позвонила Такэси и рассказала о разговоре с Какитани.
– Все-таки не вышло… – констатировал дядя. – Какитани неплохой человек, и я надеялся, что как-нибудь получится.
– Он с кем-то советовался.
– С Когурэ, это точно… Ладно, тогда покончим с этим.
– С чем с этим?
– Потом объясню. Пока!
Маё посмотрела время. Было начало десятого. Она достала из шкафа траурное платье. Вчера перед сном она вынула его из чемодана и повесила на плечики. Платье было куплено, когда умерла Кадзуми, и с тех пор не надевалось.
Смартфон оповестил о новом сообщении. Это был Кэнта: «Доброе утро! Держись, ведь все на тебе. Вечером увидимся». Она ответила: «Спасибо. Выезжаю по делам».
Достав из чемодана большую сумку и добавив к ней черную сумочку через плечо, Маё вышла из номера. Она привезла большую сумку, помня по похоронам Кадзуми, сколько появится разных вещей – подарков, пачек траурных телеграмм, договоров с подрядчиками…
Маё попросила хозяйку вызвать такси и в ожидании стала просматривать новости. Ее успокоило попавшееся на глаза сообщение, что признаки распространения коронавируса в Токио пошли на спад. Значит, Кэнте будет проще приехать.
Прибыло такси, и Маё поехала к родному дому. Глядя из окна машины, она заметила, что людей на улице стало больше, даже по сравнению со вчерашним днем. Неужели так быстро сказалась информация о ситуации с «короной» в Токио? Несомненно, постоянно меняющиеся сообщения о нарастании и снижении угрозы вируса приучили людей действовать быстро.
К дому она подъехала без пяти десять. Перед воротами стоял молодой полицейский в форме. Маё сообщила ему, в чем дело.
– Я в курсе. Пожалуйста, можете войти.
– Спасибо, но мне нужно подождать тут дядю.
– Если это тот, о ком я думаю, то он внутри.
– Уже?
– Минут десять как вошел.
– Да?
Маё быстренько прошла в ворота и открыла входную дверь. За ней, перед входом в кабинет, стоял еще один полицейский в маске. Увидев ее, он выпрямился.
На полочке для обуви Маё увидела две пары туфель. Одна пара, весьма поношенная, принадлежала, видимо, полицейскому. Другая, кожаная, была почти новая.
Маё, спросив разрешения у полицейского, заглянула в кабинет. Но Такэси там не оказалось.
– Брат покойного поднялся на второй этаж, – вежливо сказал полицейский.
– Спасибо.
Пока Маё шла по коридору, Такэси стал спускаться по лестнице. К ее удивлению, он был в траурном костюме.
– Дядя, ты же сказал, что мы встречаемся перед входом.
– Приехал немного раньше. Подумал, что ждать – зря время тратить. Ты же не против?
– Не против. Но вот твой траурный костюм…
– Что, странно выглядит? Вообще-то, родственники на поминальной ночи должны быть в трауре.
– Да не в этом дело; я спрашиваю, где ты его взял. Напрокат?
– Мой собственный. Ну хоть траурный костюм у меня должен быть?
– Где ты его держал?
Такэси хитро прищурился.
– Неважно где.
– Мне интересно, где все-таки.
– В камере хранения на вокзале. Чтобы не таскать с собой.
Маё показала на правую руку Такэси. В ней была маленькая сумка.
– Какая же ты придирчивая! Муж тебя возненавидит.
Такэси с раздражением открыл «молнию» на сумке. Маё не ожидала увидеть там конверт для траурного подарка.
– Может, лучше отдать тебе его сейчас? Я-то думал, что лучше вместе со всеми гостями на похоронах…
– Давай сейчас, спасибо.
Маё положила переданный Такэси конверт в сумку и вздохнула. При мысли о том, что теперь она должна принимать такие подарки, на нее снова нахлынула грусть.
Когда они вернулись к кабинету, полицейский выдал им по паре перчаток. Полиция не хотела, чтобы оставались лишние отпечатки.
Открыв дверь и войдя в кабинет, они огляделись. Там по-прежнему все было разбросано. Как и говорил Такэси, не бросалось в глаза, чтобы искали что-то конкретное. Несомненно, разгром учинили с единственной целью – симулировать кражу.
Тут Такэси выругался.
– В чем дело?
Он показал на книжную полку.
– Полиция забрала телефон с факсом. Брат часто звонил по нему, когда был дома.
– Точно. Он еще говорил, что опасается излучения от мобильного телефона.
– Наверное, не избавился от старых предрассудков. Я надеялся, что, если не отдадут его смартфон, можно будет посмотреть журнал звонков на факсе… – Такэси разочарованно поджал губы.
Маё подошла к книжным полкам. Ящики были выдвинуты, их содержимое валялось на полу. Она подняла лежащую среди прочего авторучку «Монблан». Кадзуми подарила ее мужу на десятую годовщину их свадьбы, а ответ получила, кажется, жемчужное ожерелье. Маё помнила, как они втроем ходили отметить это событие. За окном ресторана виднелся красивый ночной пейзаж. Подавали больших и очень вкусных жареных креветок, все было просто великолепно.
Потом она подобрала отцовские очки для чтения. Из-за астигматизма он обычно носил очки в круглой оправе, а этими пользовался только когда брался за книгу. В пенсне Маё впервые увидела отца незадолго до его пятидесятилетия. Она тогда остро почувствовала, что он стареет.
Маё взглянула на дядю. Тот стоял спиной к выходу во двор и оглядывал комнату.
– Ты что делаешь?
Такэси неторопливо скрестил руки на груди.
– Пытаюсь представить себе психологию преступника. Почему он так разгромил комнату…
– Как! – Маё нахмурилась. – Ты опять думаешь об этом? Не ты ли говорил, что он пытался представить все как обычное воровство? И сейчас все сначала? – спросила
